— Нет! — протестую я, понимая к чему клонит девушка, — Это будет не его решение.
— Но тогда парень умрет, — присоединяется Бэн, догадываясь о чем идет речь. Лидер общины опускается на колени рядом со мной и погибающим юношей, — Эйдан не заслуживает такой смерти. Кто угодно, но только не он.
На протяжении периода жизни в общине двадцатидвухлетний парень стал клеем между горожанами и нами, пришедшими издалека чужаками. Он первым поверил вампирам и дал обещание Эмили помочь нам. И это несмотря на утраты в прошлом. Даже я не стал бы верить кровососам, убившим мою семью. Эйдан же обладает особым даром чистого мышления. Он часть нашей семьи. Друг каждому и брат для Эми. Сможет ли такой человек перейти на другую сторону?
— Даже если так, Эйдан может не выжить. Я видел, как погибают раненные, не успев пройти путь до конца.
— Крис, — шепчет Джина, вытирая слезы с подбородка, — Пожалуйста.
Бэн кладет руку мне на плечо, одобрительно покачав головой. Мужчина сдерживается, а глаза краснеют. Время уходит…
— Обратно ничего не вернуть. Вакцины не существует…
— Пусть так, — соглашается рыжеволосая, — У Эйдана должен быть шанс. Я не представляю, как мы будем без этого прилипалы? Я не смирюсь, а Эми? Она переживет его утрату?
— Ты права, — выдохнул я, — Эми не переживет.
Смогу ли я остановиться? Не уверен. Прошу Джину и Бэна отойти. У девушки на руках младенец, а у Бэна пистолет. Я прошу выстрелить мне в плечо или в ногу, если потеряю контроль. Нужно кусать в шею, чтобы яд подействовал на мозг в первую очередь. До этого момента я никого не обращал. Странное чувство. Эйфория с неприятием собственной личности. И все совсем не так, как об этом пишут в книгах о вампирах. Укус оставляет не два прокола, а рваную рану. Но попробовав кровь, сложно остановится. Помню звук затвора, а потом холодную стену, в которую я бросился прочь, почувствовав, как жажда берет надо мной верх.
— Что теперь? Крис?
Голоса расходятся эхом. По коже мороз, я обнимаю собственные плечи и без конца повторяю.
— Ждать. Нужно ждать…
Эйдан:
Тяжело дышать. В легких как будто цемент застывает, а вдох дается через усилие. Сначала было холодно, а теперь невыносимо жарко. Я с трудом справляюсь с желанием заснуть. Но ведь я уже сплю?
Безумие.
Становится очень темно. Редкие голоса уходят на второй план. Теперь я слышу их издалека. Все закончилось? Я умер? И теперь так и останусь лежать один, без возможности позвать на помощь?
Последние минуты жизни, а воспоминаний о прошлом нет. Должны быть картинки, счастливые моменты, отец, мама… Ничего. Становится жарко. Хочется откашляться.
— Перекладывайте его на простыню! — велит чей-то голос, — Так, парень, попробуем тебя подлатать.
Может лучше не надо? Голос какой-то не уверенный. Я пытаюсь разобрать кто это, но меня отвлекает жар. Будто лава растекается по венам к сердцу. И оно стучит быстрее, словно заводится мотор старой тачки.
— Вот так! Это немного обезболит. Другого способа нет.
Кто-то плачет. Я слышу, как шмыгают носом. Вижу девушку, через матовую пелену на глазах. Она держит меня за руку. Слышны выстрелы.
— Черт, нас тут всех перебьют!
— Не перебьют, Эдвард. Я на стреме. Спасай пацана!
— Спасай, — ворчит Адамсон. Он разрезает не мне футболку. Она вся мокрая от крови, но чувствительность уходит. Слова разлетаются повторяющимся эхом, — Я хирургию практиковал много лет назад.
— Ты удалял аппендицит. С этим справишься, это ножевое.
— Ножевое опаснее!
Огонь распространяется выше, по тканям, к кончикам пальцев. Хочется пить. Ужасная жажда и странный запах, которого я ранее не ощущал. Вернее — много запахов.
