***
Облака плыли надо мной, порой закрывая солнце, порой превращаясь в россыпь пушистых клочков. Ветер гнал их вдаль, спеша очистить небо, но они подбирались снова, заполоняли высь, бросали тень на побережье.
Я лежала на теплом камне, ожидая, когда высохнет одежда. Наверное, дремала… Доносившиеся от хуторка голоса действовали, как колыбельная.
Медор собирался на рыбалку и требовал, чтобы к его возвращению кто-нибудь собрал хворост. Эньер шушукался с расстроенной Лилеей, и это создавало видимость занятости для них обоих. Ласка, убранная в шокировавшие жителей Трясогузок ленточки, валялась на песке. Ньельм сидел поодаль, косясь то на нее, то на видневшиеся на горизонте Драконьи горы.
Тишь да гладь… Все такие вежливые, спокойные, обходительные. Лицемерие зашкаливало, и от этого мне было не по себе.
— О, Брен! Вы не заняты?
Сокол улепетнул на поиски дров быстрее, чем колдунья закончила фразу.
— Эньер, вы…
— Нет-нет-нет! У меня нет медицинского образования! Нет!
— Я могу попробовать, — чуть слышно предложила Лилея. — Видела, как это делается. На собаках.
— Спасибо, не стоит, — Мела сама убралась от предприимчивой девушки. — Ньельм!
— Сначала отдай мою серебряную пыль.
— Забыл? Никакого благословенного серебра. Отныне — только альтернативные методы.
— Ну и страдай, как дура.
— Тая!
Я прикрыла глаза ладонью. Чуть что — сразу Тая… А Тая, между прочим, тоже потерпевшая сторона. Синяки по всей зад… спине. Пальцы ободраны веревкой. Занозы от лестницы.
— Я болею. Используй магию.
Она скрипнула зубами.
— Ты мне плечо выдернула! Чем прикажешь рисовать?!
— Практикантами.
— А колдовать — сахаром?!
— Как знаешь. Хватит мельтешить. Тут нет никого, кто умел бы вправлять суставы, и никого, кто рискнул бы потренироваться на тебе. Смирись. Надо ехать в больницу.
— Так найди эту проклятую лошадь!
«Уже нашла. В колодце. Ты же в курсе, и нечего срывать зло на мне».
Мела запнулась, охнула.
— Вставай! — повелительно махнула здоровой рукой. — Будешь чертить.
— Я? Что еще за выдумки? Я же в этом не разбираюсь!
— Прекрасно. Значит, ничего лишнего не дорисуешь.
Смахивало на то, что излишняя подозрительность — не только мой удел.
Я поднялась. Рубашка успела высохнуть лишь спереди, и спину тут же обдало холодом.
— В дом?
Она кивнула.
— Возьми мой мел. В кармане.
— И сахар?
— Зрителей нет, обойдемся без абсурда.
«Наконец-то ты объяснишь, как умудряешься колдовать без серебряной пыли!» — возликовала я, спеша к главной развалюхе этого селения.
— Иди ко мне, — раздалось от крыльца.
— Уверен?..
— Не в моих интересах тебя калечить.
Обо мне забыли в мгновение ока. Колдунья направилась к Вальену, и я растерянно остановилась, не зная, в какую сторону повернуть.
— Оторвешь — останешься без магии, — предупредила она.
— Оторву — запачкаю рубаху, а другой у меня нет, — без тени усмешки отрезал Ястреб.
Наблюдать за ними я не решилась. Почему-то воображение рисовало не романтические сцены, а сплошное поле брани со всеми кровавыми подробностями. Знаю, это глупо. Но время, когда я верила в сказки, давно прошло.
«Не доверять никому», — вот мой девиз.
«Особенно тому, кто говорит: «Без нее я — ничто», и проводит ночи с другой», — с недавних пор к нему прибавилось небольшое уточнение.
— Можешь орать, я не испугаюсь, — тон Вальена был чрезмерно безразличен.
— Потерплю, — Мела запросто обошла бы его в игре «мне плевать на тебя, заклятый враг».
— Вряд ли.
— Посмотрим.
— Выглядит не очень.
— Ну так сделай лучше! Ах ты ж!.. Мог бы предупредить!
— Зачем? Так интереснее.
— Не удивляйся, если завтра проснешься с ослиными ушами.
— О, я все-таки проснусь?
«Они друг друга стоят», — напрашивался вывод.
