далеко за пределы дома.
– Пойдем, что ли, лесопилку посмотрим? – меланхолично предложил Лупертино, поясняя следом: – Мерил собирается организовать здесь артель. Нужно оценить масштаб бедствия, так сказать… Прикинуть объем работ.
– Ага, – согласились черти в один голос.
– Идем… – Малкуэл и Джокони вздохнули на один манер. И только Монро отказался покидать дозорный пост, поясняя:
– А я, пожалуй, пригляжу за баней и нашей повозкой. – Он кивнул в сторону конюшен, выстроенных за оградой внутреннего участка дома, где сейчас и примостилась крытая телега. – Чтобы хоть вещи сохранились и было где помыться, если здесь вдруг все рванет.
– Ладно. – Лупертино кивнул и сделал маленький шаг вниз по лесенке крыльца.
– Ах да. Тут же совсем нет дорог. – Глаза актера засветились магией, когда он начал аккуратно колдовать, выстилая тропинку идеально ровной и чистой каменной брусчаткой прямо у себя под ногами. А обернувшись к остальным, недовольно приказал: – Жук, Дыр, Рума помогайте!
Самое обычное утро, самый обычный зал охотничьей гильдии, не самое обычное собрание, на котором несносная Энни созналась, будто поощряет и даже, наоборот, защищает горожан, ворующих еду, закупленную на средства моей семьи, – стало началом чего-то совершенно, абсолютно, полностью и бесповоротно необычного.
Я в очередной раз влюбился. И в очередной раз объектом моей любви стала она, Мерил Пери.
Казалось бы, куда уж больше? Но нет, Мерил смогла.
Когда она взяла меня за руку и сплела свои тоненькие умелые пальчики с моими, я ощутил невероятное тепло, исходившее от нее. Я ощутил поддержку, которую она мне оказала в нужное время, в тот самый момент, когда Энни попыталась свалить вину за происходящее на меня, моего отца и моего деда. Невероятное нахальство! Можно подумать, что это меня только что поймали на воровстве. Но ужаснее всего другое: говорила она так убедительно, что я почти поверил, будто действительно виноват в происходящем.
И как это только у нее получилось повернуть так? Хотя… чему удивляться? Это же Энни!
Эта несносная девчонка всегда околачивалась в нашем доме и частенько пользовалась исключительно моими привилегиями. Заставляла Сьюди печь ей блинчики, играла с моими игрушками, качалась на моей качалке. Вредная, несносная забияка – вот кто она! Да, она была старше меня на два года, чем страшно гордилась и беззастенчиво пользовалась, пока взрослых не было рядом. Поначалу я пробовал жаловаться на нее, но очень быстро пришел к выводу, что это бесполезно. Ведь в итоге всегда оказывался крайним. Вот прямо как сейчас, она умело подтасовывала факты и вновь выворачивала правду так, чтобы преподнести себя в лучшем свете, а меня очернить. Да, ранее мне приходилось ее терпеть, отчасти поэтому я решил смириться с присутствием дочки любовницы моего отца в моей жизни, поэтому в детстве делал вид, будто дружу с ней. Но с тех пор я не перестал от этого меньше ее недолюбливать, если не сказать – тихонько ненавидеть. Я просто не знал, как ее прогнать. И вот сейчас, когда мой отец уже почил, а она умудрилась без моего ведома сместить с поста управляющей Виньеду Дари, заменившую Анну, когда та умерла, я чувствовал себя беспомощным котенком. Потому что стоило Энни повысить на меня голос, как я терял нить разговора. Я смущался, не в силах возразить. Да, позор мне – я, сильный некромант, который мог испепелить любого демона, не мог противостоять какой-то низенькой соплячке в грязной одежде. Возможно, потому что мне с самого детства внушали, будто я не должен ее обижать и не могу и пальцем тронуть? Даже когда она поднимала на меня руку? Ведь как говорила Анна Броузи: «Девочек нельзя обижать. Совсем-совсем! Как бы плохо они себя ни вели, девочки – это же будущие матери. Их нужно опекать, холить и лелеять. Вот прямо как Энни».
Едкая гримаса наверняка отразилась на моем лице из-за неприятных детских воспоминаний.
Мама Энни – это и в самом деле отдельный случай. Поначалу она казалась мне добродушной женщиной, к которой я был вынужден обращаться не иначе как «тетя Анна». Улыбчивая, отзывчивая, в отличие от моей собственной мамы, которая смотрела на меня с ненавистью, Анна казалась мне близким человеком, а на самом деле была фальшивкой. Правда, судить об этом со всей уверенностью не берусь, я тогда был еще очень мал. Мне только-только исполнилось семь лет, когда родная мама уехала из дома, Энни – девять. К тому моменту они с Анной уже два года жили в нашем доме, потому что другое жилье для управляющей странным образом никак не могли достроить в срок. Сейчас я уже не вспомню всех причин, однако, когда я стал взрослее и опытнее, я очень быстро понял всю глубину того обмана, в который втянули моего отца Анна и Энни Броузи. Благо хоть у бати ума хватило не указывать этих двоих в завещании. Спасибо Моризу, успел отговорить.
Несмотря на глубокую задумчивость, я все-таки пытался попутно следить за общим разговором и временами оправдывался. Правда, сильно не вслушивался, потому что было очень больно осознавать, что в чем-то я, мой отец или дед действительно были виноваты. Но еще больнее было слышать упреки Энни, которая уж точно для благополучия города ничего хорошего не сделала. Ее мать разрушила мою семью. Да, мама с папой и без того ссорились, потому что мамуле не нравилось это захолустье и она давно хотела отсюда уехать. Но вот Анна оказалась в нужном месте, в нужное время, влезла в отношения и… Мама уехала, а заодно забыла обо мне, как о кошмарном сне. Быть может, если бы я не был таким гадким утенком и проявил больше прилежания в учебе и этикете, она бы не уехала? Она бы осталась ради меня?
Какой же ты наивный, Алистер! Как ты можешь думать так, когда ты и сам себе противен? Одна только Мерил видит во мне господина и всячески подает мне знаки внимания, слушает, помогает.
Она даже сделала то, о чем я давно мечтал, но все не решался претворить задуманное в жизнь – уволила младшенькую Броузи! Услышав об этом, я возликовал и еле-еле усидел на месте. А моя признательность и любовь к Пери только упрочилась с новой силой. Я словно ожил и получил второе дыхание. Я до того момента словно ощущал удушающую силу невидимой удавки! Вот она, одна из причин моей нелюбви к этому городу. Я здесь чувствую, будто задыхаюсь. Я чувствую, как взгляды городских ранят меня. Они чего-то от меня