…
Община переживает не лучшие времена. Я сижу в маленькой комнате, вернее тупике туннеля, загороженного временным ограждением из листов металла. После воздействия снотворного голова еще болит. Эван спит в корзинке колыбели. Он устал и голоден. Совсем не плачет. Но покормить кроху нечем. Питание осталось в туннеле- укрытии, до которого мне не дали добраться. А мое молоко опасно после препарата, которым меня отключила Елена. Мое материнское сердце страдает…
За сутки случилось столько, что мозг отказывается это принимать. Главное — мы в относительной безопасности. Со мной Джим, неустанно охраняет единственный проход, рядом Джина и Бэн. Адамсон пьет чай, уставившись в одну точку, а Кристофер сидит у постели Эйдана.
Я не могу прекратить думать о том, что мой названный брат спас ребенка ценой собственной жизни. Не хочу принимать возможный исход.
Крис, Джина и Бэн перенесли парня на простыне. Они вызволили Адамсона из укрытия для горожан, чтобы провести немыслимую операцию в условиях, далеких от идеальной операционной.
На парня воздействует кровь вампира, в его организме есть вирус. Но чтобы у аквариумиста был шанс выжить — Кристофер настоял на операции. Потребовалось остановить кровь и сшить ткани. Адамсон в этом плох. Да он ничего и не обещает. Сделал свое дело, а теперь молчит. Волнуется, не меньше нашего.
— Нужно связать ему руки, — шепчет Кристофер, обернувшись к Джине, — Есть веревка?
— Найдем, — отвечает девушка, осматриваясь, — Вот!
— Зачем? Это лишнее сейчас, — протестую я, подсев ближе к супругу. Тут поглаживает меня по плечу и касается большим пальцем подбородка.
— Если Эйдан придет в себя, он изменится.
— Он может убить нас, знаю, — соглашаюсь я, не сводя глаз с бледного лица бессознательного пациента, — Но сейчас он слишком слаб. Вдруг…
— Эми, понимаю, мне тоже больно видеть Эйдана таким. Но мы должны думать наперед.
— Эй, народ, — отвлекает громким голосом Джим, — Пойду проверю рукав? Что-то тихо стало.
— Не засвети нас, — ворчит Джина, а затем поднимается на ноги, — Хотя постой, красавчик. Пройдусь с тобой. Совсем все занемело тут сидеть.
— Вы двое, — вмешивается устало Бэн, — Осторожнее. Если кровососы остались, не приведите их за собой.
— Обижаешь, — отшучивается Джим. Он кладет Джине на спину руку и оба уходят. Кто как справляется со стрессом. Одни на месте, другим нужно дело. Да и Дик не вернулся. Рыжеволосая пусть и не говорит, но заметно нервничает на этот счет.
Адамсон устало смотрит на нас, наблюдая за тем, как Эйдану связывают руки. Он, как и я, не одобряет вынужденную меру.
— Почему он был против поимки Елены, — спрашиваю я, убрав мокрые волосы со лба парня, — Зачем пытался ее защитить?
— Не знаю, — выдыхает вампир, — Но это странно…
Ночь проходит тихо. Возвращаются Джим и Джина. Я провожу время с Эваном. Наутро запланирована вылазка в центр общины. Нужно проверить ушли ли последние аристократы?
Вчера на нас напали. Мы оказались готовы. Стало известно, что в Сорняк пробралось с десяток ищеек. Их отследили по камерам. Но вопрос с блокирующими вход дверьми, вампиры решили не быстро. А когда удалось прорваться, двое попали в заготовленные ловушки — огромные выемки в бетонном полу — клетки, закрывающиеся решетками. Остальные столкнулись с сопротивлением и открытым огнем. Да, у Бэна оставалось всего пару ружей и несколько пистолетов. Ушли почти все сохраненные патроны. Шум стоял неимоверный, но пострадавших мало. В основном те, кто зазевался, проигнорировал звук тревоги, чтобы скрыться в убежище. Подземные катакомбы настолько велики, что разобраться в этом муравейнике могут только местные. Ищейки не ожидали такого отпора, а еще — не получили того, за чем пришли. Единственная цель допущения вампиров в город — разрушить план Кайла. Никакой огромной общины нет. Только горстка военных и мародеров, держащих Сорняк. Герману это не понравится. Отправить большую армию в города ради двух фертильных — идиотская затея.
— Как ты? — Кристофер подходит ко мне, опускается на тонкий матрас и заглядывает в сверток одеяла, посмотреть на сына.
— Я в порядке, но Эван голоден. Я волнуюсь, так нельзя…
— Он крепкий малыш, — парень целует ребенка в макушку, — Я не могу уйти в общину, пока Эйдан не очнется. Отправлю Джима. Нужна смесь и горелка.
