вижу рукава вашего платья. В третьих… Эла, мне нужен только один ответ. Получу его и уйду.
– Куда уйдете? – Я подалась вперед, собираясь взять его за руку, но вовремя остановилась.
– Спущусь вниз, – улыбаясь, сообщил Даниэль. – Ждать тебя вместе со всеми. И пить чай. Я так и не позавтракал, решая дела, а потом отправляясь на твои поиски. Так что, готова?
Я пожала плечами.
Даниэль Эрвикс вздохнул и спросил:
– Эла, ты позволишь мне ухаживать за тобой?
– А как же ваша Диана? – буркнула я раньше, чем успела подумать.
– Она давно не моя и теперь узнала это наверняка, – отмахнулся профессор, выглядевший сейчас совсем молодым и – быть не может! – взволнованным. Он смотрел на меня, и я видела, что ему важен мой ответ.
Даниэль ХОТЕЛ ухаживать за мной. Стать моим… парнем. Боги!
Меня выдала улыбка. Она расцвела на губах раньше слов. Но такая, что все стало очевидно.
Даниэль тоже заулыбался, чуть склонил голову. И я кивнула. А потом прошептала тихо-тихо:
– Да.
И повторила уже громче, испугавшись, что он все-таки не понял и уйдет из-за такой глупости:
– Да! Я согласна. Конечно. Да…
Даниэль Эрвикс
Решение серьезно поговорить с родителями Элы я принял спустя неделю после того, как мне было позволено за ней ухаживать.
И тому виной стали не только выразительные намеки ее матушки, но и созревшая, вполне деловая необходимость. Деловые же переговоры невежливо начинать внезапно. Руководствуясь этими мыслями, я отправил посыльного в лавку Гарта Винира с письмом, в котором уведомлял, что хотел бы встретиться с ним и его супругой без лишних глаз.
С тем же посыльным мне прислали ответ:
«Завтра после обеда Эла отправляется с Ритой на ярмарку, где они планируют немного прогуляться. А это часа на три минимум. Так что милости просим в четырнадцать часов к нам.
Г. Винир».
Одевался я с позабытой за последнее время внимательностью.
Чисто выбрился, с удивлением отметив, как привык за последние дни к небрежной щетине. Впрочем, дело было не только в привычке. Думаю, щетину я полюбил около пяти дней назад, когда Эла нежно касалась моего лица пальцами и призналась, что таким «милым и слегка колючим» я нравлюсь ей еще больше. «Как ежик», – с восторгом глядя на меня, говорила она. Но с ней хотелось быть не ежиком, а котом. Тереться о ее руки и мурлыкать от удовольствия.
Эла была… необыкновенной, совершенно наивной, милой и честной. Особенно на контрасте с Дианой. Временами я сам удивлялся полярности своих вкусов.
Нет, теперь чувство было совсем иным. Меня не накрывало, как с Дианой, жаждой быть рядом постоянно, которая сменялась иссушающей ревностью. Тогда эмоции были на грани, на пределе, доводя до изнеможения. И я считал, так и должна выглядеть любовь.
С Элой было иначе. Мягко, уютно, по-домашнему. Иногда я просто замирал, прислушиваясь к себе и не веря собственным чувствам: слишком много нежности поселилось внутри. Что бы Эла ни делала: щебетала, смеялась, пыталась готовить и кормить меня своими жуткими печеньями, – я млел и таял. Странное состояние, непривычное и похожее на высшую степень счастья.
Мне казалось, что я готов провести так всю свою жизнь. Нет… я ХОТЕЛ провести так всю жизнь. Вот только говорить об этом не выходило. Из-за суховатости и сдержанности характера я не представлял, как романтично донести до Элы свои мысли и планы. Над этим еще предстояло поработать. Пылкие признания, серенады под окнами и прочие восторженные атрибуты влюбленного – не про меня, но я старался учиться быть мягче, сдержанней, деликатней.
Мне хотелось радовать Элу. Потому я покупал подарки и сладости. Букетики, брошки, красивые ленты. Она принимала это все, краснея и целуя меня в щеку. Мне же хотелось вновь повернуться и поймать губами ее губы.
Но я сдерживался. Отчасти потому, что для страстных отношений еще не пришло время. Отчасти из-за того, что было в этих первых шагах сближения что-то по хрустальному трогательное и чистое. Такое нельзя торопить, нужно наслаждаться, смакуя каждый момент.
