не прикоснётся к пламени, как бы сильно оно его ни манило. Заряда, который он получил бы от такой близости, хватило бы подпитывать то, что он собирался сделать.
Словно услышав мысли Азагота, гриминионис, мужчина трёх футов ростом, закутанный в чёрный плащ, выскочил из винтовой лестницы позади и пронёсся к алтарю в центре зала. Место, где он родился. Благодарный за то, что отвлёкся от соблазна адского огня, Азагот похлопал по крышке алтаря.
— Запрыгивай сюда, Азраэль. Не думаю, что будет больно. По крайней мере, не так сильно, как твоё создание.
Азраэль, получивший ангельское имя Азагота, был первым гриминионисом и формой, по которой были созданы остальные. Что бы с ним ни сделали, остальные получат то же самое. Именно поэтому Азраэль никогда не покидал Шеул-Г ра.
С лестницы в комнату донеслись тяжёлые шаги, и мгновение спустя Гадес нырнул в дверной проём, его синий ирокез задел верхнюю часть косяка и поднял облако пыли.
— Какого чёрта ты вызвал меня во время еженедельной инспекции Чистилища? — Он хмуро посмотрел на Азраэля, отряхивая пыль с обнажённых плеч. Парню не нравились футболки, на что его подруга Катаклизм жаловалась, потому что не могла купить ему какую-нибудь традиционную человеческую одежду под названием «уродливый рождественский свитер». По крайней мере, Гадес круто выглядел в брюках, даже если они были облегающими, вызывающими тошноту, и меняющими цвет.
— И что ты с ним делаешь? — Азагот достал стеклянный флакон и пластиковый контейнер из сумки, которую он принёс. — Улучшаю навыки.
Взгляд Гадеса переместился к адскому огню, и тоска замерцала в льдисто-голубых глубинах глаз. В отличие от Азагота, он никогда не прикасался к пламени, но чувствовал приток зла и силы, которые оно несло. Пот выступил бисеринками на его лбу и груди, когда он боролся с притяжением, и резким, нескоординированным движением развернулся к Азаготу.
— Улучшаешь навыки? — хриплым голосом спросил он, пытаясь противостоять адскому пламени. — Для чего? Чтобы эффективнее собирать души? Они чувствуют смерть за несколько секунд.
Гриминионисы собирали не только злые души. Иногда они приносили и сомнительные человеческие души, и Азаготу приходилось разбираться с ними. Оставить их себе или отправить на Небесную переработку, скорее всего, в то, что одни называют Лимбо, а другие Чистилищем, где они пробудут до Судного дня. Но вопрос Гадеса справедлив. За тысячи лет Азагот не внёс никаких изменений в созданных им маленьких помощников-демонов. Не было нужды. За заметным исключением Сатаны, никто никогда не угрожал ему или его семье.
Всё изменилось.
— Представь, насколько эффективнее они собирали бы души, не приходись им ждать смерти? — Азагот налил драгоценную каплю жидкости из флакона в чашу, сделанную из человеческого черепа. — Будь у них возможность убивать.
— Они уже могут.
— Только если я разрешу. — Даже тогда способность вызывать сердечный приступ или аневризму лишь временная. — Я собираюсь одарить их всех. Навсегда
— Интересно. — Гадес наблюдал, как Азагот шестом подтолкнул чашу к краю огня. — Но разве Небеса не охренеют.
— Да. — То, что Азагот собирался сделать, не просто запрещено; это эпический запрет, как сказал бы его сын Джорни. В последнее время он был в эпическом ударе, используя «эпически» как любимое — и часто употребляемое — слово. — Вот почему я им не скажу.
— А… зачем? — Гадес вытер пот со лба. — Я всегда думал, что у гриминионисов есть сила убивать. Но почему сейчас?
Обычно Азагота раздражали расспросы, но Гадес был с Азаготом тысячи лет, и какие бы планы ни строила для него судьба, Гадес был связан с ними.
Пламя лизнуло чашу, и жидкость внутри, яд из клыков сатаны, начала испаряться. Азагот притянул чашу обратно и осторожно поставил на алтарь рядом с Азраэлем.
— Ты сам сказал вчера — дерьмо становится странным. После смерти Баэля будут последствия, и я не доверяю Небесам. Он давно перестал доверять ангелам, и теперь, когда больше не отвечал за создание Мемитимов, его полезность, по их мнению, могла уменьшиться. Ему нужно действовать на опережение, чтобы защитить себя, свой мир и свою семью.
— Ты не убивал Баэля, — указал Гадес. — Его уничтожил Сайфер. Молок захочет отомстить ему, а не ему.
И разве это не больная тема? Азагот хотел смерти Баэля. Он хотел сам убить — и забрать душу — падшего ангела, который убил нескольких сыновей и дочерей Азагота. Но его уничтожил Сайфер, и душа Баэля слилась с душой его брата-близнеца Молока.
— Молок не хочет отомстить, — сказал Азагот. — Он хочет, чтобы я освободил Сатану из тюрьмы, в которую его поместил Ревенант и Ривер. — И Молок сделает ради этого всё.
Гадес рассмеялся, его клыки блеснули в свете пламени.
— Очевидно, ты не собираешься этого делать. А зачем я здесь?
— Мне нужна твоя ДНК. — Азагот взял щепотку свежемолотого порошка из когтей Кромсателя душ из контейнера, который принёс, и высыпал в дымящуюся чашу.
Жидкость зашипела и заискрилась, и несколько секунд спустя чёрный, дурно пахнущий дым поднялся тонкой струйкой, которая вцепилась в Азагота маленькими острыми зубками, и он попытался отмахнуться от него.
— Моя? Зачем?
Струя удлинилась, и тупая головка скользнула к Азраэлу.
— Потому что этого требует заклинание.
— Моей ДНК. — Гадес скептически на него посмотрел. — Конкретно.
— Да.
Теперь скептицизм Гадеса практически растёкся лужей по полу.
— Где ты взял это заклинание?
Струя дыма исчезла под капюшоном Азраэля.
— От Орфмэйджа, которого шантажировал.
— Нужны внутренности?
— Ага.
Выругавшись, Гадес провёл рукой по верхушке ирокеза.
— Эти ублюдки ненавидят меня.
Азагот фыркнул.
— Вероятно, поэтому он сказал, что мне нужно отрезать кусок твоего крыла тупым ножом. — Он взглянул на Гадеса, когда тот подвинул миску ближе к Азраэлю. — Он был очень конкретен по поводу того, что лезвие должно быть тупым.
— Вот он говнюк.
— Да. — Азагот не потрудился скрыть веселье в голосе. — Возможно. Но он предупредил, чтобы я точно следовал рецепту. В противном случае, он сказал, что мои гриминионисы превратятся в гнилостных жаб. Я определённо этого не хочу. — Встревоженная, пронзительная болтовня Азраэля ясно давала понять, что он тоже не хочет.
Гадес снова выругался, но его крылья вырвались из спины, сбивая банки с полок и царапая потолок.
— На, ублюдок, режь.
Азагот быстрым движением запястья отрезал кончик. Гадес переживал боль, бродя по комнате, собирая кувшины и проверяя предметы, настолько могущественные или секретные, что Азагот хранил их здесь, а не выставлял в комнате, где хранил большинство своих ценных артефактов.
— Ты уверен, что не станешь использовать улучшенные способности, чтобы преследовать врагов? — спросил он, останавливаясь перед подносом, накрытым бархатной тканью.
Азагот бросил кусочек крыла в чашу.
— Думаешь, я бы использовал их как
