себе самый красивый дождевик, и как только увидел Дуньку, то сунул ей в нос ярко-красную новинку:
— Видала? — восторженно воскликнул он, прокручивая зонт и изображая, как прячется под него от дождя.
— Да вся Москва видала, — радуясь встрече, отмахнулась боярышня. — Ты лучше расскажи, где был, что делал?
Иван Иваныч рассказывал с удовольствием. Он даже не подозревал, как ему хотелось выговориться. Отец выслушал краткий отчёт, маму нельзя было пугать, а Дунька вроде тоже охала и ахала, но восторг в её глазах лишь подзуживал живописать все те ужасы, что он пережил со своими приятелями.
Княжич был счастлив вырваться из мрачного и сырого леса, но по мере своего эмоционального рассказа он неожиданно осознал, что в лесу было не так уж плохо. Вымокли и продрогли, но здорово там было! А сколькому новому он выучился?!
— Я бы потерялась в первый же день в лесу, — посетовала Дуня.
— Потому что девчонка! — самодовольно выдал Иван Иваныч.
Дуня не стала спорить, но хитро улыбнулась:
— Где твои трофеи, муж добрый и знатный? Чем угощать будешь?
— Ты чего, голодная?
— Я не голодная, но ты же, наверное, завалил кухню всеми теми стадами зверей и стаями птиц, что вы подбили своей компанией.
— Ну-у, кое-что принесли… сегодня нам чего-нибудь приготовят…
— Да ты что?! — ахнула Дуня. — Тебе что, некого угощать собственноручно подбитым мясом? А как же я? — личико боярышни скривилось в плаксивой гримаске, но в глазах завели танец чертята. — Все мужи одинаковы: наплетут с три короба, а как накормить, так сразу кто-нибудь чего-нибудь что-то где-то сделает, — передразнила она. — А как сделает, я тебя спрашиваю?
— Да откуда я знаю? Чего ты пристала?
— А я тебе скажу — кулеш сделают и не поймешь, что ешь.
— Главное, что вкусно будет!
— Ты же теперь охотник, и хоть одно блюдо должен сам приготовить. Это как бы подвести итог, поставить подпись в конце текста.
— Но я не умею готовить!
— А вот это ты зря. Надо знать хотя бы основы готовки. Вдруг в походе твои холопы полягут, защищая тебя, а товарищи будут ранены?
— Если полягут, то я попаду в плен.
— Тьфу на тебя! Но бывают же сложные ситуации, когда все вымотались, едва на ногах стоят, а тут ты… свежий и румяный! Люди падают с ног, ты смотришь на них и не можешь даже напоить. Сидишь и ждёшь, когда кто-то доползет до тебя и кашку приготовит.
— Дунька, я тебя побью! До чего же ты вредная!
— Я не вредная. Идём, я научу тебя двум фирменным блюдам, которые будешь уметь делать только ты, и возвращаясь с охоты, порадуешь маму с отцом. Вот и получится: сам поймал дичь, сам разделал и сам приготовил.
— Что значит «фирменным»?
— Ну я же говорю, что только твои рецепты, и готовить их будешь только из того мяса, что поймал.
Сказано — сделано! Вместе с дядькой княжича они отправились на кухню и отобрав себе подходящие кусочки, замариновали мясо на шашлык. Чтобы не скучать, дожидаясь, пока мясо промаринуется, взялись обжаривать в панировке филе дичи, лук, сыр, капусту, морковку… да даже кусочки застывшей каши залепили кляром и кинули в масло ради интереса. Княжич подустал, но новыми блюдами заинтересовался боярин Палка и помог довести до ума шашлык.
Так Дуня впервые отобедала вместе с семьёй князя на женской половине. Мария Борисовна сияла и много смеялась. Нечасто князю удавалось вырваться к ней в течение дня. На людях они трапезничали по всем правилам, и это больше походило на мероприятие, а чтобы вот так… в небольшой горнице, да только ближние боярыни рядом, чтобы подать чего… Но сын с Дуней что-то секретное учудили, и даже Никифор не выдал их тайну, говоря, что все сами увидят и попробуют.
Иван Васильевич выгнул бровь, услышав, что его сын сам приготовил мясо, но княжич выдал целую философию о фирменных блюдах да так, что Дуня тоже заслушалась. Вот чего не отнять у княжича, так это его умение умно, да складно говорить.
Иван Иваныч вскоре вновь начал рассказывать о своей охоте и теперь уже дичь была размером с него, а кабаны больше изб. Дуня и княгиня смеялись, переживали за него, а князь улыбался и с сожалением оглядел опустевший стол.
— Ну что ж, спасибо сынок. Накормил, повеселил, а теперь пора за работу. Провожай свою гостью и приходи в палаты. У нас с тобой ещё дела.
Дуня обещала заскочить к княжичу завтра, чинно раскланялась и упорхнула. У неё тоже были дела. Сейчас как раз лекарка должна была закончить втирать масло в голову Наталии, а Дуня отвезёт Катерину домой. По дороге лекарка начинала учить боярышню, а дома уже было что-то вроде практического занятия по изготовлению лекарств.
Кого-либо лечить и тем более трогать Дуне было строго-настрого запрещено, и за этим следил не только Гришка, но и Семён Волк. Боярич исправно каждое утро приходил во двор Дорониных и уходил, когда Еремей Профыч возвращался из приказа, а бывало, что задерживался.
Как-то так получилось, что Дуньке после занятий с лекаркой надо было всё повторить, а ключница не всегда соглашалась сидеть и слушать, тогда Семён был назначен ею «свободными ушами».
Сначала ему было смешно. Боярышня принимала чопорный вид, брала в руки палочку, сажала его за стол, а сама с умным видом расхаживала, что-то говорила о цветочках, размахивая палочкой. Потом она стала тыкать своей указкой в него и пояснять, что если он будет ранен в это место… Вот тут Семён стал прислушиваться и… увлёкся.
Девчонка рассказывала очень нужные и важные вещи. Удивительно, как она всё запоминала? Ему приходилось просить её повторить, пояснить ещё раз, а лучше показать. Они вместе измельчали травы, варили отвары, ставили настойки, делали мази. Она рассказывала всё легко, не таясь. Другие бы берегли секреты, а она радовалась, что может поделиться тем, что знает.
А чего не ожидал Семён, так это того, что старшие братья начнут завидовать ему! Он же теперь часто ожидал боярышню в Кремле и вольно-невольно попадался многим важным людям на глаза. Его
