— В кино? — моргнула обескуражено. — Ты… в кино?
— И почему я не могу сходить в кино? — хищно прищурился он.
— Ну… можешь, наверное…
Я улыбнулась: он ведь ни разу не держал меня на коленях, просто разговаривая, обнимая. Мир заправил мне прядь за ухо, нежно огладил шею, и я прикрыла глаза от удовольствия. Все же ласка в его исполнении трогала по-особенному. Захотелось просто дотронуться, прижаться, поцеловать… стряхнуть ту неловкость, которая все еще сковывала. И я взглянула в его глаза, замерла, почти уже касаясь его губ своими, оплела шею руками и осторожно поцеловала. И он ответил также настороженно, будто я могла упорхнуть, сделай он резкое движение. Было странно… Мы, казалось, были уже ближе некуда, а оба чувствовали себя, как в первый раз. Целоваться с ним без дикой страсти и напора оказалось не менее приятно…
— Хорошо, в кино, — прошептала я. — А еще я хочу суши. Умираю просто, как.
— Солидарен, — довольно оскалился зверь.
-53-
Зимний Ванкувер вдалеке от Хэстинг стрит был очарователен. Мы поехали в кино, потом прогулялись по центру, забрели на какую-то ярмарку посреди маленькой уютной площади с замерзшим фонтаном в центре и красиво подсвеченной старой церквушкой. Мы держались за руки, как обычная парочка, которых ближе к вечеру высыпало на улицы множество. Когда совсем стемнело, Мир вызвал такси, и мы поехали в неожиданное место — маленький азиатский ресторанчик с неприметной вывеской, но очень строгим портье, который долго искал наши имена на китайском в книге у входа.
— По отзывам здесь — самые лучшие суши, — Мир протянул мне меню.
Суши и роллы оказались непривычными и неразгаданными в плане начинки — в меню были только фото и названия. Но вне всяких похвал.
— Так… а кто такая Карина? — разговор приурочила к мятному чаю и десерту.
— Моя бывшая любовница, — зверь ничуть не напрягся, и это почему-то не понравилось. Хотя… он же расставил все точки.
— И ты часто бывал в Ванкувере?
— Раз в три месяца.
А вот теперь эмоции появились — он с интересом уставился мне в глаза.
— И она что, столько времени ждала тебя каждый раз?
— Не знаю, — пожал плечами и продолжил неожиданно жестко, вбуравливаясь в меня взглядом. — Приезжал, звонил, трахал ее всю ночь и уезжал по делам. Аня, зачем тебе это?
И тут я поняла, что с «временной подстилкой» попала в точку, но это ничуть не порадовало.
— Наверное, мне не все равно, — пожала спокойно плечами. — Почему она решила, что это продолжится? — Он посмотрел на меня так, что одного взгляда было достаточно, чтобы понять наверняка — ему плевать. И тут уже по-женски стало жалко Багиру. — А как это чисто технически объясняется? Ведь истинные пары с рождения определяются…
— У Карины нет истинной пары. Такое не редкость.
Все же его привычка не спускать с меня взгляда была настоящим испытанием на прочность. Не специально, но зверь вынуждал меня нервничать, хмуриться и кусать губы.
— И это что, на всю жизнь? — не сдавалась я.
— У нее — да. Ни детей, ни мужа быть не может.
Стало совсем жалко девушку. Понятно теперь, откуда у нее столько отчаяния.
— А с тобой она на что рассчитывала? Вы бы могли быть с ней вместе?
— Для нас в этом нет никакого смысла, — он расслабился и, наконец, взял чашку с чаем в руки. — Звери в природе не остаются вместе, если они несовместимы. Люди тоже встречаются и заводят семью, но многие расстаются, если не могут иметь детей, ведь так?
— Так, только у вас все гипертрофированно.
— Без компромиссов, как и в природе.
Жестоко. Я поискала поддержки у десерта с хрустящей корочкой, давая передохнуть и Мирославу. Но ненадолго.
— А как же ты? — снова ступила на хрупкий лед его терпения. — Ведь получается, у твоего отца было две женщины… — Его взгляд дрогнул, он нахмурился и уставился на свои руки, сцепленные на столе. — Мир… — начала было жалеть о вопросе, но он вдруг вскинул взгляд:
— Я не знаю. Моя мать была человеком, Аня. Значит, человек может родить зверю ребенка.
