влаги исходила разводами. В высоких скруглённых окнах барабана не было не то, что стёкол – пропали даже рамы. Одна из полуколонн когда-то помпезного портика треснула и стояла теперь, истекая красной кирпичной крошкой. На месте дверей красовалась сколоченная из нестроганых досок загородка, к которой кнопками был прибит файлик с табличкой «Просьба соблюдать порядок!». Доски были свежие, ещё не успевшие потемнеть.
– Здесь команда волонтёров работает. Восстанавливают потихонечку. В том году из соседнего села батюшка в престольный праздник приезжал служить.
– Круто! А про праздник ты…
– Ребята рассказывали. Я им иногда помогаю, если получается сюда вырваться.
– Но…
– Нет. Как видишь, в пепел и прах я пока не рассыпался. Да и тебе ничего не грозит. Хочешь, проверим? – Леший раздвинул пару досок у загородки.
– А можно? У меня даже платка нет…
– Куртка… Капюшон можно накинуть, – подсказал Леший. – Наверно, лучше, если я первым пойду, да?
Жанна кивнула, и Леший протиснулся в узкую дыру в загородке.
– А если я застряну? Будем ждать, как в «Винни-Пухе»?
– Я тебя спасу. Не бойся.
Жанна раздвинула доски пошире и принялась осторожно, бочком протискиваться внутрь, утешая себя древней, как мир, присказкой: пролезла голова – пролезет и всё остальное.
После яркого солнечного света снаружи в притворе было темно – весь нижний ряд окон когда-то давно заложили кирпичами, и свет проникал сюда только через окна в барабане.
– Осторожно, здесь только начали менять полы. Можно провалиться в дыру, – услышала Жанна голос Лешего. Глаза её пока привыкали к резким перепадам света.
– Умеешь ты успокоить.
– Стараюсь, как могу.
– Тогда дай руку, а то мне страшно.
Глаза приспособились к полумраку, и Жанна смогла различить остатки лепнины на потолке, выкрошенные витые полуколонны – и огромную дыру в полу буквально в шаге от того места, где она стояла.
Здесь, внутри воздух был тяжёлый, влажный и прохладный, как бывает часто в очень старых зданиях с толстыми каменными стенами. Не пахло ни ладаном, ни воском – только новыми досками. Видимо, полы здесь начали чинить не от входа.
– А что здесь было раньше, ну, после того, как церковь закрыли.
– Да как обычно – овощехранилище. Но даже я этого не застал толком. Помню её просто пустой и заброшенной.
Держа Лешего за руку, Жанна медленно шла к центральной части церкви. Здесь уже было светло, и можно было получше рассмотреть внутреннее убранство, но смотреть было не на что. Она надеялась увидеть на стенах росписи, пусть даже испорченные и наполовину уничтоженные, но весь нижний ярус был выкрашен синей краской, наводящей на мысли о заводской столовой или поликлинике. В нескольких местах можно было заметить большие белые пятна.
– А это зачем?
– Закрашивали всякую похабщину. Здесь же чего только не было за все эти годы… – Леший махнул рукой. – Хотя я, когда мелкий был, тоже сюда лазал, было дело. Очень на росписи было интересно смотреть.
– А разве осталось что-то?
– Вон, наверху.
Жанна подняла голову и увидела, что всё пространство между высокими окнами барабана заполнено фигурами святых, а выше, ещё выше, прекрасно сохранилась роспись купола. Краски поблекли, в нескольких местах облетела штукатурка, но уцелевшие изображения показались Жанне маленьким чудом, сохранившимися посреди запустения и разрухи.
– Воот, тут ты меня понимаешь! Если долго сюда добираться – сначала до деревни на электричке и пешком, потом сюда на велике с пацанами, потом… тогда двери были железные, запертое всегда… мы через дырку в одном окне лазали… Это было что-то небывалое, из другой жизни.
– Такое небывалое, что оно важно для тебя и теперь, когда ты стал драконом?
– А теперь ещё важнее. Чем старше становишься, тем меньше остаётся человеческого в тебе. То есть, выглядишь ты большую часть дня как человек, работаешь даже, общаешься с людьми, а внутри меняешься, меняешься… Уходишь от человеческого мира всё дальше, замыкаешься среди своих…
– Так ты вроде не такой уж и старый дракон! Сам сегодня обмолвился.
– Ну да, не очень старый. Но кое-что про себя понять успел.
Жанна подумала, что сейчас Леший должен снова замереть и подвиснуть, как бывало в прошлые разы, но он наоборот, только оживился.
– На колокольню пойдём? Оттуда вид такой!
***
Лестница не внушала Жанне никакого доверия. Перекошенная, сколоченная будто наспех из грубых досок, в довершение ко всему она была ещё и подпалена снизу. Лешего, однако, это ни капли не смущало: он быстро поднялся по ней до крохотной площадки, где лестница делала поворот, и оттуда уже спросил:
– Всё хорошо?
Жанна угукнула.
– Ты не бойся, она крепкая. Всё выдержит.
Она продвинулась на пару ступеней – медленно и аккуратно, прислушиваясь к своим ощущениям – в широких и длинных кроссовках и по ровной поверхности ходить было неудобно, а уж взбираться по лестнице – тем более. Ничего страшного не произошло: ноги не соскользнули, доски не треснули, и Жанна пошла быстрее, одной рукой держась за стену.
– Голову береги, тут потолок низкий! – Она услышала голос Лешего за мгновение до того, как влетела лбом в балку. От боли Жанна зажмурилась и застыла на месте.
– Поздно. Я уже…
– Я затупил, прости. Ты как?
– Почти прошло. – Низко наклонившись, Жанна прошла под балкой и подняв голову, спросила у ботинок Лешего: – Там ещё много?
– Ещё столько же, – ответили ботинки и быстро исчезли где-то под потолком.
На площадке Жанна перевела дух, размышляя, что надо будет сделать с Лешим, если вид с колокольни ей не понравится.
Со вторым пролётом она справилась лучше, хотя почти у цели нога всё-таки соскользнула со ступеньки, но Жанне удалось удержать равновесие, а тут подоспел и Леший и практически за руки втащил её наверх, на звонницу.
– Ну, как тебе? – спросил он, едва Жанна успела прийти в себя и оглядеться.
Она задумалась. Сказать, что вид расстилающихся под ногами заброшенных полей её не впечатляет, Жанне не позволяло воспитание, тем более, что она уже видела это всё другими глазами с высоты драконьего полёта. Но и ахать от восторга она была не готова: врать себе и другим ей больше не хотелось.
– Здесь… симпатично.
Леший кивнул. Кажется, он всё понял, оценил её попытку быть дипломатичной, но всё равно немного расстроился.
Жанна обошла звонницу по кругу, стараясь найти какой-нибудь необычный ракурс, какой-нибудь элемент пейзажа, который бы всё-таки откликнулся в её сердце, но не увидела ничего, кроме бархатной ткани молодой травы, темнеющего вдали леса и серых деревенских домов и…
– Ты не знаешь, кто это? – спросила она, показывая на крылатый чёрный силуэт в небе. Вытянутая шея, перепончатые крылья и
