кровати, ломая все на своем пути: стол, стулья, мольберт… Я проснулась в холодном поту и прижалась к Тахиру крепче.
Мне хотелось бежать.
Руки пускались в дрожь, когда я выкладывала кисти из упаковок и готовила все необходимое для работы. Живопись всегда меня успокаивала. А сейчас мне нужно успокоиться, потому что сделать я ничего не могу.
Я заперта здесь.
Со знанием того, что от моего бывшего босса никто не уходил живым.
* * *
Я вышел из машины и вздохнул глубже. Дом в лесу встретил тишиной и неповторимыми осенними запахами.
Вот куда бы Марину привезти. Ей тут и рисоваться должно лучше и спаться спокойней. Сегодня она вздрагивала ночью. Маленькую девочку напугать несложно, но это не значило, что врага можно недооценивать.
Клиника была надежно охраняемым местом, но территория поселка защищена лучше. Наши пограничники работали оперативно и действовали жестко в случае нарушения границ. Протащить кого-то вне системы сюда непросто, и тут мне было бы спокойней за Марину. Надо будет еще к Демьяну заехать сегодня и потрясти его насчет ее дела. Но сначала нужно поковыряться в базах данных из такого места, из которого не засекут.
Из моего подвала.
Я пошел к крыльцу и набрал номер сына.
Но он не ответил. И это начинало дико нервировать. В каком он состоянии звонил из госпиталя – черт его знает. А если ему стало хуже?
– Черт, Эльдар! – выругался я вслух. – Вот только с тобой проблем не хватало! Почему именно сейчас?!
Вот кого бы точно привязать к кровати, когда появится на пороге. Я даже с удовольствием обучу Марину этому искусству на живом подопытном!
Войдя в гостиную, я задержался на пару вдохов, привычно анализируя запахи. Охрана охраной, а осторожность не помешает. Но тут в мое отсутствие ничего особенного не произошло. Что-то пропало в холодильнике разве что. И когда уже в доме перестанет быть так одиноко и холодно?
Я прошел в кухню, бросил куртку, стянул рубашку и, подумав, завязал ее на бедрах – так запах Марины останется со мной на весь день. Правда, в первые секунды вскрытия холодильника я перестал его слышать из-за тухлятины. И такая злость накатила, что я просто выпал в нее без осадка. Схватил чертову миску с остатками салата и запустил в открытое окно. Взбесило все и сразу! Чертов Демьян со слежкой, заключение Марины, блудный сын – жив или нет? Почему, когда я имею шанс на счастье, его у меня выгрызают вместе с куском сердца?!
Отдышавшись, я оглядел кухню и направился делать кофе. Сейчас, по крайней мере, речь не идет о битве со смертью – Марина не страдает смертельной болезнью. А значит, у меня есть шансы вылезти самому и вытащить ее.
Через пять минут я уже щурился в монитор. И первое, что меня напрягло – никакого Иосифа Вальдмана в базе данных не было. О чем это могло говорить? О многом. Самое простое и логичное – он не допустил, чтобы Марина узнала его настоящее имя. Второе – Марина мне соврала. Могла? Вполне. Мои внутренние «детекторы лжи» уже надежно слиплись от сахарного сиропа из романтических гормонов.
Протерев лицо и хлебнув кофе, я продолжил рыть дальше. Работать без зацепок было трудно, картины Марины не связывались с наркоторговлей… пока я не влез с этим вопросом в широкую сеть.
И вот там нашлась неплохая версия, как именно этот Вальдман перевозил «запрещенку». В картинах. Новый материал, из которого создавали рамы, не позволял даже современной технологии обнаружить контрабанду.
Перед глазами возникла моя Марина. Почему она не берет краски в руки? Узнала, для чего именно писала картины? Твою ж мать… Не делала она никаких реплик. Вот в чем ложь. Она узнала, что на самом деле ее искусство никому не нужно. Только как обертка для другого груза.
Только тех, кто перевозит картины через границу, тысячи. А бить рамы всем картинам на таможне не будешь.
Я выругался и глянул на часы. Далеко за полдень. Но поковыряться было в чем, и я решил не отрываться… Но не тут то было. Терапия Мариной, видимо, пошла на пользу – тело потребовало нормальной еды вместо третьей кружки кофе. Живот неприятно скрутило – пришлось оторвать зад и нести его к холодильнику.
В голове искрило от напряжения, и даже хорошо было занять руки чем-то привычным. Я вытащил продукты, взялся за нож, не переставая думать. Все сходилось к одному – у меня ни одной зацепки. А если этот тип реально так опасен, то нужно быть начеку и в случае чего пользоваться правом защиты. Если кто-то с человеческой стороны становится угрозой для нас, с ним не церемонятся. Да, неблагородно, но я и не страдал этим. Жаль только непонятно, откуда может прилететь, если вообще может.
Сумерки я встретил в тишине с кастрюлей плова и очередной чашкой кофе. И только тут осознал, что все это время готовил по рецепту покойной жены.
– Да, Полин, – улыбнулся я невесело, – ты говорила, что не мое это – сидеть тут в тишине и медленно стареть… А мне правда так хотелось. А еще хотелось умереть вместе с тобой.
Я помолчал, еще некоторое время погружаясь в прежнюю боль. Да, она все еще на месте, но уже не жжет как прежде. Давно я не наводил справки о дочери Полины. Мне всегда для этого нужны были какие-то невероятные силы духа – собрать сведения, съездить, подсмотреть из-за угла, убедиться, что улыбается, как и раньше, и снова уползти в тень приходить в себя. Ее жизнь продолжалась – она вышла замуж, родила ребенка… А мои с Полиной жизни кончились.
Но сейчас все поменялось. Разберусь с личным и обязательно попробую повидать Карину лично.
Я поставил кастрюлю, полную плова, доживать век в холодильнике, собрал вещи и направился к машине. На ходу еще раз набрал номер Эльдара – тщетно. А потом набрал номер Марины. Собиралась же мне позвонить… и снова продинамила.
– Привет, – услышал на том конце. Кажется, она была рада.
– Привет, – улыбнулся я, заводя двигатель. – Хочу к тебе.
– Приезжай. Покажу тебе наброски.
– Я вещи собрал.
– Хорошо.
– Заеду только по твоему делу в отделение и сразу к тебе.
– Это через сколько, Тахир? – усмехнулась она.
– Часа через полтора буду.
– Ладно.
– Я голоден.
– Я тоже не ела. Едь давай, – проворчала она. – Полтора часа! Не больше, понял?
– Понял. – В груди потеплело, и я даже не взглянул на стылый дом, оставшийся за спиной.
