Уф. Папа действительно был сдвинутым. Но мама казалась мне еще более сдвинутой. Она была на десять лет моложе папы и занималась раньше метанием диска, собирая при этом медали, как другие карты Покемонов. Даже на Олимпийских играх. Но метание диска не делало ни знаменитой, ни богатой, и поэтому в настоящее время о ней уже никто не вспоминал. Плечи у нее были шире, чем у папы (что не было высоким достижением, но выглядело смешно, когда они танцевали на Новый Год вместе), и она каждый день занималась легкой атлетикой с несколькими амбициозными девчонками. Но мама была ужасным тренером и не достаточно амбициозной. Иногда она ревела, если они делали не так, как она представляла себе это. Для меня это было действительно неприятно. Было неловко, когда в зале стояла женщина, у которой плечи такие же широкие как у мужчины, которая раньше метала металлические диски, а теперь горько плакала.
Кроме того мама пристрастилась к розовому. Она почти всегда одевалась только в розовый цвет и лишь иногда заменяла его на цвет фуксии. Или на бледно-фиолетовый. Но в основном она предпочитала розовый. Она говорила, что это хороший контраст в черно-сером мире папы. Он приносит свет в темноту.
Меня она тоже хотела видеть в розовом. Когда предоставлялась возможность, она пыталась сделать что-либо розовым в моей комнате. Я ненавидела это. Пусть мама сама была во всем розовом, мне все равно. Кроме того, ее звали Розой. И розовый шел ей, мне нужно было это признать. Если мама одевала что-то темное, можно было бы ее испугаться. Так что с розовым все было в порядке. Но ведь не должна же я из-за этого одевать розовый! Розовый с темно-рыжими волосами — это выглядело ужасно. Как неудавшийся десерт из лесных ягод.
К моим волосам подходил только серый, черный и синий. И ни в коем случае я не хотела розовую комнату.
Мама охотно рассказывала, что вышла замуж за папу только из-за его имени. Роза Моргенрот (Заря). Имя прям как в романе. Но прежде всего оно не напоминало о метании дисков. Она правда была довольно сумасшедшей.
Но я была слишком усталой, и у меня был насморк, чтобы ругаться с мамой. Тогда просто напросто я посплю на розовом. Когда станет темно, я, к счастью, не увижу этого.
Я собрала школьную сумку, зашла в ванную, приняла душ, почистила зубы и подождала, пока мама не спустилась к папе в подвал. Она точно пыталась снова уговорить папу, чтобы он разрешил ей накрасить бабушку. Маме нравилось красить других людей, но особенно мертвых людей, хотя у нее не было ни малейшего представления об этом. Поэтому они часто ругались. Во время приведения в порядок тела умершего, папа представлял себе нечто совсем другое, чем мама.
Теперь, наконец, стало тихо. Я выскользнула из тапочек и немного закатала пижаму, чтобы не запутаться в слишком длинных штанинах. Как всегда говорил Джузеппе? «Подготовка — это все». Я потянулась, чихнула еще раз и начала. Это был короткий забег. Самый короткий из всех. Забег «ложусь спать». Я выполняла его каждый вечер. Носочками пальцев ног нажимала на выключатель, двумя скачками запрыгивала на подоконник, задергивала занавески, делала кувырок вперед на матрас. Решетка под матрасом затрещала и просела.
Вот дерьмо. Мне срочно нужна новая кровать. Но я не могла заставить себя встать, поднять матрас и вставить назад соскользнувшую доску. Внезапно у меня заболели все кости. Глотать я тоже больше не могла. Мое горло казалось огромным и распухшим.
Но я не могла завтра отступить от своих слов. Это выглядело так, как будто я испугалась. Но я ведь не боялась. Нет, я с нетерпением ждала этого.
Я реализовала бы свой осенний забег, а Джузеппе из 10Б смотрел. На меня, на тринадцатилетнюю Люси из 7В. Только это имело значение.
Глава 3. В назначенный день
«Где только носит этого парня?» — я далеко высунулась из окна и окинула взглядом школьный двор. Еще сегодня утром в электричке Джузеппе сказал, что хочет снять на видео мой осенний забег. На мобильный телефон. И если он удастся, и я не упаду, как во время весеннего и летнего забегов, то мы выставим его в интернете. Но теперь я нигде не видела Сеппо, а перемена уже почти закончилась.
Холодный порыв ветра коснулся моего носа. Я чихнула и сразу же зашлась в приступе кашля. На глазах выступили слезы. Задыхаясь, я сглотнула. Ой, мое горло. За ночь простуда ухудшилась, а не улучшилась, что не удивительно. Когда я проснулась утром, то лежала на кровати без одеяла. Оно сползло на пол. Я не знала, как долго спала без него, но в комнате было холодно, а мой нос заложило так, что я практически не могла дышать. Я не понимала этого. Со мной еще никогда такого не случалось. Обычно я заворачивалась в одеяло, как рак-отшельник в свою раковину. Только кончик носа и выглядывал.
«Вон!»
Теперь я видела его. Сеппо склонился из окна изостудии сверху и подавал мне знак. Телефон он уже держал в руке. Звонок прозвенел уже во второй раз. Сейчас в класс войдет учительница. Я распахнула обе створки окна нараспашку.
— О, Люси, сейчас же закрой окно, итак уже холодно, — закричала Софи. — Кроме того, ты болеешь. Достаточно уже того, что ты на нас чихаешь.
Я проигнорировала ее. Софи всегда на что-то жаловалась, была ли я больна или нет, было ли холодно или нет. Это нельзя было принимать на свой счет.
— Она снова что-то задумала, — прокаркала Лена и начала шептаться с Софи. Что значит «снова»? Ладно, на физкультуре мне нравилось делать что-то другое, вместо того, что требовалось. И иногда в коридор я выходила, используя школьные скамейки, а не пол. Частично при этом делая стойку на руках. Но то, что случится сейчас, еще никогда не происходило в 7В.
В последний раз я прошлась в уме по дистанции. Крыша, фонарь, строительные леса, мусорная корзина, спортивный зал. Я могла прыгнуть с места на два метра. По меньшей мере. Прежде всего, если при прыжке был небольшой спуск. А крыша точно была на полметра ниже, чем подоконник. Джузеппе начал ухмыляться и дурашливо помахал мне. Он думал, я испугалась. Это разозлило меня. Ведь это был он, кто говорил, что нужно проверить окружение, знать и соблюдать свои возможности. А теперь он по-дурацки ухмыляется, потому что я как раз этим и занимаюсь. Мой кашель утих. Я смогла вздохнуть без того, чтобы в горле снова запершило. Тут же я запрыгнула на подоконник и подала Сеппо сигнал.
— Эй, Люси, что ты делаешь! — закричала Софи позади меня. Ее голос звучал испуганно. И это тоже было не в новинку. Но теперь не только она звала меня. Все говорили одновременно.
Я опустилась на колени и оттолкнулась. Живот сдавило, когда я приземлилась на крышу на обе ноги. Даже нисколько не утратив при этом ритм, я побежала дальше. В этом и был весь смысл. Все должно выглядеть пластично. Они называли меня Катц. Я должна была двигаться, как кошка. И у меня это получалось.
