и сфоткалась с внедорожником. Она и с парнем пыталась сфоткаться, но тот вовремя нырнул в салон.
Я написала Иннару и отцу, что всё в порядке, отлично долетела, проблем никаких, нас встретили, и всё прекрасно. Отец и так, конечно, знал: за мной по-прежнему следили его телохранители.
А Иннару я на всякий случай сделала селфи, потому что он точно волнуется.
Багажного отделения в машине не оказалось. Кондиционера тоже. Инга ещё сильнее позеленела, Рита громко пожаловалась на некомфортные условия – ей сидеть чуть не в обнимку с чемоданом, наверное, было невесело.
– Скажите спасибо, что кресла есть, – отозвался парень, севший рядом с мужчиной на водительское место.
– Спасибо, – не осталась в долгу Рита.
Я устроилась рядом со Свеном. Тот немедленно отодвинулся настолько, насколько позволяло место в салоне. Я сделала вид, что не замечаю. Астарцы трепетно относятся к личному пространству, и то, что у нас считается сексизмом, у них – особенно в среде аристократов – в порядке вещей.
Ехать в машине было странно. Очень непривычно, я не могла вспомнить, когда делала это последний раз – наверное, в детстве. В столице тоже не все летали на карах, но лично я – да, или пользовалась велосипедом. В машине трясло, громко урчал мотор, из открытого окна дуло, а когда мы съехали с шоссе, стало ещё и мотать во все стороны.
Инга совсем позеленела. Рита покосилась на неё и уточнила, сколько нам ехать. Узнала, что два часа, и тоже позеленела.
Я вжалась в спинку кресла и закрыла глаза. Голова кружилась – прошлой ночью я почти не спала, потому что Иннар снова сходил с ума. Он всё время был не в себе с тех пор, как узнал, что практику в питомнике никак нельзя отменить. А узнал он это, разумеется, не от меня. Это был бы не Иннар, если бы он просто взял и объяснил, что его волнует.
Мне он сказал:
– Эля, я не хочу тебя расстраивать.
И вот он меня не расстраивал. Со мной он был очень… милым. Любезным. Так старался быть идеальным, что от этого голова шла кругом.
Только честным он со мной не был.
Иннар позвонил отцу и напугал, что в питомнике меня если не убьют, то наверняка изнасилуют, ведь там повсюду драконы, и это ужасно, господин Стерн, вы даже не представляете, насколько.
Отец действительно не представлял и за разъяснениями отправился ко мне – что, правда ужасно?
После этого у нас с Иннаром случилась первая за месяц ссора. Он признал, что драконы в питомнике в целом безопасны, но «Эля, ты не понимаешь, тебе туда нельзя».
Потом они с отцом ещё раз побеседовали, и Иннар смирился с тем, что поехать на практику мне всё-таки придётся. По распределению в Южный питомник – ура, именно там Иннар и воспитывался. Я считала это большой удачей. Во-первых, Южный питомник славился своей лабораторией и был очень престижным местом работы. Чтобы туда попасть, драконоведы убить были готовы, да и артефакторов отправляли только лучших. Если всё пройдёт хорошо, положительный отзыв от куратора даст мне в будущем обалденные преимущества на собеседованиях вообще везде, даже на работе, не связанной с драконами.
Во-вторых, в Южном питомнике родился Иннар, и мне, разумеется, было интересно посмотреть на место, где он вырос.
В-третьих, моим куратором должен был стать Эрик Хо́ффтер, сослуживец моей бабушки. Меня он когда-то носил на руках, дарил кукол и леденцы, а я его называла дядей. В общем, он был другом семьи и поддерживал с нами связь даже после бабушкиной смерти. Отец специально с ним созвонился, чтобы узнать, что меня ждёт. Ничего страшного, Иннар зря паниковал. Дядя Эрик обещал устроить мне практику мечты, не нагружать работой, и вообще «Элька, приезжай, мы очень тебя ждём».
– Эль, это что? – тихо спросил вдруг Свен, взглядом показывая на мою шею.
Я поморщилась.
– Ничего, порезалась вчера.
– А похоже на укус.
– Да ну брось.
Укусом оно и было – Иннар отыгрался напоследок.
И тут Инга перестала изображать полутруп, распахнула глаза и драматичным шёпотом объявила на всю машину:
– Эля, это у тебя помолвочный браслет?!
На меня уставились все, даже как будто Ритин чемодан – он вопросительно вильнул в мою сторону.