И не простого, а очень сильного зверя. Мир был сильнее, чем рожденный от «шакалицы» Кирилл. Значит ли это, что у меня теоретически тоже был шанс дать Миру возможность иметь такого же ребенка? И… знал ли об этом Зул? Я втянула воздух со свистом, костеря Магистра, когда Мир позвал меня:
— Аня, отец отказался от матери… и убил ее этим.
И тут я забыла, как дышать.
У его родителей была привязка. А это значит, что у зверя может быть две привязки! И с оборотнем, и с человеком!
— Отсюда и проклятье, — продолжал он мрачно. — Я не могу иметь звериную пару. Поэтому ты — единственная, и это значит, что я выбрал тебя сам…
Я нервно сглотнула.
— Откуда ты все это знаешь?
— Отец рассказал мне это перед… тем, как исчезнуть, — Мир зло оскалился: — Хотел помочь, вымолить себе прощение…
Я поморщилась, пережидая приступ его ярости, скручивающийся во мне болезненным спазмом.
— Он исчез?
— Погиб в лесу, Ольга почувствовала…
— Почему твой отец отказался от… твоей матери? И почему вообще выбрал ее, если у него была мать Кира?
— Влюбился… — черты зверя застывали, глаза пугающе светились. Я явно ковыряла болезненную рану. — Только потом струсил. Выродок, — процедил зверь со злостью, и я на миг ослепла.
Вот оно! Боль, что терзала его и терзает сейчас. Дисгармония, что рвет на части. Ненависть к отцу, который убил мать — худшее, что можно представить для мужчины. Это рушит его основу в жизни. Стремление Мирослава назвать меня «семьей» обусловлено именно этой потерей опоры! И обостренное желание моего приятия оттуда же! Черт… Я думала, мне досталось!
— Аня…
Меня трясло. Стало дико холодно…
— Мир… — начала я, но осеклась. Он смотрел сквозь меня, пытаясь взять себя в руки, и я поднялась с кресла и беззастенчиво уселась ему на колени, обняла, уткнулась носом в шею… и мягко прикусила кожу.
— Кусаться лучше наедине, — улыбнулся он, но прикрыл глаза от сдерживаемого удовольствия.
— Я еще не со всем разобралась, — сообщила деловым тоном.
— Ты будешь вить из меня веревки, — прошептал обескураженно в шею.
— Мне это не нужно, — улыбнулась осторожно. — Я хочу, чтобы ты больше не чувствовал этой боли.
— Может когда-нибудь, — совсем охрип его голос.
— Но все же позади? — начала нерешительно. — Ты… нашел возможность.
— Да, нашел… тебя.
-54-
Мир рассеянно перебирал пальцами мои волосы, продолжая работать на ноуте, а я лежала у него на груди, слушая биение его сердца. Все еще непривычно было быть рядом, но уже невозможно представить себя без него.
Самолет начал снижаться над Петрозаводском, и я уже предвкушала тишину заповедника и дома Мирослава, а еще горячую ванную и сон. Разговор о переезде не поднимала и надеялась, что он тоже не скоро к нему вернется. Все же волки были его семьей долгое время — неужели бросит?
— Мир… А как теперь с Советом?
Он с трудом оторвался от документации, которую изучал весь день полета, размял затекшую шею и, отложив ноутбук, удобнее устроился на диване.
— Теперь я обязан появляться в Ванкувере по требованию и на плановых собраниях раз в полгода…
— По требованию?
— Если что-то экстренное. — Понятия не имела, что бы это могло быть, но о возвращении в Канаду думать пока совершенно не хотелось. — Но… можем и переехать на какое-то время, если что…
— Зачем?
— Ань, посмотрим, — он перевел взгляд в иллюминатор. — Просто будь готова…
Кажется, мой зверь был в раздрае, и я теперь была для него точкой равновесия и опорой. Он, словно подтверждая мои мысли, с наслаждением вдохнул мой запах и пробежался чуткими пальцами вдоль позвоночника:
— Хочу домой, — прошептал устало.
Я улыбнулась.
Дом встретил какой-то настороженностью. Пока Мир на улице разговаривал с Владом, я подошла к камину и глянула на домового:
