А еще его слова подтверждают то, что душа Береники в самом деле ничего толком не осознает, просто бесконечно страдает.
– Кто забрал музыкальную шкатулку, которая играла Вальс листьев Огюста Филабера? – исключительно ради проформы спросил лорд.
– Я не могу сказать, – совершенно ожидаемо ответил покойник.
Что ж, значит, блоки здесь точно есть, и с очевидными вопросами можно даже не пытаться! Остается выруливать окольными путями.
– Когда ты убивал Агату Харпер, то знал о ее секрете, касающемся Береники?
– Да, – и опять мы услышали интересный ответ!
– Откуда ты узнал об этом?
– Я не могу сказать.
Вот же!
– Тот, кто приказал тебе молчать о секрете Агаты Харпер, связан с твоей смертью? – внезапно встряла я, наморщив лоб.
И получила ответ, от которого удивленно выкатила глаза:
– Нет.
– Тот, кто приказал тебе молчать о секрете Агаты Харпер, работает на лорда Холлера? – тут же уточнила я.
– Нет.
– Тот, кто приказал тебе молчать о секрете Агаты Харпер – это Эдгар Невермор?
– Я не могу сказать, – отчеканил конюх, и мы с некромантом шокировано переглянулись.
Потому что такой ответ буквально означал подтверждение. Самое, что ни на есть, прямое и не оставляющее сомнений.
Получается… этот мужчина узнал о том, что Агата заметила на похоронах, и Эдгар Невермор точно так же заставил его прикусить язык, взяв магическую клятву?
Только вот незадачка: если дело сейчас и правда в клятве, взятой старым лордом; если сейчас мы натыкаемся именно на его блоки…
То почему они все еще действуют, раз Эдгар Невермор уже год как мертв?
– Почему ты все еще исполняешь этот приказ? – проговорила я, внимательно глядя на мертвое, бледное лицо.
– Потому что тот, кто приказал мне, не позволяет ослушаться его приказа.
Секундочку…
– Как ему это удается, если его душа уже покинула мир живых? – выпалила я.
И ответ нас окончательно ошарашил:
– Потому что его душа не покидала этот мир, – ответил покойник. А затем, резко посмотрев прямо в глаза Алану Невермору, хрипло прошептал:
– Вильгельм.
…и практически сразу, обмякнув, рухнул на стол: солнце за окном полностью село.
– Вильгельм… – повторила я, понимая, что где-то уже это слышала.
– Мой личный конь, с которым никто, кроме меня, в принципе не способен справиться. Да и сам я, если честно, побаиваюсь эту скотину, – ответил лорд, поглядывая то на меня, то на железный стол с трупом, то на окно.
– Тот самый, с клеймом «В.Ф.Б.» на лбу, который прибежал к вашим конюшням в ту ночь… когда ваш отец погиб в пожаре?
– Я смотрю, ты уже неплохо информирована на этот счет?
– Просто приходилось разок забегать на конюшни, чтобы кое-что там починить, и имела сомнительное удовольствие лицезреть эту тварь, – поежилась я от не самых приятных воспоминаний. – Ну и вызывавший меня конюх (к слову да, как раз этот вот парень) немного рассказал историю появления в вашей конюшне того генетически качественного копытного психопата. И знаете… если обратить внимание на то, какие секреты хранил конюх… то я даже начинаю сомневаться в том, что это было просто совпадением.
– Считаешь, он хотел обратить твое внимание на того коня, чтобы ты его запомнила?
– Вполне вероятно. И как-то мне это напомнило… попытку взятой в заложники жертвы подать прохожим сигналы о помощи так, чтобы этого не заметил маньяк, приставивший нож к их почке.
– Так ты думаешь, что…
– Думаю, что нам следует повнимательнее присмотреться к тому жеребцу, – кивнула я.
И не желая затягивать с эти до того, как кто-нибудь в этом поместье еще кого-нибудь убьет, мы быстрым шагом направились в конюшни.
Его гадшество Вильгельма мы застали в том самом стойле, где я видела его во время своего визита сюда. Причем, судя по нахмуренной стервозности морды, видеть нас, еще и двоих сразу, этот ненормальный был совершенно не рад.
– И что теперь? – поинтересовалась я, не решаясь подойти к стойлам ближе, чем на два метра.
