обнаруженными, и тогда пошли бы прахом все мои усилия, все мои жертвы.
И о том, что Ассандра могут просто услать на границу опять, и клятва верности, когда-то данная предку Анджеера, не позволит ему вернуться…
И, в конце концов, о том, что из-за нас в том числе может начаться серьезное противостояние между людьмии и драконами!
А ведь именно этот мы стремились избежать, идя навстречу Императору и разлучаясь так надогло!
Я про все забыла.
Только обняла моего мужа крепче, позволила жестоким рукам подхватить себя под ягодицы, разодрать безжалостно нежное кружево ночной сорочки… Грубо насадить на твердый горячий ствол.
И закричала бы, обязательно перебудив весь дворец, от боли долгожданного проникновения, если б Ассандр не запечатал мне губы ладонью.
Он держал меня на весу, легко, кажется, вообще не ощущая тяжести, смотрел в глаза, поражая и сводя с ума чернотой зрачков, и мерно, безжалостно двигался, словно желая меня насквозь прошить своей твердостью.
Я ощущая себя до невозможности слабой, восхитительно беспомощной и безумно желанной. Мягкой, податливой, нежной. Мое тело, соскучившееся по драконьему огню, словно обволакивало его, затягивало в себя на каждом движении, нехотя затем отпуская.
Я не желала, чтоб он останавливался, если б была возможность навсегда запечатлеть его в себе, клянусь, я бы это сделала!
Безумный черный дракон, весь, казалось, состоящий из острых, твердых углов, он брал меня безжалостно и совершенно не щадя, спешно насыщаясь и заставляя принимать его с такой силой, с какой ему хотелось.
И я…
Я не протививлась.
Я сама ему навстречу двигалась! Я сама с ума сошла!
Неизвестность, страх, хотя перед тем, как отправить меня сюда, Ассандр клялся, что это ненадолго, что он решит все и в любом случае я – его. Но все равно я боялась и скучала.
А бабка своими словами о том, что надо смотреть по сторонам, пока есть возможность, добавляла еще больше уныния и тоски.
Все эти жуткие эмоции сейчас выходили из меня, под давлением других. Ассандр щедро делился со мной своей страстью, своим гневом, одиночеством, тоской, желанием забрать немедленно, сейчас прямо, злобой, что это невозможно сделать и надо еще ждать, восхищением от моей нежности, моего запаха, моего вкуса. Он делился собой. Отдавал мне себя всего.
А я… А я забирала. И заполняла пустоту, успевшую появиться за эти два дня тоски по нему. И отдавала себя. Чтоб он тоже заполнил пустоту.
Мне кажется, именно в этот момент пришло полное осознание происходящего: мы с ним неразделимы. Просто неразделимы.
Это так странно: быть частью кого-то… И бабка опоздала со своими советами. Я не смогу никого больше рассматривать в качестве мужа. Потому что Ассандр – не муж мне. Он – моя часть. Опоздали Зарнихи. Еще тогда опоздали, когда расстроенный неудачей дракон приметил на сельской дороге золотоволосую девушку…
В тот вечер мы с Ассандром не разговаривали.
Не успели просто.
Быстро взяв меня прямо у стены, мой дракон выдохнул, длинно лизнул порядком покусанную шею и молча переместился на кровать…
– У нас полчаса, моя Дари, – прохрипел он, – всего полчаса… Чтоб мне не сойти с ума…
Я только обняла его за шею, притягивая к себе, зачем слова? Разве они нам нужны были когда-либо?
Ассандр зарычал, полностью соглашаясь с моими действиями, и следующие полчаса мы использовали по максимуму, не теряя ни одного мгновения.
И даже в конце успели перекинуться парой слов.
– Скоро все это закончится, Дари, – прошептал Ассандр, сладко зализывая следы своей страсти на моей коже, заставляя млеть и тянуться к нему, – Зарнихи… р-р-р… На редкость упертые… Но они оценили, что Ежи пошел им навстречу… И теперь нужно только дождаться бала. Ты там покажешься, как незамужняя… р-р-р… Не могу… Не могу…
– Тихо, тихо… – поспешила я утешить Ассандра, – это неважно… Ты же понимаешь, что я никого, кроме тебя не приму?
– Все равно… Как подумаю, что они будут смотреть… Оценивать… Мое… Мое!
– Твое, конечно, твое…
С балкона раздался еле слышный свист, Ассандр напрягся, зарычал опять:
– Не могу уйти… Не могу… Дари… Не могу…
– Надо… Чуть-чуть осталось… На балу будут заключены договороенности?
– Да… Султанат… Они думают, что мы не в курсе их планов… Прибудут смотреть, оценивать. Такой случай… Заодно, и на драконов посмотреть. У них же мало, они долго нас воплощениями зла считали, боролись и истребляли. И теперь страшно жалеют, я думаю… Но драконы с ними не будут сотрудничать…
– Это же хорошо?..
– Да, моя Дари…
Свист повторился, Ассандр оскалился злобно:
– Не могу… Заберу тебя сейчас… Плевать… Моя…
– Нет! – я не собиралась так просто упускать все, что, чего уже удалось достичь, и понимала, что в моем драконе говорит его звериная суть, призванная утащить свое сокровище, свое золото к себе в сокровищницу, спрятать там подальше ото всех… Так сладко поддаться… Но нельзя! – Нет! Чуть-чуть осталось, потерпи.
Я говорила и целовала, целовала, целовала, сама не в силах оторваться от него, выбраться из его рук.
Свист раздался в третий раз, и Ассандр, рыча от негодования, отпустил меня, встал, поправил одежду:
– Никуда на балу не ходи, будь возле бабушки. Поняла? Зарнихи будут пытаться подойти… Пусть подходят. Карс и Волк будут рядом. Они не драконы. Им можно.
После этого он жадно поцеловал меня так, что дыхание пропало, и скользнул прочь огромной летучей мышью.
А я осталась лежать, совершенно счастливая и совершенно несчастная.
На следующий день бабка, неодобрительно цокая, тщательно замотала мне испещренную следами от поцелуев шею плотной шалью. Но ничего не сказала, и на том спасибо…
А папаша вообще не виделся со мной все это время, явно предпочитая проводить дни в мужской компании.
И вот пожалуйста, явился накануне бала. С особо ценными родительскими наставлениями.
– Вам надо укреплять ваше положение путем появления ребенка, вот и укрепляйте, папаша, – развернувшись к родителю, жестко отвечаю я. – А меня в ваши игры не впутывайте.
Папаша, судя по суженным гневно глазам, немного отвык от меня и моего чудесного характера, а потому какое-то время просто молчит, потеряв дар речи. Но затем, конечно же, обретает его, и я узнаю много всего приятного о себе.
Не то, чтоб я раньше такого не слышала, папаша никогда чистотой языка не отличался, а цветистости его выражений могут позавидовать наши водители и конюхи, но тут прямо расходится.
Когда доходит дело до «неблагодарной дочери», я только хмыкаю и мягко поправляю игривый локон на шее.
Когда упоминается мое непутевое детство, усмехаюсь, оглядывая будуар в поисках сумочки.
А вот когда выясняется, что мама бы за
