— Нужно понимать, как воспитывали Аню, ведь когда мать привели к Винтеру связанной, он велел её казнить через повешение.
— Свою жену? — нашёлся Паша.
— Это дворцовые интриги, — подчеркнула Кассандра, оставшись холодна. Она сидела закинув ногу за ногу в свободных штанах и рубашке с погонами подполковника. — Аня заступилась за мать, я была там, я всё видела. Она сказала «отпусти её, она остаётся верна тебе». Это уже было необычно для нашей Ани, не знающей жалости. Что ответил Винтер? Он сказал одно слово: «умоляй».
Я вспомнил, как она плюхнулась на колени, вся в слезах, и молила Кассандру пощадить меня, выстрелить в неё вместо меня.
Я сглотнул. Кассандра продолжила:
— Мать казнили, Аня не приклонилась. Макс, — она посмотрела на меня холодно. — Господа, — обвела она их взглядом, — закройте уши, это не для вас.
— Мы пойдём воздухом подышим, — сообщил Пашка, хотя Сергей и был против.
Как только они ушли, а мы остались с Кассандрой наедине.
— Если ты обидишь нашу леди, я пристрелю тебя, — просто и холодно заявила она.
— Обидишь? Она вроде уже обижалась пару раз, — я пожал плечами.
— Ты понял, о чём я говорю, — нахмурилась она.
И я знал, о чём она. Не об обиде речь, а скорее о предательстве. Если я вонжу ей нож в спину.
— Наша станция, — сообщил я. — Кассандра, не знаю как дальше, но сейчас у меня язык не повернётся сказать что-то, руки не поднимутся сделать что-то, что бы ей навредило. Спасибо, что помогаешь нам.
Она кивнула.
Мы пошли на выход, вылезли из электрички, и стоило только ступить на перрон, как рядом со мной запрыгало медноволосое чудо, горланя во весь голос:
— Меня приняли! Я сделала это! Госпожа Ольга приняла меня и теперь я… — она захлебнулась от восторга, повисла у меня на шее, раздавая парням кулачки, а Кассандре помахав рукой.
— Госпожа? — смутился Сергей. — Это она тётю Олю так назвала?
— Потому что к главе семьи нужно относиться уважительно, — заявила Аня.
— Мама не против, — подтвердил я.
Аня взяла меня под руку и мы пошли к домику. Идти было прилично. Кассандра с парнями ушли немного вперёд. Я слышал, что они называли её теперь не иначе как леди, она же холодно кивала и принимала благоуханные слова в свой адрес чисто из вежливости.
— Она мне рассказала, что ты всё знал и тебе запретили мне рассказывать, — надулась Аня. — Госпожа Ольга жестокая.
— Да, — вздохнул я и хотел её пожмякать, но остановился.
— Почему стесняешься?
— До тебя только дотронься, и я знаю, чем всё закончится, — хохотнул я.
Она ловила меня всюду по квартире, стоило только к ней прикоснуться. Я, был, конечно, не против, но иногда хотелось ей подарить какой-нибудь резиновый заменитель себя, чтоб она от меня отъебалась на денёк в самом лучшем смысле этого слова.
— Ничего ты не знаешь, всё будет хорошо.
Она была в свободной майке и в своей отстиранной юбке в пол, скрывающей её шрамы на ногах. Я потрогал её за задницу, она залилась краской:
— Хотя знаешь что, если случайно отстать и пару заклинаний, то нас не будет видно, — шепнула она горячо мне на ухо. — Только Кассандре, но она сделает вид, что ничего не видела.
— Всё я про тебя уже знаю, — расхохотался я, она лишь хитро улыбнулась, но руку я положил обратно на талию, чтоб не провоцировать.
— Если госпожа Ольга всё знала, зачем тогда позвала? Ещё и тебя, ещё и зачем-то друзей твоих.
— Будут праздновать, — пожал я плечами.
— Праздновать «что»?
Стол был накрыт длинный. За ним разместилось двадцать пять человек. Далеко не все смогли приехать, некоторых я уже и не помнил. В самом конце стола посадили Аню и меня. Здесь были дядьки и тётки, которые жили по правилам нашей семьи — отдавали половину своего заработка маме, которая после перераспределяла, откладывала, вкладывала и выдавала эти сбережения. Люди, доверившиеся ей. Не все доверялись, но они видели результат, потому старались. Здесь были люди совершенно разные, и Любка со Славиком, сидевшим за двойное убийство на почве ревности (по слухам), и дядя Никита с тётей Дашей — совершенно приличная пара предпринимателей, законопослушная. Был и Кузя с Танюхой, рассказывал своей жене что-то про Аню и то, как она краснела. Среди гостей оказался и дед Коля. Сергей с Пашкой с двух сторон облепили Кассандру, затирая одну историю покруче другой.