Я подняла правую руку с золотым браслетом. Его звенья напоминали чешую, а конкретно – чешую Иннара, но об этом мне стоило молчать.
Рита хмыкнула.
– И кто он?
Я загадочно улыбнулась. Будь у нас планшеты, девочки уже потребовали бы предъявить фотографию, а так им оставалось только гадать. Впрочем, волновало это как будто одну Ингу, да и то не сам мой парень, а его наличие.
– Ничего себе, Элю обраслетили! – всё повторяла и повторяла она. – Мир уже не будет прежним.
Свен ещё раз внимательно посмотрел на мою шею, потом наклонился и шепнул на ухо:
– Ты убила своего дракона?
Я вздрогнула, обернулась и покачала головой.
– Отправила в питомник?
– Нет и не собираюсь.
Свен прищурился, но больше ничего не сказал.
Тем временем мы забирались всё выше и выше в горы. В Каэлии повсюду горы, где не море. На севере они высокие и богатые ископаемыми, на юге больше похожи на зелёные холмы, пологие, густо поросшие лесом, на побережье они резко обрываются, сменяясь песчаными пляжами. Бьёрд славится своими курортами на весь мир, а ещё – красочной долиной водопадов, которую нам, увы, было не суждено посмотреть: не доехав до неё, мы повернули на север.
Дорога очень скоро стала узкой, неровной и постоянно петляла. По бокам сплошной стеной высились деревья. Один раз мимо проехала колонна велосипедистов – и скрылась за поворотом. А мы продолжили подъём.
Дышать было легко. За этот месяц я привыкла к горному воздуху – дом бабушки, доставшийся мне в наследство (в нем мы с Иннаром провели каникулы) располагался на севере Каэлии, в лесу предгорья, практически в полном одиночестве, что нас с драконом абсолютно устраивало. Воздух там был сладким: в разгар лета цвело всё, что только можно.
Здесь, на юге, к привычной сладости примешивалась солёная горечь моря – она чувствовалась даже в нескольких часах езды от берега. Очаровательно, я надышаться не могла, меня даже дорожная пыль не смущала. Тем более после того, как мы попали в полосу дождя, и стало прохладнее.
А потом лес резко кончился, и начались знаменитые заливные луга, расхваленные во всех путеводителях по Каэлии – огромные, плоские и разноцветные. Небо здесь было высоким и пронзительно-синим, от ветра по траве шли волны, громогласно стрекотали сверчки, и яркое солнце слепило глаза даже в тени салона.
– Интересно, есть ли здесь дичь? – пробормотал Свен, с интересом глядя в окно.
– Какая дичь, – усмехнулся парень-водитель. – У нас же драконы. Не чувствуете охранные заклинания, а, маги? Это контрольный полигон питомника. Так что никакой дичи. Посмотрите на небо, здесь даже птиц нет.
Вокруг действительно было подозрительно пусто.
– Почему?
Парень на миг отвлёкся от дороги и обернулся к нам.
– Съели.
Инга снова задрожала, даже Рита слегка побледнела. Свен со вздохом отвернулся от окна.
– Жаль. Такие угодья.
А я вспомнила, как Иннар однажды во время прогулки по лесу, не прекращая рассуждений о философии мудрецов Драконьей эпохи, поймал белку в прыжке. И, не задумываясь, отправил её в рот. Потом стыдливо извинялся и уверял, что больше так не будет.
Южный питомник встретил нас колючей проволокой, навороченной магической защитой – мы со Свеном чуть из окна не выпали, пытаясь как следует её рассмотреть – и донельзя серьёзным контрольно-пропускным пунктом.
Нас проверили трижды. Потом разделили, заставили раздеться и снова проверили, но уже через сканер с артефактом. В моём случае это было так:
– Стойте ровно.
– Да-да, сейчас. Ух ты, какая формула! А это астарская разработка? Или Штальсборг?
– Девушка, стойте ровно!
– Да-а-а… А бумаги с ручкой у вас не найдётся?
Боюсь, если бы дядя Эрик заранее не замолвил за меня словечко, я была бы записана в «опасные элементы» и «возможно, шпион». Как Свен, которого мы потом с Ритой в унисон выгораживали перед дежурным магом. Да, астарец, да, рассматривал плетение у сканера, ну увлёкся, ну бывает.
Свен при этом с видом оскорблённой невинности изучал формулы на бумаге, которую я всё-таки вытребовала.
– Отправим к огненным, – решил дежурный, – там его быстро дисциплине научат.
Свен хмыкнул и выразительно посмотрел на меня. А к дежурному магу присоединился офицер, который
