льющейся воды примешивалось какое-то шуршание.
Медленно развернувшись, я оглядела темный коридор. Все как обычно: серые в мелкий пожелтевший цветочек обои, деревянный пол с небрежно заколоченной светлыми досками дырой, вешалка с кучей разнокалиберной одежды. Двигаться здесь могла только я — и никто больше.
Но зловещий шорох повторился. Я схватилась за ручку двери и, ничего не соображая от страха, начала толкать ее. Дверь не поддавалась! Оказалось, я толкала не в ту сторону! Я распахнула дверь, но внезапная догадка заставила меня остановиться. Я глубоко вдохнула и, осторожно ступая, направилась к вешалке. Включила свет и убедилась, что источник потустороннего шуршания — мой рюкзак.
Осторожно разведя в стороны «собачки» на молнии, я открыла его. Из рюкзака выпрыгнула здоровенная крыса! Я шарахнулась, споткнулась и растянулась на полу. Крыса заметалась в прихожей и серой молнией скользнула на кухню. С такой же скоростью я ворвалась к себе.
Это зашло слишком далеко! Если уж Кантария не побрезговала своими холеными пальчиками поймать крысу и запихать в мой рюкзак, то она ни перед чем не остановится! Трясущимися руками я набрала номер Алиева.
— Дамик, — я все еще тяжело дышала, — ты зачем это сделал?
— Э-э, не понял? — Голос был удивленным.
— Ты что, ничего не почувствовал, когда рюкзак нес?
— А что? Он нетяжелый совсем.
— Так тебе его географичка дала?
— Нет, в коридоре стоял… а что такое?
— Ничего, забей!
Я сбросила вызов и устало присела на край дивана. События этого суматошного дня утомили: ярость Танкера, ревность к Кантарии, страстные объятия Савельева и самовольный уход с уроков, розыски пропавшего Кирюхи и его необъяснимая апатия.
Но больше всего я скучала по Савельеву. Не просто скучала — тосковала! Теперь, когда мы стали самыми близкими людьми, я ни минуты не могла прожить, чтобы не думать о нем. Вздохнув, написала Мише сообщение. «Как дела?», сердечко, поцелуйчик и улыбка. Смайлики, смайлики, смайлики… Слишком много смайликов! В ответ пришло сухое «Норм» и никаких тебе смайликов.
Что же мне делать? Как разгрести кучу проблем, которые я сама и создала? Кантария злится на меня, крыса прячется где-то в кухне, рисунки не нарисованы, да еще и мерещится всякое! И Кирюха на что-то обижен… Кирюха! Вот есть же и кое-что хорошее в этой жизни! И я немедленно набрала Юлькин номер.
— Привет! Не сбрасывай меня пожалуйста! — на всякий случай предупредила я. — Ты злишься?
— Нет. Ты собиралась зайти и не зашла. Впрочем, ничего нового.
— Юль, ну что ты как робот разговариваешь? А я тебя обрадую! Я сейчас говорила с Кирой…
— Так он нашелся?! — оживилась она.
— Да! Вот он мне сказал, что…
— И где же он был?
— Э… да тут у соседей. Не в этом суть, Юль! Я тебе вот что хотела сказать…
— Я перезвоню! — взволнованно перебила она. — Кирилл звонит! — и сбросила вызов.
Я вздохнула и разложила на полу листы ватмана. И тут телефон зазвонил. Юлькин голос просто сочился счастьем! Удивительно, как один короткий разговор с важным для тебя человеком меняет мироощущение и заставляет играть жизнь новыми красками!
— Кирилл пригласил меня на свидание!
— Ну вот, я же говорила! А давайте, как в тот раз, вчетвером встретимся? — загорелась я. — Только по-нормальному, не будем парней слушать, а пойдем в кино или еще куда-нибудь, где можно просто посидеть!
— Послушай, Соня, — вдруг замялась Юлька, — у меня к тебе просьба.
— Для тебя — все, что угодно! Я так рада, что все наладилось!
— Я тебя прошу, давай ты не станешь больше мешать нам?
— Это как? — опешила я.
— Понимаешь, у вас с Кириллом слишком много общего: детство, квартира одна на двоих, шутки, воспоминания. Он… отвлекается на тебя! А я хочу его полностью, целиком! Понимаешь?
Я ответила, что прекрасно ее понимаю, хотя сомневалась, что Кирюха отвлекается НА меня, а не ОТ нее.
Закончив разговор, я ползала по полу, склеивала листы ватмана, рисовала на огромном полотне крысу, как велела Кантария, и размышляла о своей жизни.
Особое место в этих размышлениях занимали смайлики, вернее — их отсутствие. С Мишей мы не ссорились, не спорили, и вообще я сделала все, как он хотел! Отчего пропали смайлики? Этот вопрос загонял меня в тупик.
На втором месте оказалось Кирюхино необъяснимое поведение. Почему он разозлился? Потому, что у меня появилась личная жизнь, или потому, что я перестала быть бесплатным приложением к его затеям и выходкам? Но это же нечестно! Вот я на все готова, чтобы устроить его встречи с Юлькой!
Третье почетное место досталось Кантарии. За что она меня ненавидит?
И тут мой взгляд случайно упал на печную дверцу, и все прочие переживания отошли на второй план. Дверца была приоткрыта!
Мы с мамой никогда не пользовались печью. Это железное сооружение в комнате служило только для интерьера — впечатляющий своей массивностью и необычностью металлический цилиндр с коваными узорами редко где встретишь.
Давно, еще детьми, мы с Кирюхой жгли в печи разные ненужные бумажки, старые тетради и прочую ерунду. Разводили небольшой костерок и, усевшись рядышком прямо на пол, смотрели на языки пламени. Мы представляли себя следопытами в глухой тайге. Кирюха всегда любил огонь! И зажигалка в его карманах завелась задолго до того, как он научился курить.
И вот теперь я смотрела на открытую дверцу, и от страха у меня немели кончики пальцев. Как вышло, что она не затворена? В последний раз я открывала ее, когда сожгла портрет черной девушки. Но я хорошо помнила, как плотно закрыла дверцу. После того случая с портретом я старалась не подходить к печи. Особенно когда несколько дней назад мне померещилось, что изнутри кто-то стучится!
Не отрывая глаз от зловещей печной дверцы, я собрала краски, подхватила под мышку ватман и, пятясь, вывалилась в коридор.
Если передо мной дилемма: встреча с реальным противником или необъяснимым явлением, я выберу первое. Потому что способы борьбы с живыми существами я знаю, а с потусторонними — нет.
Оглядываясь, я прошла на кухню, разложила ватман на столе и с ногами забралась на диван. Так крысе, которая пряталась где-то в кухне, меня не достать. Ну или ей придется очень постараться.
Спала я тут же — на диване, обнимая деревянный молоток для мяса. Ожидая нападения крысы, я вздрагивала от любого шороха и просыпалась каждые десять минут. Зато ее портрет мне удался. Правда, выражение крысиной морды было отнюдь не восторженно-ученое, как понравилось бы Танкеру, а скорее злобное. И влажным блеском миндалевидных глаз крыса сильно напоминала Кантарию.
Проснувшись, я поняла, что избежала крысиной атаки, и наспех позавтракала. Боязливо оглядываясь, на
