— Знаю, это все странно и непонятно… — Джон, держа у уха телефона, мерит шагами небольшую светлую комнату, недалеко от широкой кровати, на которой я собственно и очнулась. — Но тем не менее важно. Вал, послушай…
Кажется, Валери снова перебивает его — мужчина глубоко вздыхает, останавливается и протирает ладонью лицо. Пока он выслушивает тираду сестры, я предпринимаю попытку сесть. На это поспешное действие тело отзывается болью: кости ломит, голова кружится, в висках пульсирует… Но хуже всего вовсе не физические ощущения, а то, что образовалось внутри.
Пустота. Самая что ни на есть настоящая пустота.
Раньше я могла почувствовать слабые ниточки энергии и огонь, чуть обжигающий сердце. Похоже, при сильном страхе часть сил, что все еще была со мной, давала о себе знать. Теперь же… Теперь я уверена, что ничего не осталось от меня прежней. Ничего, кроме оболочки.
— Вал, это не телефонный разговор, — жутко холодным голосом отрезает мужчина. — Собирай вещи. Забери Бонни и те документы... Не перебивай. Валери… — он останавливается, поворачивается ко мне, и мы сталкиваемся взглядами. Так цепко, что нет возможности отвести глаза и скрыться от этой неожиданно вспыхнувшей с его стороны внимательности. Глубоко вобрав в себя воздух, Джон быстро выдает: — Стрекоза.
И замолкает, не отводя от меня взгляда. Судя по тому, что с его губ срывается вздох облегчения, Валери сдалась. Так ничего больше и не сказав, мужчина кладет трубку и сразу сокращает между нами расстояние. Нос трогает свежий запах моря, как только Джон садится на краешек кровати.
— Как ты себя чувствуешь? — черные глаза пробегаются по моему телу. Лицо тотчас опаляет огнем смущения, и я чувствую себя так, будто лежу перед ним нагая. Хотя на деле с меня сняли только обувь и куртку.
— Даже удар кабана был не таким болезненным… — голос хрипит, прокашливаюсь, избавляясь от последствий сна, и вновь пробую сесть. Джон помогает, и, наконец, прислонившись к спинке кровати, я откидываю голову и облизываю сухие губы. — Что значит стрекоза?
В ответ прилетает беззлобная усмешка. Улыбаясь краешком губ, мужчина подносит мне стакан воды.
— Ты была без сознания около двух часов… — говорит он, медленно скользя взглядом по моей шее. Кажется, наблюдает, как я пью… — И это первый вопрос, который ты действительно хочешь мне задать?
— Любопытно, почему это слово вынудило Валери сдаться.
Хмыкнув, Джон наконец-то отводит взгляд.
— Она не сдалась. Скорее, ее вынудила действовать опасность. Это кодовое слово, означающее, что все на самом деле серьезно и нужно делать так, как сказал я или как сказала она… Раньше это было игрой детства. Шпионаж, расследования, кодовые слова… С годами приелось.
— Валери в опасности? — ловлю воздух и медленно выпускаю его, ощущая, как на руках встают дыбом волоски.
— Если тех людей послал Томас, то да, в опасности… Я не решился ехать домой — за нами все еще могли следить. Но и Валери и Мэй не следует оставаться там, где их легко могут найти. Вал знает, что делать. И не в таких ситуациях бывали. Соберутся, приедут сюда. А потом решим, как поступить. Но лучше будет, если они уедут обратно в Сеул, и как можно скорее…
— А «сюда» — это куда?..
Быстро осматриваю маленькую комнату: одна кровать с очень мягким белоснежным покрывалом, окно, затянутое песочного цвета шторами, стол и телевизор напротив кровати. Уютно, чисто, но места будет маловато, если к нам присоединится остальная часть нашей дружной компании…
— Мы в отеле. В арендованной комнате, так сказать, — с улыбкой поясняет Джон, похоже, заметив недоумение в моих глазах. — Это временное жилье, но пока тут безопаснее, чем дома. — Он кидает быстрый взгляд на забинтованную ступню, а затем глядит на меня, но уже с каким-то сожалением. — Я снял капкан в машине, а врач осмотрел и обработал рану. При сильных болях сказал пить обезболивающее и также рекомендовал не напрягать ногу. Перелома нет, но кость повреждена, и будет видна хромота. Думаю, теперь это быстро не заживет… Прости, Наари. Я должен был сразу понять, о чем предупреждал Док…
— Прекрати, — резко сжимаю его ладонь.
