— Судьба хранит нас, — вздыхаю я.
Тери фыркает и приказывает подать для меня карету. Я не возражаю — только что Феликс выскользнул из святилища и моргнул. Можно не сомневаться, амулет у него.
В салоне я первым делом протягиваю руку, и Феликс таже молча опускает добычу в мою ладонь. С минуту я рассматриваю вплавленный в золото красный камень. И правда, смотрится простенько, непримечательно. Я вешаю амулет на шею и перевожу взгляд на Феликса:
— Молодец, ящерка.
— Благодарю за похвалу, моя госпожа, — Феликс откидывается на спинку сиденья.
— Хей, не расслабляйся. Ты мечтаешь беззаботно выспаться под тёплым одеялом в дворцовых покоях? Только мечтать тебе и остаётся. У меня для тебя два чека на предъявителя, с моей печатью. Сумму впишешь сам, снимешь в любом отделении имперского банка. Ящерка, я не стану спрашивать с тебя отчёта о тратах, но не стоит в пустой строке указывать годовой бюджет империи и вообще не стоит доводить казначея до сердечного приступа.
— Ваше высочество?
— Жил-был чиновник, звёзд с неба не хватал. К карьерным высотам вроде бы не стремился, крепко сидел помощником мэра в одном провинциальном городке. Но дочку чиновник воспитывал как будущую невесту герцога, не меньше. Есть в этом некое противоречие, тебе не кажется? Я хочу, чтобы ты расследовал для меня происхождение одной особы.
— Вы это серьёзно, принцесса.
— Что-то не так?
Скорчив мордашку несправедливо обиженного щеночка, он горестно вздыхает:
— Принцесса, вы сказали, что я буду вашей ручной ящеркой. Питомцев холят, лелеят и носят на руках как драгоценный аксессуар. А вы, моя госпожа?
Я вот не пойму, Феликс по жизни такой беззаботный шутник, лёгкий в общении и не чувствующий давления высоких титулов. В Тан-Дане он мне показался другим, но по встрече в тюрьме судить точно не стоит, кромешная тьма нижнего уровня любого весельчака превратит в унылого трагика. Нет, я не против лёгкости и подколок, тем более, когда доходит до дела, Феликс собран, серьёзен и действует ответственно и с полной самоотдачей. Или всё же он не столько лёгкий, сколько таким образом маскирует страх? Полное подчинение из-за клятвы, сестра у меня в заложниках… На его месте я была бы в тихом ужасе.
— Радость моя, — ухмыляюсь я, — ручные ящерки бывают не только карманно-воротниковыми, но и ездовыми, и на руках носить ты меня будешь, а не наоборот. Точнее, на… шее.
— Нет-нет, ваше высочество, моя шея мне ещё дорога. В каком городе, говорите, можно от вас прятаться?
— Чиновник с супругой погибли, особа осталась несовершеннолетней сиротой и попала под опеку к дальним родственникам. С её слов, родственники за несколько лет прибрали всё её наследство, а её саму пристроили горничной не куда-нибудь, а во дворец. Как провинциалы смогли протолкнуть девицу, которая для них якобы всего лишь лишний рот, в столь исключительное место? Собственно, всё, что я рассказывала, я рассказывала со слов особы.
— Вы хотите убедиться в правдивости её рассказа, ваше высочество?
— Нет. Мне абсолютно не интересно, обворовали её родственники до нитки или пару рубашек оставили. Меня интересует другое. Она родная дочь того чиновника или удочерённая? Если удочерённая, то при каких обстоятельствах, был ли соответствующий ритуал? Кто её предки? Провинциалка Кэтти Деор оказалась леди Шесс божественных кровей. В истории с особой я подозреваю нечто подобное. И проверь её на связь со степняками.
— Понял.
— Ничего ты не понял, ящерка. Самая главная твоя задача вернуться ко мне живым и целым, без потери хвота и прочих ценных частей тела. Менее важно сохранить интерес к биографии особы в тайне. Лучше чего-то не узнать, чем засветиться, как костёр в ночи. И, наконец, да, разобраться с особой, но это задача третьей очереди.
Феликс некоторое время молчит.
Я перебираю в уме, не забыла ли я о чём-то сказать, предупредить. Все названия и имена, какие вспомнила, я записала на бумагу и отдала вместе с чеками.
