все же в этом есть свой вселенский знак) и вот теперь мы оба стали убийцами. Я смотрела на ясное небо, усыпанное звездами, и думала о том, смогу ли в последние минуты своей жизни простить себя. Оправдывалась я естественно тем, что я сделала это во благо, но меня с детства мама заставляла посещать церкви. Она верила, что если у нее самой нет времени на мое воспитание, то это сделает за нее религия. Так вот я все еще помню Декалог 2, что нам рассказывал священник и о том, что «Не убий» в нем стоял на 6-ом месте, а сам Иисус Христос поставил эту заповедь на первое место, посчитав это самым греховным делом в жизни. И я ослушалась его. И пусть я не религиозна до костей мозга, все же было сложно допустить в себе мысль, что моя душа столь осквернена этим преступлением. И учитывая, что предо мною вот-вот откроются врата на тот свет, теперь надо настроиться, что мне грозит более адский котел, чем свет Божий. Вот сучий потрох!
Меня обняли чьи-то мокрые холодные руки и повернули голову, так что теперь она прижималась к торсу. Николас.
Он был весь в крови, такой еще свежей и даже казалось пахнущей железом. Взлохмаченный, как и некогда его отец, но по неведомой причине, все еще такой же пленительно-красивый, мужественный. Он смотрел с отчаянием на меня будто вот-вот и останется один во всем белом свете.
— Ален, — прохрипел он, и слеза из его глаз капнула мне на лицо.
— Ты убил его? — выдохнула я. Любознательность, наверное, не дала бы мне умереть спокойно даже в экстренном случае.
— Да, — ответил он и опять замолчал. Проклятье, даже сейчас он скрытен как никогда. — Я должен был.
— Почему? — не стоило тратить энергию на такого рода вопросы, конечно же, учитывая, что они могли стать моими последними, но как это я не узнаю всей подноготной.
— Это долгая история, — поправил Николас мне волосы, — у нас нет на нее времени.
— Я не умру, пока ты не расскажешь, Ник, — покашливая, усмехнулась я.
Мужчина покачал головой, будто уже смирился с моим упрямством.
— Знай, что он был плохим человеком, — помолчав, добавил. — Мак — не единственная его ошибка. Я узнал о нем несколько месяцев назад, как раз в день нашего знакомства в таверне. Вскоре так же узнал, что тот хочет убить отца. Но он упустил одно правило: тот, кто убивает старейшину в общине в итоге занимает его место. Я не мог допустить чтоб такое отребье как МакУэлэн возглавлял нашу клан.
— Дикие обычаи, — выдавила я, поняв, что теперь мне не придется разбираться в них, ибо даже не увижу их место жительства. Но уверена, что мне навряд ли это все понравилось бы. Если, конечно, они не решили бы измениться все разом из-за меня.
— Да, это жестокий мир, Ален, в который я бы не хотел впускать свою чистую любовь, — обнял он меня сильнее.
— Так на кой хрен ты сделал мне предложение? — будь я здоровой, я б вспылила и понадавала ему по самое не хочу.
— У меня был некий план, — погладил меня вновь по волосам Николас, словно и впрямь боялся, что я встану и устрою ему взбучку.
— Какой? — да говори ты уже, не темни! Не видишь, я умираю, черт тебя побрал!
— План начать все с нуля. Сделать переворот в племени, — пожал плечами мужчина.
— И поэтому ты тоже планировал убить отца?
— Это вошло в мои планы после, — Николас хмурился. И я поняла, что как бы и за что бы не ненавидел он своего отца, все равно он жалеет об этом.
— Мечты сбываются постепенно, — вновь попробовала пошутить я, все еще пытаясь развеселить его, чтоб напоследок увидеть его ослепительную улыбку. Хотя шутка была и не уместной и вообще, наверное, не смешной. — Тебя поразил экзистенциальный кризис, похоже, раз ты решился на такие перевороты в итоге.
— Боже, Ален, я тебя не понимаю, — потряс он головой.
— Не стоило на мне жениться, я та еще зануда, — улыбнулась я.
— Не говори так, — нахмурился он, шмыгая носом. — У нас было так мало времени.
— Оно у нас было, — мне почему-то так стало холодно сейчас, прям озноб пронесся по всему телу. — И оно было прекрасным, правда.
— Прости, что испортил все…
Не знаю откуда, но я знала, что остались считанные секунды, поэтому перебила его.
— Николас, не вини себя, прошу… Я люблю тебя и желаю, чтоб ты помнил лишь лучшее о нас. Не это, что ты видишь сейчас пред собой, а то, как мы трапезничали, чинили крышу и шутили. Помни меня неряшливой, ужасно одетой, грубой, необузданной, чудной и не важно какой еще… Помни и не забывай меня. Я буду помнить это…
И последнее, что я увидела: то, как очаровательно улыбнулся Николас через слезы.
Едва я пришла в себя, то услышала ровные сигналы аппаратуры и шелест бумаг. Приоткрыв глаза, убедилась, что нахожусь в больнице. Об этом говорили белые стены, яркий свет от люминесцентных ламп, а также специфический запах обеззараживающих средств, наподобие хлора.
Я слегка (буквально на миллиметр) повернула голову, чтоб понять откуда шел другой звук: шелест бумаг, и заметила за углом часть спины медперсонала. Скорее всего это медсестра, что делала записи и работала в ночную смену.
За окном светало. Я видела первые лучи восхода, что медленно окрашивали палату в лимонно-персиковый цвет. Красота.
Аппаратура запищала, от чего медсестра повернула ко мне голову и ахнула.
— Вы проснулись? — вскочила она и подбежала ко мне. — Как вы себя чувствуете, Вивьен?
Я пыталась ответить, но не могла: рот словно онемел. Но, видимо, я не первый такой случай, поэтому бегло просмотрев показатели, она сказала:
— Я сейчас вызову дежурного врача, скоро буду, — и выбежала из палаты, вновь оставив меня одну.
Я пыталась понять: где я? кто я? куда делся Николас? что вообще происходит? и почему я здесь вместо того, чтобы быть в руках любимого?
Вскоре вновь зашла миловидная медсестра и начала копошиться в аппаратуре, поправляя где-то что-то и сверяя с данными с моей карточки.
Когда она закончила, то спросила:
— Как вы? Мы уж думали, вы к нам не вернетесь.
Я бы, конечно, уточнила, почему они так решили, но все еще не могла говорить.
— Доктор сейчас созвониться с вашей мамой. Передаст, что вы проснулись, а потом спуститься к нам, — торопливо, но радостно говорила она. — Жаль, что не ваш лечащий врач сейчас
