— Мне нравится, как ты смотришься в моей спальне, — застыл у края, снисходительно глядя на мои попытки отодвинуться от него подальше. — Особенно на кровати.
— Почему у тебя тут не было женщин?
— Не хотел никого подпускать так близко, — он медленно двинулся обходить кровать, не спуская с меня взгляда.
— Когда ты на меня так смотришь, мне становится страшно…
— Почему? — он невероятно притягательно расстегивал пуговицы рубашке.
Я нервно сглотнула:
— Потому что никогда не дашь выбора и не отпустишь…
Никогда еще зверь меня так не завораживал. Его движения — уверенные, естественные, без капли желания мне понравиться — будоражили мое воображение. Я хотела запомнить каждую секунду сегодняшней ночи…
— Так хочешь от меня сбежать, — он рывком отбросил рубашку и красноречиво коснулся пряжки ремня, — как и от всех остальных?
— Нет, — помотала головой, выдерживая его взгляд.
Тигр красовался передо мной, продолжая избавляться от одежды. Теперь мы были на его территории, в его логове, из которого мне уже не сбежать. Его правила, его желания.
— Ты слишком долго была свободной, Алиса, — он собрал мои волосы и потянул назад, вынуждая запрокинуть голову. — Будет непросто…
— Это точно, — я прикрыла глаза, запрокидывая голову, и почувствовала прикосновение его губ к тонкой коже на шее, под которой билась вена. Для оборотней — крайняя степень доверия, ведь сейчас я позволяла ему распоряжаться моей жизнью.
— Ты вызываешь дикий голод, — горячо прорычал мне в шею, слегка прикусывая кожу. И сдаваясь.
Рывком толкнул меня на кровать и придавил своим телом. Губы обожгло жадным поцелуем-укусом, и я ушла с головой в его жажду, захлебываясь чужими эмоциями. Алекс прикрыл глаза, а я смотрела на него. Умопомрачительный, опасный, дикий, сейчас полностью в моей власти, а я — в его. Напор и жажда зверя каждый раз — настоящее испытание. Алекс чувствовал дрожь моей кошки, но остановиться уже не мог. Как он вообще нашел в себе силы оторваться от меня и раздеть, не разорвав ничего…
— Алекс, тише, — зарычала я, когда кружево трусиков больно впилось в нежную кожу от его рывка.
— Прости, — рыкнул он, тяжело дыша, широко развел мои ноги и опустился между ними.
Его довольное утробное рычание вдруг вызвало приступ нервного смеха:
— Я же накормила тебя ужином!
— Плохо кормила, — угрожающе оскалился и облизнулся.
— Мамочки! — взвизгнула я.
— Еще папочку позови, — усмехнулся он, и в следующий удар сердца я вообще забыла и свое, и его имя, не говоря уже о том, как дышать.
То, как Алекс меня чувствовал, пугало. Любое его движение распаляло, доставляло дикое удовольствие. Он не давал передышек, доводя до исступления, и я чувствовала ту силу, что безошибочно привела его ко мне. Она пульсировала внутри, хлестала в унисон его сильным движениям и вибрировала удовлетворенным рычанием.
— Аля…
Нас обоих все еще трясло, а разрядка, казалось, не принесла удовлетворения.
— Никуда не пойду, ничего смывать не буду, — прошептала, сжимая его бедра ногами.
Он помолчал, опустился рядом и уложил мою голову себе на грудь. Казалось, даже секунды не прошло, как я уснула. Эмоциональные встряски сегодняшнего дня не прошли даром, а Алекс "разрядил батарейку" окончательно и надежно.
* * *
Только сразу же кубарем скатилась на пол, едва успевая приземлиться на маленькие лапки. Запахи рванулись в нос новыми яркими подробностями, чувства обострились, а в теле поселилась такая легкость, что хотелось безудержно нестись вперед, оставляя позади все, и я бросилась из спальни.
Коридор вдруг показался мне незнакомым — узкий и неожиданно светлый, будто уже наступило утро. Что-то тянуло дальше, будто я была на привязи, а когда нос защекотал знакомый запах, я тенью спорхнула с лестницы и огляделась.
Никогда не видела это место. Светлая гостиная, следы легкого беспорядка на диване, столе, аромат выпечки и кофе, тишина, вибрирующая ожиданием, и дуновение ветра из распахнутой настежь двери.
