шла по земле и очерчивала круг, и рассекала его волной. Снова тайцзи.
– Умойся, – сказала Лан. Йонг поставила кувшин в центр круга и подчинилась. Шаманка внимательно наблюдала, как она неуверенно опускает ладони в ледяную воду в кувшине, как умывает лицо, стирая с него пыль и пот, как медленно выпрямляется. Стало легче дышать, свежий воздух будто ворвался в лёгкие. Йонг повернулась к женщине и невольно ахнула.
– Это всё из-за камешков? – спросила она, и шаманка поджала губы.
– Это всё из-за того, что ты чумазая. Садись.
Обижаться Йонг не стала: уселась прямо на сухие листья перед Лан и молчала всё то время, что шаманка водила над ней пшеничными колосьями, трясла рукой с семенами бобов, рассыпа́ла вокруг неё рис и махала какими-то метёлками перед лицом.
– Великий Цикл, которому подчиняется всё живое, это пять стихий, – объясняла шаманка тягучим голосом, её слова тонули в шуме листвы высоко над их головами. – Вода, Дерево, Огонь, Земля и Металл. Их силы есть в реке или море, в порывах ветра, пламени костра, в твёрдой земле и мечах, созданных людьми. Их силы есть в бобах, пшенице, злаках, в стеблях гаоляна и рисе.
Йонг слушала молча, сдерживая рвущиеся с языка вопросы. Весь обряд казался ей не просто мистическим, а запретным, словно все стихии противились ему.
– Их силы есть в слезах и поту, – продолжала Лан. Йонг вспомнила, как о том же говорил ей Вонбин во время похоронного ритуала. «Алому Фениксу мы отдаём пот. Лазурному Дракону – слёзы, Жёлтому Единорогу – слюну, а Черепахе…»
– А силы Черепахи и Белого Тигра в чём заключаются? – спросила Йонг, и шаманка взглянула на неё, поджимая губы. Что? Это же простой вопрос, ей никто не ответит?
– В моче, – огорошила Лан. – И в соплях. Помолчи теперь.
Йонг поджала губы. Оказывается, не всё, что связано с Великим Циклом, такое уж возвышенное, как о нём говорят Вонбин и остальные.
– Дракон в тебе спит, – подытожила Лан. Йонг нахмурилась – она ожидала, что шаманка скажет, что нет в ней никаких драконов и никакой опасности для себя и окружающих она не представляет. Не зря же Нагиль защищал её перед своими воинами.
Но ведь драконы не лгут. Могут ли врать шаманки? Или оба они обманываются сами?
– То есть меня в самом деле могут превратить в дракона? – спросила Йонг. Лан спрятала все свои злаковые растения в мешочек на поясе и села напротив неё.
– Это твой вопрос?
– Нет! – тут же испугалась Йонг. Кажется, у неё был определённый лимит с Лан, и она не хотела расходовать его на глупости. – Что мне надо сделать, чтобы вернуться в свой мир?
Шаманка кивнула: формулировка ей понравилась.
– Когда поможешь Дракону обрести свою истинную суть, Бездна откроет Глаз в твой мир, – ответила Лан.
Йонг прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать: злость, копившаяся в ней уже целый день, не имела права искать выход из её тела прямо сейчас, пока она просила совета у шаманки, но и сдерживать себя уже не было сил. Йонг не обвиняла Нагиля, Йонг не кричала на Чунсока, не срывалась на воинов, провожающих её недовольными репликами, которые она всё равно слышала, даже если отказывалась слушать.
– Вы имеете в виду Мун Нагиля? Я должна помочь ему, чтобы он вернул меня домой?
– Тебе предстоит сделать выбор, – спокойно проговорила шаманка, – но помочь ты должна себе.
– Не Нагилю? – уточнила Йонг и тут же прикусила язык. Вопросов у неё было предостаточно, можно было оставить драконьего капитана на следующий раз. – Ладно, допустим, себе. Я могу превратиться в дракона?
Лан улыбнулась, улыбка была холодной и не касалась глаз, которые время затягивало мутной пеленой. Катаракта, решила Йонг, но не была уверена, насколько права в своих суждениях насчёт возраста Лан: та казалась взрослой и молодой одновременно.
– А ты этого хочешь? – спросила в ответ шаманка.
– Нет, – отрезала Йонг. – Я слышала историю про мальчика-имуги, я не хочу случайно превратиться в змея. И специально не хочу. Я вообще не хочу ни в кого превращаться, хочу остаться собой.
Лан кивнула.
– Будь верна себе, и никто не посмеет обратить тебя против воли.
– Так я могу стать драконом? – Йонг уже сердилась и повышала голос, но шаманка была неприступна, неподкупна и несгибаема.
– Только если сама пожелаешь.
Проклятье!
Йонг вскипела в один миг, злость вспыхнула в груди и растеклась по рукам и ногам так быстро, будто вместо крови у неё была лава, а сама она стала Халласаном [53] и пробудилась; в одно мгновение она думала, что накричит на шаманку, схватит её за ворот ханбока и будет трясти, пока та не даст все ответы точно и односложно, а в следующее уже наблюдала с отстранённым недоумением, как загорается мелким голубым пламенем разбросанная у ног рисовая крупа.
Когда все закончилось, Лан молчала бесконечно долгую минуту и слушала тяжёлое дыхание Йонг.
– Ты не дракон, пока нет, – сказала она наконец. – Но станешь им. Придержи это знание, юджон-ёнг. Сейчас тебе не нужны враги в стане Мун Нагиля.
На третий день пребывания в деревне Дочери принесли тревожные вести.
– Гандо [54] зашевелились, – объявил Нагиль на вечернем совете. Лапа Дракона в полном составе сидела вокруг стола и слушала, как с мерным стуком капает вода с одежд их командира. Второй день Нагиль не мог создать барьер из реки, и это начинало его тревожить. Он же чувствовал, что дракон в его теле уже напитался силой и вобрал в себя Ци прямо из воды, но отчего-то Великие Звери его не слышали.
– Мы заметили, что они стекаются в долину, – подтвердила Гаин и ткнула в лежащую на столе карту. – Обычно они скрываются в горах, но Чанволь видела их сегодня в Пустых землях, а вчера мы наткнулись на их поселение в ущелье – кажется, его покинули всего пару дней назад.
Пустые земли пролегали слева от Единых гор и теснили реку Накто к хребту. Пустые земли отделяли Конджу от территории, завоёванной японцами, и на сегодняшний день были единственной преградой между самураями Тоётоми и медленно собирающимся ополчением.
– Нам ни разу не удавалось привлечь разбойничьи банды на свою сторону, – с сомнением произнёс Дэкван.
– Но и сторону японцев они никогда не принимали, – возразил Нагиль. – У них нет одного командира, они никому не подчиняются и всегда преследуют свои цели.
– Низменные цели, – добавил Чжихо. Он готовил новый отвар для госпожи юджон-ёнг, запах от которого расходился по всей комнате. Перец и кора ивы, они