Кожа у него такая холодная и влажная, что по телу в этот же миг пробегает несносная стайка мурашек. В темных глазах вспыхивает удивление, едва затмевая ту жалость, что он проявляет ко мне. Жалость, которую я никогда не заслужу.
— Порой ты берешь на себя непосильную ответственность и за те поступки, которые не мог предвидеть, — выдавливаю из себя подобие улыбки, но пальцы не разжимаю, невзирая на трепет, сжавший громко колотящееся сердце. — Ты всего лишь человек в этом огромном мире. Но взваливаешь на себя заботы сотни людей.
— Даже не знаю, обидно это звучит или нет, — усмехается мужчина. Сердце вдруг вздрагивает, по телу разливается тепло, но вовсе не из-за его смеха, а от того, с какой нежностью он поглаживает костяшки моих пальцев. — То же самое можно сказать и о тебе. Из нас двоих только ты рвешься в умирающий мир.
— Но я и не человек.
— Маг? — черная бровь Джона вопросительно приподнимается, но в глазах загорается огонек чувства куда более опасного, чем легкий интерес. Это любопытство, сильное, жгучее, едва сдерживаемое. Оно и понятно… Обо мне он знает не так уж и много, пусть я и показала ему два обличия своего родного дома.
— И вождь. Та, на кого надеется мой клан. Я не могу подвести людей, что остались за чертой междумирья.
— Королева, оберегающая свой народ и ставящая желания других превыше своих… О такой королеве можно только мечтать, — он улыбается, но глаза грустны, и я не могу понять почему. — Когда же ты следовала зову сердца?
— Он не слышен в гуле голосов, — слова тихие и смущенные. — Возможно, в детстве… Когда была ребенком, только сердце и слушала.
Отчего-то внутри становится тяжко. С непонятной тоской приходит осознание, что последние двенадцать лет я провела вдали от собственных желаний. В шестнадцать я сама или же по воле отца возложила на плечи тяжкое бремя нашего рода: быть лидером во всем и всегда. И не заметила, как начала забывать жить для самой себя.
— Сейчас нет гула, — серьезно произносит Джон и пододвигается ближе. Касается щеки, вызывая дрожь в теле, заправляет выбившуюся прядь за ухо и спускает ладонь на плечо. — Прислушайся. Пока есть возможность… Пока голоса в другом мире. Чего ты хочешь, Наари?
Чего же я хочу?.. Сложно найти ответ на вопрос, который так редко слышишь.
Возможно, хочу вернуться. Нет… Хочу, чтобы мой мир процветал и вместе с ним цвел мой клан. Но почему кажется, что в глубине души таятся совершенно иные желания?
— Хочу… — поджимаю губы, не глядя на мужчину, но чувствуя его внимательный взгляд. — Нет, — встряхиваю головой, прогоняя глупые мысли. — Я не вправе забывать о своих обязанностях.
— Я не прошу забывать.
Легкое касание к подбородку — и вот я уже смотрю прямо в его глаза, требующие от меня того, чего я сама не смею от себя требовать.
— Гляжу на тебя, а вижу самого себя. — Мужские пальцы скользят выше, вдоль скулы, нежно поглаживают. Не выдерживаю — прижимаюсь щекой к его уже теплой ладони и ненадолго прикрываю веки. — Я не вождь, но дал себе обещание защищать слабых. Желал делать мир лучше, — Джон усмехается, улыбка его приобретает оттенок горечи. Глаза наши встречаются, и на короткий миг я задерживаю дыхание. — Но не так давно я осознал, что в этом мире все зависит не только от меня. Порой можно позволять сердцу кричать… Иначе есть вероятность превратиться в камень.
Теплый взгляд растапливает возведенную мной стену — не мгновенно, скорее, это происходило постепенно, а началось уже давно, с самой первой встречи. Это то, чего мне так не хватало и чего я ждала. Тепло и нежность.
— Хочу остаться, — вырывается само собой.
— Что?
Это откровение потрясло Джона сильнее, чем я ожидала. Зрачки расширяются, почти сливаясь с черной радужкой, пальцы чуть дрожат. Он убирает руку от лица, забирая все тепло, но оставляя некую обиду. Однако сразу же прижимает меня к себе, сжимает в столь крепких объятиях, что я вздрагиваю и рвано выдыхаю ему в плечо.
