Дед сказал, что её душа треснула. Дейна гнала мысли об этом, но сейчас в тишине спальни они её наконец настигли. Она предполагала, что могло послужить причиной. Сперва обман Тинтари, обернувшийся для неё стыдом, а для дяди – ужасными ранами. Дейне, которую строгая тётка растила с мыслью, что женская честь – это то, что может достаться только мужу, казалось, что жизнь для неё кончена. Сейчас ей были смешны прежние переживания. Они всё ещё причиняли боль, но теперь причиной этому был обман, а стыдилась Дейна больше своей наивности и доверчивости.
Нет, душа треснула не от обмана Тинтари. Семья всё же поддержала её, хотя стоило бы укорить. Та же тётушка убедила её, что по утерянному не плачут, да и было бы что оплакивать.
«Больно многого эти мужики хотят. И честь им подавай, и раскованность продажной девки в постели, и хорошенькое личико, и чтоб хозяюшка… Одно что-то есть, вот пусть и будут довольны! Ты вон хорошенькая, достаточно и этого. А ещё и богатая! Можешь позволить себе любые недостатки! Эй, что за сопли?! А ну живо утёрлась!»
Поддержка Шерра была неловкой и даже забавной.
«Да ладно тебе, сколько ещё этих мужиков у тебя будет… Ой, я не то хотел сказать! Я… это… Ну за тобой наверняка будет ещё куча мужиков ухаживать, и среди них найдётся один хороший… Не, не один… Ну не плачь, папа и дядя из него чучело сделают».
Папа ничего не сказал. Только с силой сжал губы, развернулся и ушёл. И не возвращался, пока не прочесал в поисках Тинтари всё герцогство. Вернувшись, он молча обнял её.
Хуже всех отреагировал дядя. Раненый и разъярённый сверх меры, он корил лишь себя. За то, что не показал племянникам, каким жестоким может быть мир. И остро переживал, что не может отправиться на поиски Тинтари. Внешний вид не позволял.
Нет, Тинтари стал для Дейны большой болью, но всё же много чести такому ублюдку, чтобы из-за него душа раскалывалась.
Дейна приподняла веки и уставилась на скрытый во тьме потолок. Рука невольно потянулась к голове наагалея и погладила его по волосам.
Раскол произошёл, когда Шерр и тётушка умерли. Дейна прекрасно помнила острое чувство бессилия, которое разрывало её, и желание хоть чем-то помочь, стать сильнее, измениться…
И, похоже, она начала меняться.
Два года она жила со страстным стремлением изменить себя. Дейна и сейчас этого хотела. Неужели изменения начались с раскола?
Дейна не боялась, что её тело может стать слишком слабым для вырвавшегося из тисков смертной души духа. Зная, что смерть не станет концом жизни, сложно её бояться.
Хотя нет, всё равно было страшновато. И жалко.
Смерть не станет преградой для общения с близкими, но сама жизнь станет иной. Раньше Дейна не задумывалась, есть ли прелесть в смертной жизни, а сейчас ощущала непреодолимую тягу к ней, желание пройти до самого конца. И хотелось бы, чтобы дорога оказалась длинной.
Облизнув пересохшие губы, Дейна опустила взгляд на лицо наагалея и тихо-тихо спросила:
– Вы же проследите, чтобы я пошла правильным путём? Мне… почему-то страшно… О боги! О чём я? – выдохнув с досадой, хранительница закрыла глаза и откинулась на подушку.
И уже не видела, как резко поднялись веки наагалея и в темноте хищно загорелись красноватые глаза. Приоткрыв рот, наг облизнулся и пристально уставился на зашевелившегося на животе Дейны ужа.
Глаза того действительно светились в темноте.
Ка-а-ак интересно…
Княжество Шаашидаш, местность рядом с Пейш-эш-Даше
Луг казался совершенно белым, словно на землю опустилось пышное облако. Когда налетал ветер, белое море подёргивалось волнами и в ряби мелькали зелёные и жёлтые всплески. Ссадишѐи цвели пышно и густо, ни одно семя иного растения не смело прорастать в почве среди их корней. Величественные белоснежные цветы росли только в окружении себе подобных. Длинные, в шесть-десять вершков, лепестки полоскались по ветру, переплетались между собой, а те, что покороче, курчавились вокруг тычинок, покрытых белой пыльцой. Вших… Порыв ветра, лепестки взметнулись как волосы, воздух на мгновение поплыл из-за вспорхнувшей белой пыли. Поднялся аромат, по-зимнему свежий, но с лёгкой горечью… пепла. Таким запахом хотелось дышать и дышать, он словно очищал грудь, а дурные мысли от одного лишь вздоха превращались в прах.