На эту неделю я словно выпал из жизни, но пришедшее из северной академии письмо напомнило о реальности. А она гласила, что я многое решил за Элу и ее семью. Пришло время согласовать мои планы с ними.
Потому ровно в четырнадцать часов я стоял на пороге лавки мистера Винира. В костюме, начищенных до блеска туфлях и даже с кожаным портфелем, в котором лежали бумаги на подпись.
– Добрый день, – встретил меня отец Элы, с удивлением осматривая с головы до ног и, кажется, проникаясь серьезностью сегодняшней встречи. – Проходи… те, профессор, моя супруга уже ожидает нас в гостиной.
Я проследовал за ним: собранный и серьезный. Не представляя, какой реакции могу ожидать в ответ на свои действия. Но, стоило встретиться с миссис Винир, как улыбка сама появилась на губах. Эла невероятно походила на мать, и я не мог противиться очарованию этих удивительных женщин.
– Дорогой Даниэль, я рада вас приветствовать! – Линиара Винир тотчас окружила меня заботой.
Я и глазом не успел моргнуть, а она уже усадила меня в кресло, налила чай и даже развлекла непринужденной беседой о погоде. Отец Элы практически не участвовал в разговоре и, когда в нем образовалась небольшая пауза, хмуро громыхнул:
– Ну все! К делу-то переходи профессор. А то можно до бесконечности облака обсуждать и урожай яблок.
– Дорогой… – с легким осуждением протянула мама Элы.
– Что «дорогой»? Я во всех этих аристократических словесных танцах не понимаю и разбираться не планирую, – припечатал Гарт Винир. – Зато я понимаю, что этот парень не так давно начал за Элькой ухаживать и, очевидно, не просто так явился с портфелем. Так что ближе к делу!
– Вы совершенно правы, мистер Винир, – кивнул я. – Я пришел не только потому, что мне нравится ваша прекрасная дочь. Об этом тоже стоит поговорить, но позже. А это дело… – Я показал на документы. – Не терпит отлагательств. Как вы помните, у Элы невероятный стихийный потенциал…
– Так вы вроде как этот вопрос уже решили, – прервал меня Гарт Винир. – Эла обретет контроль над силами, и все. Для этого вы с ней и занимаетесь, разве не так?
– Не совсем, – признался я. – Вопрос не решен. Потенциал Элы несколько недооценен. Размах ее способностей больше, чем я думал изначально. Поэтому самым лучшим вариантом станут не тренировки по физическому контролю и спокойствию, а полноценное обучение стихиям. И не здесь.
– Не дома? – мрачно спросил отец Элы.
– И даже не в нашей академии, – осторожно сказал я.
– Как это? – нахмурился Гарт Винир.
А вот его супруга, судя по грустному взгляду, все поняла.
– Судя по всему, мальчик говорит о Нормежской академии ледяных стихий, – сказала она тихо.
– Что?! Нормегия?! – Гарт Винир вскочил и нервно заходил по комнате. – Но зачем? Бред! Насколько я помню, и тут есть кафедра стихий. Вот там пусть учится.
– Академия Трех Сил находится в городе, а вот Нормежская – в замке на скале, – принялся объяснять я. – Любые выбросы магии там не страшны. Это раз. А два – там преподают маги, которые имеют внушительный опыт работы с мощным даром старой нормежской аристократии. Миссис Винир, если не секрет, то к какому именно роду вы принадлежите?
– Сверсинбе́рги, – спокойно проговорила женщина, и лишь то, как она сжимала пальцы выдавало ее волнение. – Главная ветвь рода Сверсинбергов.
– Ясно… – Я вздохнул, понимая, что не ошибся, когда воскрешал в памяти это лицо. Значит, у Элы действительно огромный потенциал…
– Надо сказать, что подтвердились мои худшие опасения, – продолжила миссис Винир, нервно разглаживая салфетку на столе.
– Почему? – не понял я.
– Потому что, стоит Эле появиться на севере и заявить о своем даре, как ею несомненно заинтересуются наши родственники.
– А откуда они узнают, что она это она? – вмешался мистер Винир. – Эла носит мою фамилию. Не их! Моя девочка – не их умов дело.
– Милый, – с грустью проговорила его супруга, – как бы я хотела, чтобы ты оказался прав. Но…
– Эла очень похожа на маму, – кивнул я. – Не узнать ее будет сложно, даже если она не представится. Кроме того, двадцать лет назад портрет Ледяной Розы стоял на столе практически у каждого юного аристократа, – хмыкнул я, с иронией глядя на чуть покрасневшую
