class="p1">Жанна проснулась позже обычного, часов, наверно, в десять, и ещё долго лежала в кровати, рассматривая паутину вокруг люстры и пожелтевшую побелку на потолке.
Ей казалось, что после вчерашних полётов должны болеть плечи и спина, как после долгой тренировки, но нет, утром она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Впереди был целый выходной, и она впервые за долгие месяцы была вольна делать, что пожелает. Оставалось только понять, чего она хочет.
Раньше по воскресеньям они с Виталиком ходили в гости либо к её родителям, либо к его, долго сидели за столом, что-то обсуждали с чинным видом. Мама Виталика всё время сообщала какие-нибудь интимные подробности из его детства, забывая, что однажды уже рассказывала про приучение к горшку и обкаканый плед. Папа Жанны, отставной военный, звал Виталика не иначе, как потенциальный зять, просил быть с дочерью построже и всё норовил уединиться на кухне с ним и бутылкой водки.
И вот теперь оказалось, что всё это позади. И в это воскресенье можно пойти в кино, на выставку, встретиться с подругами или пробежаться по магазинам… Или… Взгляд Жанны опять упал на паутину на люстре.
Для начала надо было заняться домом.
И Жанна встала, наскоро помылась, заглянула в холодильник, где на дверце одиноко ютились горчица и кетчуп, вздохнула – к списку неотложных дел добавился ещё и поход за продуктами, и вытащила из морозилки НЗ – пачку вишнёвых вареников.
После завтрака она принялась за уборку. Как оказалось, масштаб бедствия был не так велик, как Жанне показалось после пробуждения – стирая себя из её истории, Виталик тщательно протёр все места, где могли оказаться отпечатки его пальцев. Разве что бабушкин сервиз в серванте не помыл. Ей оставалось обмести пыль с потолка, разложить по местам всякие мелочи и заняться полами. Дел на пару часов.
Раскладывая по полкам одежду и переставляя книги, Жанна раз за разом замечала, что куда-то пропали вещи, которые дарил её теперь уже бывший парень. Исчезли два сборника фантастики, платье, которое она надевала всего один раз, чтобы порадовать дарителя, нижнее бельё и даже заколки. Из хрустальной вазы, где лежали украшения, куда-то делись не только серёжки, но и золотое колечко. Его Жанна купила себе сама с первой зарплаты. Помнится, тогда они с Виталиком сильно поссорились: он заявил, что женщина не должна покупать золото сама, его должен дарить мужчина. Сам он при этом с тех пор так и не подарил ей ни золотых серёг, ни даже подвески-сердечка, о которой Жанна мечтала, наверно, полгода.
Саму себя Жанна никогда не считала ни ангелом, ни невинной овечкой. Она частенько ссорилась с Виталиком, даже кричала на него несколько раз (и всякий раз ей потом было очень стыдно); она была плохой хозяйкой, не любила готовить и, будь её воля, питалась бы исключительно едой из доставки, а сама при этом пилила своего парня, как циркулярная пила: давай поклеим обои, давай поменяем кран…
Помогать с ремонтом в её квартире Виталик не хотел. Он так и говорил, мол, была бы она моя, уж тогда бы… Но квартира, где они жили последние полгода, была благоразумно записана на маму Жанны.
Впрочем, тут Виталика можно было понять. По крайней мере, так до недавнего времени думала и Жанна, поскольку сама она тоже не чувствовала себя хозяйкой. После смерти бабушки родители долго спорили, что делать с доставшимся наследством. Отец предлагал приберечь её для сына, для Серёжки, чтобы он въехал туда прямо на восемнадцатилетие. Доверять квартиру Жанне он не хотел, мотивируя своё решение какой-то замысловатой цитатой из русской народной сказки, из которой было ясно только, что дочки улетают из дома на жареных куриных крыльях, а молодому мужчине нужен свой дом. Мать взяла сторону дочери, намекая, что негоже жить в одной комнате взрослой девке с подростком-братом.
Правдами и неправдами мать отстояла свой выбор, и Жанна с Виталиком, намыкавшиеся по съёмным углам, переехали в небольшую уютную однушку, не видевшую ремонта лет двадцать, не меньше. Жанне хотелось побыстрее привести всё в порядок, заказать новенькую кухню и вместительный платяной шкаф вместо тяжеловесной советской мебели, переклеить обои, побелить потолки и положить на пол модный ламинат, но заниматься ремонтом в одиночку было страшно. Она не представляла, где искать мастеров, как выбирать материалы – в их семье это было мужской обязанностью. Она рассчитывала на помощь Виталика, но тот отстранялся от решения этих вопросов.
И вот теперь она была свободна и полна решимости кардинально поменять свою жизнь.
Час или больше Жанна провела в интернете в поисках мастеров и стройматериалов, запуталась, страшно устала, сделала заметку поговорить об этом с отцом и хотела уже залезть в соцсети, но вспомнила, как вчера Виталик копался на её страничке, и брезгливо закрыла браузер. Сейчас она не была готова увидеть, что он там наделал. Чтобы не сидеть за компьютером без дела, она решила позвонить своей парикмахерше, узнать, не найдётся ли сегодня местечка. В конце концов, теперь ей не зачем отращивать волосы, можно бы и вернуться к любимой стрижке. Жанна потянулась туда, где всегда лежал мобильный, когда она сидела в Интернете. Телефона на привычном месте не было. Только сейчас она поняла, что не видела его примерно… Примерно с вечера пятницы.
***
Кару всю ночь провела без сна, ворочалась, переворачивала подушку прохладной стороной наверх, а когда задремала под утро, из своей комнаты что-то попросила Танори.
Потом надо было готовить завтрак. Она делала это, не приходя в сознание, и опомнилась только когда разбила яйцо на стол, а на сковороду бросила пустые скорлупки.
Танори утром была ворчлива не больше обычного: заметила, что в кофе слишком много мускатного ореха и не чувствуется корица (в этот момент Кару захотелось кинуть в старую дракониху половником), а у яичницы какой-то странный привкус, впрочем, приятный.
После завтрака надо было заняться аптекарским огородом: рыхлить, рассаживать, поливать… Кару и тут работала как автомат, не слишком задумываясь, не перепутала ли она базилик с лебедой.
К полудню, когда стало припекать совсем по-летнему, она уже едва держалась на ногах. Воткнув тяпку в стену сарая, Кару вымыла руки в облупившемся эмалированном тазу и отправилась разогревать обед, радуясь про себя, что щей и картошки с мясом она приготовила на несколько дней вперёд.
За полдня о вчерашнем не было сказано ни слова, как будто не прилетал к ним Мэльир, Кару не встречалась с Натой, не узнавала имя Чёрной, а Танори не рассказывала свою страшную историю. Всё шло