Я в сотый раз напомнила себе, что лезть в чужие дела — дурной (и опасный, чего уж греха таить) тон. Затем ушла, оставив их наслаждаться столь редким моментом взаимопонимания. Справедливости ради должна заметить, что длилась идиллия недолго и закончилась раньше, чем я исчезла из зоны слышимости.
— Тая, вы куда?
Создатель, это невыносимо! Почему в безлюдном поселке невозможно остаться в одиночестве?
— Гуляю!
— Будете идти назад, захватите дровишек.
— А вы чем займетесь, Эньер?
— Уборкой. Сегодня моя смена.
То есть ничем. Понятно.
Я свернула к старой дороге, по которой мы прибыли из Тресковника. Поначалу у меня не было цели, но потом перед моим внутренним взором появилась карта с маршрутом.
Смешно признавать: впервые ее увидев, я не сразу сообразила, что чистое пятно на юге — море, а не равнина. Да, с образованием у Атайи Тавеннской не сложилось. Ничего, это поправимо. К тому же будь на карте побольше надписей, я быстрее поняла бы, что к чему.
Впрочем, неважно. Суть в том, что возле «пустоты» располагалось несколько кривых линий. Самая длинная, полагаю, означала берег. Относительно прямая — дорогу. А короткая извилистая? Хм, очень надеюсь, что поблизости протекал какой-нибудь ручеек.
«Воды нет. Всего две банки осталось», — вспомнились мне жалобы Медора.
Его запасливость позволяла нам протянуть до завтра, а затем пришлось бы все равно искать источник питья. Или лезть в колодец, чего я точно не хотела.
Примятые колесами травинки уже выпрямились. Дорога являла собой обычную прогалину между кустарником и низкими деревьями. Дикое место… Оно раздражало меня своей пустынной красотой, и даже нарушавшие тишину пчелы казались здесь лишними.
Из-под сандалии выметнулась крохотная ящерица, спряталась за ближайшим валуном. Я наклонилась, чтобы рассмотреть ее, и ушибленная поясница тут же заявила о себе. Память услужливо вернула меня на пару часов назад. В голову полезла всякая всячина — конечно же, не о представителях животного мира.
Лилея думала, что в колодце будет Ньельм. С точки зрения логики все понятно: Медор бы там не поместился, Брен не выносит замкнутых пространств. И не стесняется трепать об этом направо и налево, кстати. Оставался знатный колдун. Кто же мог предположить, что туда отправлюсь я?
Сплошные подозрения… Получалось, лестницу испортили для Ньельма?
«Или для любого, кто надумает спуститься», — пришло на ум.
Планки раскрошились только на нижней половине… Неужто колодец должен был стать ловушкой?
«Или мы запихнули лестницу не той стороной», — появилась рациональная мысль.
Если бы исчезли верхние планки, все дружно завопили бы о колдовстве и к срубу никто бы и близко не подошел.
— Ладно поверим в заклинание. А кто его активировал? Рядом был Медор — и больше никого. Что, снова «отложенное»? Не пялься, хвостатая! Натолкни на идею!
Ящерица скользнула в пожухлую траву и улепетнула, поднимая пыль. Зато неподалеку раздались звуки, которых я никак не ожидала услышать в каменистой пустоши.
Смех.
Мужской.
Издевательский.
— Это ж насколько надо отчаяться, чтобы разговаривать с собой, — изрек Ньельм, нагло хрустя кустарником. — Что, незавидна участь брошенной невесты?
Я опешила. Он-то откуда узнал? Затем вспомнила свою давешнюю речь о замках, аристократах и Меле. Щеки запылали. Это ж надо так опростоволоситься! Не сомневаюсь, все зрители тогда поняли, о ком шла речь.
— Не смеши. Страдать от любви — не мое призвание.
— Значит, никаких чувств?
«Меня никогда не звали невестой. Обижаться не на что. Мы были честны друг с другом, а то, что я навоображала, не имело смысла».
— Что, дракон пролетел? — бросила шпильку. — Прибежал прятаться за юбку?
— Ты без юбки.
— Ага. Тебя шокирует одежда Суши?
— После купальника Илоны я могу смело заявить, что видел в этой жизни все.
Мне не удалось скрыть удивления.
— Распутная тетя совратила приличного мальчика?
— Мальчик хорошо понимает, чего добивается тетя, поэтому держится от нее подальше.