Карета, покачиваясь, катится по ночным улицам. Тихо стучат колёса по мостовой. Я наедине с мужчиной, привлекательным не только внешностью, что, чесно говоря, само по себе ничтожно. Разве я, красавцев не видела? Феликс привлекает умом, характером, а особенно преданностью семье, и не важно что в семью входит только его сестра. От поездки веет романтикой…
— Спасибо, моя госпожа, — благодарит Феликс.
И прежде, чем я успеваю спросить, за что именно, он открывает дверцу и спрыгивает на ходу.
— Феликс! — испуганно вскрикиваю я одновременно с хлопком дверцы. Оклик он не слышит…
Я приникаю к окну, но успеваю только заметить смазанный силуэт человека, скрывающегося в проулке. Накатывает странне ощущение то ли потерянности, то ли одиночества. Я смотрю в ночь, пока карета не заворачивает. Отвернувшись, я мысленно фыркаю. Питомец, надо же! Ничего, я второго рыцаря завела.
Карета замедляется, я узнаю свет башен дворца и выкидываю из головы всякие глупости. Феликс взрослый мальчик и сможет о себе позаботиться, тем более я недвусмысленно сказала, что его безопасность прежде всего. Карета останавливается, лакей открывает дверцу и помогает мне выйти. Второй лакей держит фонарь.
Я вхожу в замок.
— Вваше высочество, — какой сюрприз, меня встречает Рыжик собственной персоной. Я, естественно, вспомнила, как зовут папиного помощника, но мысленно продолжаю звать его кличкой, которую дала после перерождение.
— Хм?
Я понимаю, зачем он здесь, но жду, когда он скажет.
— Вас вызывает император, принцесса.
У-у-у… Раньше папа всегда приглашал.
Это всё степняки виноваты! Если бы не шаман, папа бы ничего не узнал о моей вылазке.
Папа до сих пор кабинете. Из-за меня. Не в смысле вылазки, а в смысле, что святилище степняков в столице — это не то, что его императорское величество может игнорировать до утра. Он слушает поступающие доклады. Я тоже с удовольствием послушаю. Если папа уши не открутит…
— Её вы…
Я совсем не по-королевски протискиваюсь мимо Рыжика, и он захлопывает рот, не закончив объявления.
— Ваше высочество, — привестсвует меня папа.
Скверно…
Я взмахом отсылаю Рыжика, и он понятливо закрывает дверь, оставляя нас наедине.
— Прости, что заставила волноваться. Я не хотела доставлять неприятности. В своё оправдание хочу сказать, что я ни секунды не была в опасности.
Наглая ложь, разумеется, но никто не помешает мне рассказать, как я разобралась с вражеским шаманом одной левой, прихлопнула, как навозного жука или кто там в степях водится. Даже сам шаман не помешает! А для репутации ложь вообще полезна. Доброй принцессы из меня не получится, и на поле благотворительности мне императрицу никогда не превзойти. Значит из капризной малолетки надо вырастать в принцессу-защитницу. Я почти тянусь, чтобы погладить скрытый под воротом амулет, но останавливаю движение. Пока рассказывать о броне не время.
— Крессида, я одного не понимаю. Зачем тебе понадобилось лезть в змеиное кубло самой?
— Пап, я понятия не имела, на что нарвусь. Книга сказала, что Олис побывает в святилище Безымянной пары вместе с горничной. Посетить святилище первой своего рода озарение, и я до последнего не догадывалась об истином смысле визита.
— Озарение?
— Угу. Пап, клянусь, если бы у меня хоть подозрения возникла, что поездка небезопасна, я бы носа из дворца не высунула.
— Не убедительно.
Вроде бы больше не злится, только переживает.
— Мне жаль, пап.
— Жаль, что неубедительно? Или жаль, что сомнительная, с какой стороны ни посмотри, инициатива, вскрылась? Молчишь? Значит, я прав.
— Па-а-а-апа-а-а…
— Ваше высочество, нашей императорской волей вы наказаны.
Я надуваю щёки как обиженная маленькая девочка, но не спорю, потому что признаю — виновата. А если бы ученики шамана оказались чуточку способнее? Но в то же время я по-прежнему убеждена, что поступила правильно. Вот такой вот парадокс.