– Все это звучит как невозможный полный бред, и я, если честно, даже никогда не слышал ни о чем подобном. Вот только этот «невозможный полный бред» слишком многое объяснил бы. Так что… Некроманты, в силу природы своего дара, способны резонировать с человеческими душами, находящимися в телесной оболочке. Собственно, так мы и поднимаем усопших для посмертных допросов, пока душа не отошла в иной мир. И чисто теоретически… если я направлю заклинания на душу, то должен выявить, является ли она человеческой. А чтоб увеличить свои шансы… – проговорил он, доставая из внутреннего кармана камзола перстень-печатку. – Он принадлежал отцу и был на нем в день его смерти. После того, как прислуга, обмывая тело, сняла с него перстень, я всегда носил его с собой в кармане. Как напоминание о том, во что я не хочу превратиться. Думаю, этот предмет отлично подойдет на роль резонатора. И Аннет, отойди еще на пару шагов назад.
– Конечно, мой лорд, – кивнула я и отступила.
Тем временем Алан Невермор начал скрупулезно читать заклинание, держа кольцо в вытянутой руке прямо напротив морды коня. И к слову, конь при этом, мягко говоря, ЗАБЕСПОКОИЛСЯ. Но некромант не прекращал, и даже не делал паузы. Лишь увеличивал скорость, с которой проговаривал слова заклинания…
Пока конюшнями не пронеслась волна зеленоватого света! Которая, пройдя сквозь коня, вернулась в перстень, и тот завибрировал. Да так сильно, что это увидела даже я, находясь в пяти метрах от него.
– Так и есть, – слегка безумно хохотнул Алан Невермор, и отступив немного назад, прислонился спиной к стене, чтобы просто устоять на ногах. – Проклятье… мой отец… его душа в самом деле заключена в теле этого треклятого коня!
Глава 15. Метценгерштейн
Безусловно, стражники, служившие лорду Невермору, наверняка искренне удивились, когда их тайно отвели в конюшни, где приказали охранять спесивого графского коня, еще и не спускать с него даже половины глаза. Причем пригрозили, что если с жеребцом что-нибудь случится, наказание будет суровым, вплоть до потери головы.
Вот только некроманта сейчас, похоже, в последнюю очередь волновало, насколько рехнувшимся его посчитает собственная стража. Потому что бедолага сейчас переживал то самое состояние, когда хочется напиться и вообще выкинуть мозг к чертовой матери из черепушки. Но если второе в самом деле было плохой идеей, то как минимум пару стаканчиков чего покрепче лорд, все же, решил себе позволить.
– Поверить не могу, – пробормотал он, крепко сжимая в руке полупустой стакан виски. – То есть, целый год в моей конюшне жевал овес мой собственный отец. Проклятье, да это уже даже звучит так, словно я спятил!
– Не могу с вами не согласиться, мой лорд, – тяжко вздохнула я, и себе потягивая красное винцо. Довольно хорошее винцо, к слову. – Так… что выяснили заклинатели, изучая этого коня, прежде чем вы приставили к нему охрану? – наконец решила спросить я, предположив, что мужчина уже хоть немного оклемался и расслабился, полечив нервишки крепким напитком.
– Не поверишь, поплясав вокруг моего копытного папаши, они сделали вывод, что он… тоже подвязан к проклятию, которое связывает меня с душой Береники!
– Да неужели? – присвистнула я, поперхнувшись винишком.
– Представь себе, – хмыкнул он. – Не знаю как, почему и каким образом, но то, что удерживает Беренику в этом поместье, поймало его душу, когда та после смерти пыталась отлететь в мир мертвых. И… похоже, затащила ее в тело какого-то коня, впечатав на его лбу то самое клеймо. А конь, вероятно еще плохо осознавая, что к чему, на чистых эмоциях прибежал в свое поместье, где его посадили в стойло! Хотя они очень сомневаются в том, что этот конь и сейчас что-нибудь в полной мере осознает. Скорее всего, душа, связанная проклятием и заключенная в тело животного, пребывает в полусознательном состоянии. Тем не менее, есть одно весомое различие между ним и Береникой. И оно заключается не только в том, что у отца сейчас есть физическое тело.