Вдруг послышался женский… нет, не плач. Вой. Звериный вой волчицы. Страшный, отчаянный, последний… Я рванулась со всех лап наружу и тут же влетела в бордовую лужу, задохнувшись от запаха смерти и ужаса. На широком белоснежном крыльце лежали тела двоих мужчин. Один нелепо распластался по ступеням, второй — сидел у стенки и глядел невидящими глазами куда-то вдаль. Этот второй почему-то показался знакомым. Голый по пояс, он был изрешечен кровавыми дырами и казался прибитым к белоснежной стенке дома, как бабочка к листку бумаги. С губ текла кровавая дорожка, капая на ключицы и вливаясь в ручейки из множественных ран на груди, руки безвольно раскинуты вдоль тела, раскрытые кверху ладони…
Я рванулась к нему.
«Саша… Сашенька…» — донеслось откуда-то хрипло…
…меня вдруг скрутили в стальные тиски, и я выпустила когти…
* * *
95
* * *
— Аля! Черт… — раздалось рычание Алекса над ухом, загорелся свет, и я открыла глаза. — Что с тобой?!
Когда перед глазами перестало плыть, я обнаружила себя в объятиях Алекса. Его плечи сплошь исполосованы моими когтями, царапины уже набухли кровью. Я замерла, тяжело дыша, и завороженно смотрела, как капли собираются одна в одну и срываются вниз, оставляя такие жуткие дорожки.
— Господи, — выдохнула хрипло. — Алекс…
По щекам покатились слезы. Задыхаясь от рвущейся из груди истерики, я судорожно втянула воздух и вцепилась в его плечи, стараясь не замечать, как размазывается под пальцами кровь.
— Что случилось? — глухо повторил он вопрос и обнял крепче. — Что-то приснилось?
— Ты, — взвыла я и зашлась рыданиями. — Тебя убили…
Он, кажется, перестал дышать, настороженно замерев. Я не видела его лица, но чувствовала — он удивлен и озадачен.
— Что ты видела? — голос Алекса показался каким-то чужим.
— Тебя! В каком-то незнакомом доме, — всхлипывала чуть не через каждое слово, — лужи крови, ты и еще кто-то… второй… лежал на крыльце…
— Что ты несешь?! — неожиданно вскричал он, тряхнув меня за плечи, и рывком подхватил на руки.
— Алекс!
— Замолчи! — глухо рыкнул он, толкая какую то дверь.
По глазам ударил яркий свет, стопы обожгло холодом, а на голову вдруг обрушились острые капли воды, ударившие по чувствительной коже сотней льдинок. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, но он не дал, сжимая меня в стальных тисках.
— Проснулась? — прорычал со злостью. — Это твои ведовские загоны, Карельская?
— Пусти меня! — процедила угрожающе под неуместно шелковый шелест воды. Сейчас ледяные капли показались мне ласковее его объятий. — Я никому не позволяла с собой так обращаться, и ты не будешь исключением. Тебе ясно?
Он еще несколько секунд буравил меня горящим взглядом, потом выпустил и вылез из ванны:
— Придешь в себя — выйдешь.
— Я не приду и не выйду! — упрямо вздернула подбородок. «Переломает, — мелькнула мысль, — не допустит неповиновения». Он низко по-звериному склонил голову. — Я не перестану быть ведьмой, — выдавила упрямо, упираясь лопатками в холодную плитку, — поэтому советую подумать хорошо, прежде чем оставлять меня себе…
— У меня нет выбора, — прорычал, глядя в упор.
— Хочешь выбор? — я даже нашла в себе силы усмехнуться.
— Можешь мне его дать? — один рывок, и на шее сомкнулись жесткие пальцы, а я влетела в его грудь.
— Еще бы, — соврала я, растягивая губы в улыбке.
Только он удивил:
— Врешь, Алиса, — запустил пальцы в волосы, сжал до боли, — нет у нас выбора.
Удар закрывшейся двери показался выстрелом, я сползла по стене, и как тот — другой Алекс из моего сна — раскидала руки и уставилась в стену.
— Саша… Сашенька… — прошептала занемевшими от холода губами.
Что это было? Прошлое? Будущее? Или вообще какая-то альтернатива? Только уж слишком тигра переклинило! Подумаешь, сон мне приснился страшный, но Алекса он взбесил не на шутку. И продолжал бесить. Я чувствовала — тигр мечется за дверью, не находя выхода, разрываясь между мной и своими тайнами.
