нет.
— Но нам надо спешить, — нахмурился граф Теодор-старший. — Вот-вот наступит ночь.
Уверена, священник по мере возраста не сразу понял, в чем именно может быть спешка, если только не догадался по предстоящему полнолунию.
— Давайте немного все же подождем, граф. Я вскоре предстану пред самим Отцом нашим и хочу быть чист совестью пред ним. Отсутствие родителя или кого из близких со стороны невесты наводит на меня мысль, что это не благословенный брак. А я не смею идти против священного писания и связывать священными узами то, что идет против воли всевышнего.
— Хорошо, — нехотя согласился Теодор-старший. — Подождем немного, — посмотрел сначала на меня, а потом на сына.
Действие крови в моем организме практически прошло, и меня вновь охватило мерзкое колыхание, но я настраивала себя на лучшее, пытаясь на максимуме удержать разум в рамках, не давая телу сдаться при первой же возможности. К черту, психосоматика должна сработать! Я в это верю! Я справлюсь!
Прошло без малого четверть часа, за которое граф раз сто заходил и выходил из церкви, повторя я себе под нос: «Ну где же он?!», пока не влетел, чуть ли не таща за собой герцога.
— Отец, — поздоровалась я, вызвав лишь тревогу на его лице.
— Что с тобой, Ален? Ты бледнее приведения!
— Все в порядке. Давайте поспешим, — объясняться сейчас и впрямь было не время. Надеюсь, оно у нас все же будет когда-нибудь.
И священник приступил к своей части, где произнес прекрасные слова о том, что он удостоился соединить наши с Николасом судьбы, желал нам счастливого плодовитого брака, не забыв спросить: «Согласен ли он взять в жены прекраснейшую из рода де Лакруа, Ален?» (что мне польстило!), а меня — вступить в брак за самого храброго мужчину из рода Теодоров, Николаса. На что мы, естественно, были согласны, слегка улыбаясь и стараясь думать, что это самые волшебные минуты в нашей жизни.
И вот мы подошли к кульминации сего события.
— … что ж, за неимением здесь тех, кто против сего торжества…
— Почему же? Мы против, — произнес голос за нашими спинами, на что мы, ахнувши повернулись, ибо эта фраза на корню разрушила романтику вечера.
Голос принадлежал одному из стражей и судя по более дорогому обмундированию, я поняла, что это начальник гвардии (или на что тут они распределялись).
— Прошу прощения? — первым заговорил граф, который как никто понимал, что время близится к концу. Мы, итак, безбожно опаздывали.
— Я, Капитан гвардии его величества Ричарда Третьего, Вальтер Мортгомери. Нам придется прервать процессию, граф Теодор, ибо нам придется арестовать вашего сына, Николаса Теодора, за жестокое убийство тюремного стража Кирка, произошедшее в лесах Оулленда.
— Это бессмыслица какая-то! — прорычал граф. — Этого не может быть!
— Боюсь, Вы ошибаетесь. У нас есть прямая улика против него, — не согласился коренастый, но видно весьма хорошо обученный мужчина в доспехах, за которым я рассмотрела в потемках еще несколько человек — его солдат.
— И какая же? — Теодор-старший еле сдерживался.
— Окровавленный платок с инициалами «Н.Т.», что мы нашли рядом с расчлененным телом, — вальяжно и будучи уверенным произнес капитан Мортгомери.
Теодор-старший повернулся к сыну с немым вопросом. Я последовала его взгляду. Николас смотрел на меня, и лишь мы оба понимали, что произошло на самом деле.
В каком бы ужасном сейчас физическом и моральном состоянии я не была, я смогла все же вспомнить события той ночи. Я пряталась в кустах, потом побежала на чей-то крик, и свалилась прямо на труп, можно сказать. Кровь, что я как ненасытное животное лакала с ладони: теплая, яркая, не сравнимая ни с чем, пока не появился Николас и не отвлек меня. Он же и протянул мне платок, которым я вытерла руку и лицо.
Помню, как обиделась на него, так как он смел меня ревновать на пустом месте и даже не попросила помощи и шла сама. Вероятно, где-то в тот момент я и обронила злосчастный платок с инициалами. Вот ведь проклятье!
— Что это значит, сын? — потребовал ответа Теодор-старший.
Что он мог ответить ему? Сказать, что не был там, так откуда платок? Можно было бы ответить, что я обронила, но тогда вопрос, что я делала рядом с трупом? Это был замкнутый круг, и мой жених понимал это и пытался глазами сказать, что нет смысла отпираться и бежать.
— Я там был, но я не убивал стража Кирка, — сообщил он, все еще не отрывая от меня глаз. Мне показалось, что он пытается запомнить каждую клеточку моего лица, словно у него не будет возможно хоть раз еще увидеть меня. Действительно: может быть, я умру через час-другой, а он всю жизнь проведет за решеткой. И это наши последние минуты вместе.
Я покачала головой, дотрагиваясь до его холодного лица. «Нет, господи, нет! Только не бросай меня сейчас! Не тогда, когда я так нуждаюсь в поддержке» — хотелось мне кричать.
— Это будет решать суд, граф Теодор, — объявил капитан и последовал со своим отрядом в нашу сторону.
— Господи милосердный, да что вы себе позволяете? — подал голос священник, — который видимо был до того шокирован и тем, что торжество было прервано, как и тем, что жениха объявляли убийцей.
— Нет, — свалилась я на колени пред Николасом. — Нет, ты не можешь покинуть меня. Не сейчас! Не сегодня ночью! Николас, — слезы градом покатились по моим щекам, прям, как и дождь, что начал стучать по окнам часовни. Мистическое совпадение, я бы сказала.
Лицо моего жениха превратилось в бледное полотно, но глаза вспыхнули ярким пламенем. Моя мольба была последней каплей его терпения. А он всего лишь хотел жениться на мне и надеялся, что я останусь жива, пока он может мне в чем-то помочь. Но у судьбы и на этот раз были иные планы насчет нас.
Николас покачал головой, словно хотел сказать: «Да пошла ты к черту, долбанная судьба. Я сам решаю, что мне и как делать» и… выпустил своего демона из клетки.
Это произошло мгновенно. Я даже полностью не успела оценить обстановку. Вот предо мною стоял красавиц-мужчина в смокинге с бутоньеркой, и вот уже прыгнул на подходящего к нему капитана Мортгомери, превратившись в волка. И я наблюдала, как порванная местами красивая одежда медленно летит на пол, покинутая хозяином.
— Сын, нет, — лишь успел крикнуть ему Теодор-старший, но было уже поздно. Кровь во всю летела во все стороны: это Николас набрасывался на всех, кто стоял у него на пути, царапая, кусая,