Были тут и дети, что стайкой бегали по улице и гоняли мяч и местных кур. Какой-то пацан разбил коленку, забежал к нам в сени и ему тётя Наташа ссадину обрабатывала перекисью. Это был не ребёнок тёти Наташи.
В общем съехались только ближайшие, кому не было лень и кого мама посчитала нужным позвать.
Танюха — слегка полноватая после того, как родила троих, с красивым лицом и вечно расцарапанными руками, подошла к нам.
— Вы меня в прошлый раз так перепугали, я голос сорвала, пока визжала. Колупаюсь я, значит, в клубнике, прополоть нужно было, а тут вижу краем глаза — человеческая рука. Я смотрю, а лежит Макс, бледный весь, прям посреди рядочка. А рядом, свернувшись калачиком, девушка. В крови. Вся!
— Что это у вас было за безумие такое? — удивился Пашка.
— Было, — отмахнулся рукой я, улыбаясь. — Самое неожиданное путешествие среди всех, что мне выпадали на мою память.
— И одно из самых жутких, что выпадали на мою память, — передёрнуло Аню.
— Потому что, Аня, ты хорошая, — подвернулась под руку мама. — А не была б такой, так бы не переживала. Можешь больше не переживать.
Она обняла Аню и поцеловала в лоб, а меня потрепала по голове.
— И что, ты её тянула? — спросил я, вспоминая, что очнулся уже в комнате.
— Я? Не. Я что тебе, тяжелоатлет? У меня после Иерувима спину заклинивает, если что тяжелее полведра воды подниму. Аню Кузя на руках отнёс.
Кивнули, распрощались. Аня повернула ко мне безумный взгляд:
— Меня лапал другой мужик, какой позор… — она мгновенно покраснела.
— Ну я уверен, что он отвернулся, когда тебя переодевали.
Аня поперхнулась, до этого видимо не задумываясь, как на ней поменялась одежда. И, зная Кузьму, он явно всё увидел ещё раньше меня. Может от жены оплеуху отхватил, но увидел «типа случайно».
— На столе нет бухла, — расстроился Серёга. — Вода, квас и компот. Но компот ништяк.
— Мама зареклась отмечать с алкоголем ещё десять лет назад, когда Валика посадили за пьяную поножовщину, а Колька Мурзиков лишился селезёнки, — пояснил я.
Все успели перекусить, когда постучали по железной кружке. Мама встала, указывая на нас. Я поднялся, одними глазами попросил Аню. Она ничего не понимая тоже поднялась и тут же покраснела.
— Я знаю, что это. Мне не нравится, — сообщила она мне. — Это хуже пытки, столько людей, все видят нас.
И гости вдруг стали озираться по сторонам.
— Мам, а куда тётя Аня пропала? — пропищала девочка тёти Люды, то ли поздняя дочка, то ли внучка.
— Ань, для тебя это сюрприз, конечно, но покажись, виновница нашего торжества, — попросила мама.
Аня посмотрела на меня с надеждой, но после её взгляд сделался таким, как тогда, когда она впервые шла с матерью разговаривать.
— Да, госпожа Ольга.
Гости ахнули.
— Вот это фокусы! — протянул Кузя.
Пашка с Серёгой поглядывали друг на друга, на Аню и на Кассандру (почему-то), выискивая объяснения. Паша что-то понял и заулыбался. Наверное сообразил, почему я рассказывал про то, что в первый день она исчезла.
— Сегодня мы собрались по торжественному поводу. Аня, если ты не знаешь, то все эти бумажки, законы, записи в старых книгах и системах учёта, даже штамп в паспорте — это всё очень второстепенно. А первостепенно — принятие в семье, какой бы семьёй она не была. Так вот, сегодня мы принимаем Анну Шрёдингер к нам в семью.
— Я знаю про свадьбы, — шепнула мне Аня на ухо, уже стоя совершенно красной и одёргивая себя, чтобы не спрятать лицо. — Я не буду целоваться на людях, я просто сгорю со стыда! — нашипела она на меня.
