По законам Архельдора, когда умирал старый альфа, его наследник должен был в течение дюжины дней вступить в права наследования. На то был ряд причин, и именно из-за них требовалось сделать выбор именно сейчас. Немедленно выдвигаться в путь и выполнить свой долг? Но как, если вторая часть Харальда звала совсем в другую сторону! Временно дезориентированную, но не в этом суть. Чему следовать? Вековому обычаю, инстинкту вожака и теперь уже полноценного альфы, или зову пары? И пары не простой, а инициированной и беременной.
Харальда плющило, будто он попал под обвал. Его давило к земле, выворачивало суставы от противоречивых инстинктов, буквально разрывало на части.
Лишь через два часа он перестал тяжело дышать и попросту отключился. Соратники легли вокруг него, подпёрли со всех сторон, поддерживая и грея теплом своих тел и душ. Вопросы, на которые они не знали ответов, то вспыхивали в коллективном сознании, то снова уходили в небытие. Не им решать, как поступить. Они примут любой его выбор. Более того, подсознательно понимают, каким он будет, но стараются об этом много не думать. Потому что это тяжёлый путь. Оба пути неимоверно тяжелы. Вот только если один из них просто труден, то второй равен самоубийству. Медленному, но верному.
Наконец, когда кудесница заря принялась за солнечную пряжу, постепенно опутывая ею небесный свод, Харальд проснулся. В человеческом теле. На его лицо было страшно смотреть, а в глаза и вовсе лучше не заглядывать, если не хочешь увидеть Бездну. Он кое-как, словно ему было все триста лет, поднялся, встряхнулся, попил воды из фляжки, которая также была в свёртке с вещами, и вновь принял волчье обличье.
— Ты как? — первым рискнул сунуться Сигурд.
Если и схватит отмашку, то хотя бы есть за что.
— Ты и сам знаешь ответ, — хрипло выдавил ответ Харальд.
Все они понимали, что иного пути попросту нет. Потому что невозможно пойти против главного инстинкта, даже если ты очень предан своей общине.
Ибо нет покоя, если пара не с тобой.
Ибо нет такой силы, что способна сковать тягу.
Ибо нет жизни после смерти пары.
Год. Это максимум, что способен выдержать волк, когда теряет свою вторую половину. Единственное, что может удержать и заставить продолжать хоть какое-то подобие жизни — это дети. Так вышло, что оные у него ещё не родились.
Путь продолжился. Совсем в другом направлении, но что поделать.
— Интересно, куда она отправилась? — подал голос Кьярваль.
Ему было невыносимо гробовое молчание в «эфире».
— Скорее уж её отправили, — поправил товарища Сигурд.
— От неё не шла боль или какое-либо сопротивление, — отметил Гуннар.
В волчьем обличии его оригинальная борода оставалась в том же виде, что и в человеческом. Выглядело сие очень экстравагантно.
— Соглашусь с Гуней, я бы сказал, что от неё шёл некий азарт, предвкушение, — Торстейн обладал повышенной чувствительностью к ментальным эманациям.
Потому у него больше всех вчера заболела голова.
Харальд молчал. В отличие от друзей, ему уловить тонкие нюансы не удалось — слишком много навалилось и закрутило. Тем-то легче анализировать — они более отстранённо могут смотреть.
А ещё он переживал за родителей. Как так могло выйти, что его отец погиб? Как мать справляется со всем этим? Что вообще будет с Архельдором, если он не вернётся туда через дюжину дней?
По большому счёту, прими он иное решение, он всё равно мог опоздать к положенному сроку. Даже если бы они повернули сразу обратно в сторону Волховьи, сели на драккар и поплыли к Болтонскому морю, не было никаких гарантий успеть вовремя. Ветра, шторма, всё что угодно могло задержать их в пути. Что за недосмотр Небесного Волка? Или наоборот, испытание. Послал же он ему пару именно сейчас. И позволил ей пропасть.
Да, вот оно то самое изменение в жизни Харальда в связи с появлением пары — потеря отца. И что его ждёт там, за горизонтом этих дней, он категорически не знал! Лишь понимал, что иного пути, чем искать Ренату, у него попросту нет. Приведёт ли его это всё к конунгству, или придётся строить жизнь по другому плану, чем он ранее думал — неизвестно. Лишь жёсткая трава под лапами, холодные ветра, а местами и колючий снег сопровождали его с товарищами в трудном пути.
Едва они перешли границу гардалийских земель и ступили на земли Великой Степи, сразу ощутили её… недовольство.
— Что вы здесь делаете? — шептали засохшие травы.
— Чужие, вам тут не место, —шуршала земля.
Разумеется, никто не обращал на это внимание. Разве что рыкнули пару раз, мол, мы в своём праве, это ваш Батыр-хан преступил закон.
— Пошли вон, чужеземцы! — спустя пару часов бега архельдорцев окружила стая степных волков.
Они были мельче северян, тощие и в то же время жилистые и очень выносливые. В их глазах плескалась ярость, а когти жаждали чужой крови. Разве что хвосты выдавали некоторую нервозность — всё же северяне крупнее их чуть ли не в два раза.
Трое из степняков сменили ипостась, ибо говорить в волчьем обличье с чужаками они не могли — не было ментальной связи.
— Мы бы не приходили, если бы не Батыр-хан, — огрызнулся Харальд, тоже перевоплотившись и досадуя, что теряет драгоценное время. — Ваш земляк украл мою жену.
— Молодец какой, — хмыкнул один. — Что же ты плохо за ней смотрел?
— Да ладно, будто ты не знаешь, какими подлыми бывают люди, — освежил ему память второй, быстро сменивший гнев на милость, ибо когда-то имел похожую проблему. — Мы и сами предпочитаем с ними не связываться.
— И зачем ему чужая баба? — недоумевал третий.
Он тоже довольно резко сменил настроение, но только не первый.
— Всё равно, какого шакала вы сюда явились без спроса?! — продолжал гнуть свою агрессивную линию вожак стаи.
— Она — моя, — напирал на свои права Харальд, игнорируя лишние замечания. — Я в своём праве! Я иду её отбивать, и никто меня не остановит. Если хотите боя, так тому и быть.
И он перекинулся обратно в звериную ипостась. Рыкнул так, что земля затряслась, выпуская наружу весь свой гнев, всю силу, которую постепенно обретал в связи со смертью главного альфы стаи — его отца.
И народ дрогнул: и свои, и чужие.
— Тише, тише, чего ты такой нервный, — тут же пошли на попятный степняки. Ибо увидели в его глазах свой смертный приговор. — Раз в своём праве — идите.
— Я же говорил, что мы с ними не водим дружбы, что сразу орать? — обиделся второй степняк.
Перекинувшись обратно, они, поджав хвосты, убежали.
— Ну, ты силён! — протянул Кьярваль.— Сразу видно — настоящий правитель.
Не то, чтобы он раньше сомневался, просто сейчас лишний раз убедился.
— Побежали дальше, — не сказать, чтобы Харальд пребывал в восторге от причин, по которым обрёл дополнительную силу.
Но стоило признать, что она сейчас пришлась ой как вовремя.
На следующий день ситуация с головокружением повторилась. Хвала Небесному Волку, ничем другим она не сопровождалась, что говорило о здоровье матушки Харальда. Только вот их здоровье изрядно подкосилось. Психическое.
Старое направление. Им надо было вновь двигаться туда, куда они шли изначально — на восток. Пусть, не в обратную сторону, но какого?.. Они могли прекрасно обойтись без этого крюка на север, если бы знали, что Рената вернётся.
Куда она ходила? Или летала, если уж быть точным.
Протяжно взвыв, двуликие поддали жару. Зима в этих землях уже вступала в свои права. Снег теперь не просто изредка пролетал, а валил сплошной массой, налипал на лапы, лез в глаза и нос. Разве что с питьём решилась проблема — можно было на ходу высунуть язык, наловить им снежинок и утолить жажду, не останавливаясь и не тратя времени на поиски источника. Если этого было недостаточно, то мазнуть языком по сугробу.
И вот на исходе, Боги знают, какого дня — они уже давно сбились со счёта — двуликие почуяли дым. И характерный запах басурманского племени.
