И как будто не было всех этих лет, будто не прошёл он в составе имперского войска сотни миль, не воевал и не смотрел в лицо смерти каждый день. Как будто он снова был мальчишкой, на которого взирает суровый Мелешер, требуя отступиться от самого дорогого в жизни.
И ради чего? Ради чего?!
Ради того, чтобы Тахтар продолжал хранить свои захолустные тайны — теперь и от имперских солдат?
А вот взять бы и наплевать на всю эту секретность. Взять бы и…
— Вам бы о своих делах заботиться. Велена уже давно не сопливая девчонка. Если бы видеть меня не хотела, я бы к ней и не таскался.
Боялся ли он Мелешера? Его гнева и гнева его ого-го как вымахавших сыновей? Только дурак не боялся бы. Но и он давно уже не мальчишка. Сможет за себя постоять.
— Дерзишь, — неожиданно усмехнулся Мелешер. — Повзрослел, возмужал. Готов пободаться.
Амат у него за спиной презрительно фыркнул.
Вучко раздул ноздри, но сдержался. Не дурак он с тремя воевать. Тут и трёх Вучек не хватило бы.
— Я тебе вот что скажу, — продолжил глава семьи. — Я скажу, а ты это накрепко запомни. Нам про то, какого ты о нас мнения, дела никакого нет. Плевали мы на твоё мнение. И то, что нынче ты к имперцам прибился, тут ничего не меняет. Можешь хоть завтра их на нас натравить — всё одно. Мы отрезанный ломоть, нам терять нечего. Но Велена… девке голову брось морочить, что бы там у тебя на уме ни было.
Нечасто Мелешер расщедривался на такие длинные речи. Тратить попусту слова он не любил.
— Ничего у меня нет на уме, — огрызнулся Вучко. — Я домой вернулся, хоть и не думал, что это случится. Если бы не приказ, не вернулся бы. Мне здесь делать нечего. Вы у меня всё отобрали. Вы и карга эта с верескового холма.
— Что-то я поторопился тебя к повзрослевшим записать. Вверх-то, вон, вымахал, а ума не набрался. Так ты любовь свою, значит, разумеешь? Как её в ворожеи забрали, так помаялся-помаялся, хвостом махнул и сбежал. Она из-за тебя, дурака, целый год как тень ходила. Все глаза выплакала. Вот она, вся любовь твоя. Только о себе и думаешь.
— А вы о ком думали, когда её на холм отдавали? О ней разве?
Ненадолго ему хватило выдержки. Вашке, видимо, тоже — младший рванулся было вперёд, но отец не глядя ухватил его за плечо и будто припечатал тяжёлой ладонью к месту.
— Отдавали… Экий оборот. Ты-то у неё спросить озаботился, как дело было? Ведь она сама к Тусенне уйти решила.
— Потому что вас спасала! Чтобы из Тахтара не погнали. Тоже мне, новости. Сердобольная она до невозможности. Жить бы с этим не смогла или за вами бы увязалась!
— Вот паршивец-то, — процедил Амат, засучивая рукава рубахи. — Отец, позволь…
— Стой где стоишь, — оборвал его Мелешер и убрал ладонь с плеча присмиревшего Вашки. — Негоже в драку лезть с каждым дурачиной.
Вучко засопел, сжал кулаки. Разум начинала застилась пелена гнева.
— Да уж пусть подходит, раз вздумал проучить. Только напомню тебе, Амат, я всё это время в лесу не сидел. Воевал. Может, и тебя кой-чему научить смогу.
— Ах ты ж!.. — Амат тряхнул русой копной и ощерился. Почти рванул с места, но Мелешер со скоростью змеи выбросил в сторону свою жилистую руку, и старший сын врезался в неё, будто с размаху в стену ткнулся.
— Ну и ты дурачина не меньший, — проговорил он, даже не обернувшись. — Средь бела дня на человека кидаться? Совсем ум за разум зашёл?
Амат выпустил воздух через ноздри, но отступил, лишь обменялся с младшим братом хмурыми взглядами.
Меж тем Мелешер приблизился к Вучко, который почти сравнялся с ним в росте, заглянул ему в глаза и с почти отеческим участием произнёс.
— Отпусти ты её и себя не мучь. Иначе добром это не кончится.
Вучко смотрел в его светло зелёные, усеянные карими крапинками глаза:
— Не разбрасывался бы ты угрозами, отец. Не вам ими в Тахтаре-то разбрасываться.
