долгожданный приз, а когда поставил обратно, его взгляд кардинально изменился. Затуманенные от нахлынувшего так вдруг желания глаза потемнели, а озорство и игривость в них сменились на незамаскированное влечение. Мужчина обвил ее руками, прижимаясь к девушке всем телом. Разделенная с ним лишь практически несуществующей преградой из мокрой нижней рубашки, Элла тут же почувствовала признаки его возбуждения. И от этой неприкрытой демонстрации, ее щеки тут же запылали.
Теодор склонился над ней и его губы завладели ее ртом. Завладели настырно, жадно, требовательно… Он опустил руки вниз, и, нащупав полушария ее ягодиц, так сильно прижал их к себе, словно бы уже собирался вторгнуться в нее. Твердость его желания буквально впилась в низ ее живота, в котором уже разгорался пожар. Элла знала, что они должны были как можно быстрее возвращаться с ключом, а не предаваться порочным удовольствиям. Но остановиться сейчас было не в ее силах. Да и разве что-то другое имело смысл, когда он был рядом. Такой безумно красивый, совершенно нагой и донельзя возбужденный ее близостью?
Девушка легонько подпрыгнула, поддерживаемая сильными руками, и, обвив его шею, повисла на нем. Отчего ее груди, обтянутые мокрой и практически прозрачной тканью, расплющились о стальные мышцы. Теодор мгновенно подхватил ее, прямо-таки усаживая на свои ладони и дивясь удивительной легкости. Она и раньше казалась ему совсем не тяжелой, но в воде стала просто невесомой. Словно неземная нимфа, сотканная из воздуха и фантазий. Он мог бы держать ее так вечно. И, похоже, действительно хотел этого.
Одной рукой придерживая ее за ягодицы, второй он, совершенно обезумевший от страсти, принялся задирать ее платье. А когда преграда, разделявшая их, исчезла, прижался чреслами к ее лону. От предвкушения его чуть ли не потряхивало, плоть налилась железом, отчаянно желая разрядки. Но он все еще сдерживал отчаянный порыв неистово вонзиться в нее, ведь помнил, что девушка лишилась невинности буквально недавно, и наверняка это место еще саднило. Однако Элла вдруг сама подалась ему навстречу, прижимая свои бедра и впуская его быстрым и резким движением. От невероятного наслаждения, нахлынувшего на него столь внезапно, Тео зажмурился и застонал. Ее лоно сжималось вокруг его естества, лишая мужчину последних сил противостоять подступающему экстазу. И он как будто в забытье принялся врываться в нее снова и снова, пока, наконец, волны блаженства не накрыли их обоих, разнося по оазису эхо стихающих стонов.
Эллания бессильно повисла на нем, не способная ни пошевелиться, ни произнести его имени. Теодор поцеловал девушку в мокрое темечко и, выскользнув из нее, заботливо приобнял, позволяя положить голову к себе на плечо. А после прижал ее к себе чуть сильнее, опасаясь, как бы снова она не выскользнула из его объятий, и направился на берег.
Поставив ее на песок, он обхватил руками ее лицо и долго вглядывался в небесно-голубые глаза. Этот момент принадлежал только им двоим, и так не хотелось, чтобы законы долга нарушали столь блаженную идиллию. Ах если бы они могли остаться тут навсегда! В этом оазисе безграничного счастья, расположенном посреди пустыни их разрушенных чаяний и надежд. Скрытые от ужасов, войн, обязанностей и условностей. Остаться в месте, где ранящее прошлое никогда не напомнило бы о себе, а смутное будущее никогда бы не наступило. Только они, и только это переполняющее их чувство, излечивающее искалеченные души… Но, к сожалению, это было невозможным…
Теодор нехотя оторвался от Эллы и потянулся за штанами, а та не преминула шлепнуть его по столь притягательному и точеному заду. Мужчина выдал гортанный смешок, на самом деле наслаждаясь той дерзостью и игривостью, которая все еще не покидала ее, но сделал вид, что недовольно хмурится. Девушка ловко просунулась в кольцо его рук и прижалась к каменному торсу.
— Ты сам виноват, — сказала она, пожимая плечами.
— Я?! — воскликнул тот, изображая деланную невинность.
— Ты рядом, ты вкусно пахнешь, — повторила Эллания его собственные слова. — И у тебя есть вот это!
Она кокетливо ущипнула его за ягодицу.
В глазах Теодора вспыхнуло пламя, и его ладонь раскрылась, бросая обратно на песок совершенно ненужные ему сейчас брюки…
— Я не знаю, что ты нашла во мне, — через какое-то время сказал Теодор, застегивая пуговицы на брюках. — Иногда я бываю совершенно несносен…
— И вовсе не иногда, — возразила Эллания, облизывая нижнюю губу, потому что все еще не могла оторвать взор от его идеального тела. — Ты совершенно несносен практически постоянно.
Он состроил гримасу, но возражать не стал.
— Так что же заставляет тебя терпеть мой невыносимый характер и прощать обиды? Почему ты просто не пошлешь меня на все четыре стороны, да и дело с концом?
— Я просто люблю тебя, — пожала плечами та.
Это было сказано так свободно, словно между делом, но эти слова поразили мужчину. Он остановился, пригвожденный к месту, и даже сердце словно перестало биться. Эти слова обрушились на него как лавина, открывая неожиданную истину, которую он столь опасался осознать.
Теодор знал, что должен был ответить на признание, но стоял как дурак с приоткрытым ртом, и глядел на несколько растерянное лицо Эллы, не способный заставить себя произнести хоть что-то. И это не выговоренное прожигало его насквозь, вынуждая чувствовать себя жалким и никчемным.
— Я… — начала было Эллания, желая прекратить это неловкое молчание, повисшее воздухе, но тут со стороны послышалось ехидное.
— Как же вы достали меня, голубки!
Тео и девушка испуганно обернулись и увидели того самого человека с бледной кожей и шрамом посередине лица, вышедшего из туннеля, ведущего обратно в пустыню. Плотоядно улыбаясь, мужчина с грацией хищника медленно приближался к ним, угрожающе сжимая в ладонях поблескивающий на солнце меч.
— Как ты нашел это место? — удивленно поинтересовался Теодор, параллельно шаря по округе глазами в поисках оружия.
— Принц сам рассказал вам о нем этой ночью. А у меня есть уши, и я умею ими пользоваться… — поделился тот, очень довольный тем, как все сложилось. — Я сразу понял, что при первой же возможности вы отправитесь сюда. Голубки были так заняты собой, что проследить за вами не составило никакого труда…
Он жадно облизнулся, оглядывая практически нагую Элланию, прикрытую предательски просвечивающей тканью, которая облепила ее так, что повторяла каждый изгиб. Теодор стиснул зубы и постарался прикрыть девушку своим телом, одной рукой отодвигая ее за себя.
— Правда со входом пришлось повозиться, — причмокнул он. — Но Феанор не зря пожаловал мне звание «четвертого пальца», так что я все-таки отыскал нужную кнопку…
Мужчина прокрутил мечом круг,