Неожиданно воздух потемнел и лёгкая горечь пепла превратилась в запах свежего пожарища. Серые хлопья клубами, как из-за приоткрытой печной створки, вырвались из ниоткуда, и вместе с ними на белоснежный луг шагнула высокая чёрная фигура, покрытая пепельными узорами и окружённая длинными лентами чёрных полос. Цветочное поле дрогнуло и, словно живое, раздалось в стороны, когда визитёр двинулся вперёд. Мир накренился набок, а воздух так круто загустел, что стал похож на жидкое стекло. Видневшиеся зелёные полосы леса вдруг исчезли, и вокруг раскинулись бескрайние белоснежные поля. Ветер, ожив, с силой толкнул гостя в спину, и в следующий миг вверх взметнулись невероятно длинные лепестки ссадишеев. Всплеск белого света, и вот напротив чёрной фигуры уже стоит белоснежная, опутанная тонкими лентами полос. Фигура ещё не закончила формироваться, как полосы стремительно сплелись в хрустальное веретено копья и нацелились на гостя.
Некоторое время обе фигуры стояли в молчании, словно превратившись в изваяния. Затем копьё опустилось буквально на волос и в воздухе снегом прошелестело:
– Исхедиа̀р…
– Ссадашѝлий, – прохрипел гость в ответ.
– Ты вредный?
Торжественность момента была нарушена фырканьем, в воздух пыльцой взметнулся пепел.
– Нет, – в голосе чёрного явно слышалось веселье. – Спрашивал бы лучше, со злом ли пришёл. Не все поймут.
– М-м-м… – копьё распалось на полосы. – Они не понимали…
Исхедиар вновь фыркнул.
– Примешь меня? Шепчутся, что ты сделал дом здесь, в мире смертных.
Чёрный осмотрелся, но место, где они стояли, миром смертных всё же нельзя было назвать. Скорее карманом, ловушкой, спрятанной в пространстве между мирами.
Белый некоторое время молчал, а затем спросил:
– Ты научился дружелюбию?
– Научился.
– Можешь зайти, если будешь дружелюбным, – выставил условие Ссадашилий. – Прими облик, близкий смертным. Я теперь… не один.
Пепел взметнулся и исчез вместе с чёрными полосами лент, и среди цветущих ссадишеев остался стоять высокий мужчина с волнистыми чёрными волосами до плеч. Тёмно-синие, почти чёрные глаза словно пепел присыпал, но в остальном не смертное происхождение выдавала только то ли жутковатая хищная красота, то ли принявший заманчивую форму кошмар. Но когда пепел окончательно осел, а губы гостя изогнулись в дружелюбной улыбке, аура ужаса смягчилась и даже цветы перестали его сторониться.
Ветер взволнованно шелохнулся, белая личина Ссадашилия треснула, и из-за неё появилось бледное лицо с прозрачными серыми глазами. Полосы лент превратились в длиннющие пряди волос, а личина осела на теле белоснежными одеждами. Весьма странными одеждами. Казалось, что тело опутывало несколько слоёв белой ткани, которая закрывала его от самого подбородка до стоп. В верхней части ткань плотно охватывала тело, а ниже пояса свободно падала до самой земли. Но словно этого было мало, и всё туловище мужчины оплетало множество ремней с серебристыми бляшками.
– Иди за мной, – лицо хозяина осталось кукольно-неподвижным, только тонкие губы шевельнулись, серые же, широко распахнутые глаза в своей неестественной стеклянности казались слепыми.
Гость развернулся за ним и сразу же увидел яркое пятно на фоне белоснежного поля – рощицу и выглядывающую из её кроны коричневую крышу. Вид, сильно отличавшийся от того, что можно было увидеть в мире богов и духов. Так… по-земному. Очень непохоже на Ссадашилия, ранее обитавшего исключительно среди снегов.
– Твои пристрастия изменились, – заметил Исхедиар.
– Она захотела к себе домой, – не оборачиваясь отозвался хозяин.