— Брыкаешься, значит, — усмехнулся Мелешер и кивнул. — Ну так я тебе уже ответил: меня моя судьба мало заботит. Только Велене от этого не легче. А сейчас и подавно. Когда городок полон солдатни, невесть на кого охотящейся.
— Ей нас бояться нечего. И уж тем более меня. Я за неё первым в огонь войду, но с ней ничему случиться не позволю.
Мелешер качнул головой:
— Кабы всё было так просто… Она силы свои обуздать не может. Это ты понимаешь? А ты вокруг неё вьёшься, только внимание к ней привлекаешь. Оставь её, говорю тебе. Своими делами занимайся.
Вучко прищурился:
— А ты-то знаешь, какие у меня дела?
Мелешер вдруг раздвинул губы в улыбке, хищно потянул воздух носом за его ухом и в который раз кивнул:
— Да уж знаю, сынок. Знаю. Но умения твои тебе не помогут, если всё же решишь дорожку нам перейти. Раз уж мнишь себя умным, это ты знать должен.
Вучко шагал по дороге прямиком к лесу, кляня себя за неудержимое желание оглянуться и проверить, не крадётся ли троица следом. Рубашка липла к предательски взмокшей спине.
Может, его умения и не помогут, старик Мелешер. Может, и не помогут. Только и вы не в такой уж безопасности, как считаете. Да и чтобы осадить вас маленько, особые умения не потребуются.
Глава 21
Арес просунул между железных прутьев кусок мяса, и зверь вцепился в подношение зубами, потянул на себя. Северянин усмехнулся отдал пустую чашку притащившему мясо мальчишке и кивнул, мол, ступай, свободен. Мальчишка поклонился и исчез, напоследок бросив опасливый взгляд на обедавшего волка.
В ожидании, пока зверь завершит свою трапезу, Арес уселся рядом на валявшуюся в углу циновку и опёрся спиной о стену сарая, прикрыл глаза.
Браслет «молчал» с тех самых пор, как дикая лесная кошка пригрозила ему расправой за его предполагаемые планы на серого узника. Арес поинтересовался у своего следопыта, не связана ли такая исключительная опека с тем, что этот зверь считался в Свободных землях воплощением того самого Волкована, с которым она повенчана. Волчонок заверил, что ворожея не терпела жестокого обращения ни к какой живой душе — даже мух, комаров и пауков не трогала.
Вот уж до чего милосердная, зато его, казалось, не пощадила бы. Видимо, посмей он что-нибудь сделать с этим волком — голыми руками придушит. По коже пробежались мурашки, будто прямо сейчас те самые пальцы, что несколько дней назад сжимали его предплечье, вдруг обвили его шею. Но вовсе не затем, чтобы задушить.
Арес мотнул головой и открыл глаза, нахмурился. Этого ещё не хватало…
Меж тем рассказ Волчонка который день не шёл из головы. То, что он описал, ведь необязательно должно было сбыться. Да, всякое может стрястись, но может никогда и не произойти. За последние годы, если верить рассказам южанина, Тахтар ни разу не требовал от Невесты заключить союз с богом. Как-то обходились.
Правда, утешали подобные размышления очень так себе. И если уж начистоту, не утешали вовсе. В городишке у леса всякое может случиться. А тут ещё целый отряд чужаков со своей охотой.
Особенно поражало то, что нарушать такой закон — верная смерть. В исключительных случаях — изгнание без права возвращаться в родное селение.
Какое-то откровенное безумие и кровожадное варварство.
Даже у них на суровых северных островах в Снежном море о таком не слышали. И вот на тебе, благостный юг с его золотистыми рассветами и розовыми закатами…
Паршивее всего то, что Император потребовал не лезть в их внутренние дела, за редким исключением, конечно, если эти дела не мешают миссии «Медведей». И если раньше такая политика невмешательства скорее радовала (не хватало ещё влезать в местные разборки и дрязги), то, пожалуй, сейчас впервые за всё время службы требование государя неукоснительно соблюдать это условие становилось костью поперёк горла.
И на кой чёрт он его вообще расспрашивал про этих чёртовых невест? Не было же ему до этого дела раньше. Ведь не было же. Верно?..
* * *
Тусенна вела себя просто возмутительно. Когда из гостиного дома к нам пожаловал гонец и доложил, что его северное высокоблагородие генерал Арес Эревин изволит нанести визит ворожеям, Нянька выхватила из сундука вязаную телогрейку и отправилась в город.
