как прихватить губами мочку уха.
Не знаю, как он умудрился справиться с крючками одной рукой, второй все еще держа мои запястья за спиной. Выпустил их только для того, чтобы сбросить с моих плеч платье. Ткань скользнула вниз. Прежде чем я успела обернуться, муж развернул меня сам, снова сжал за спиной мои запястья, второй рукой потянул вниз вырез рубашки, высвобождая грудь. Я невольно подалась навстречу его ладони, но он по-прежнему удерживал мои руки, не давая двигаться. Наверное, я смогла бы вырваться, если бы решила сопротивляться всерьез, но я не хотела сопротивляться, и странное дело — ощущение, что я в полной его власти, лишь усиливало желание. Виктор обвел большим пальцем ареолу, и я разочарованно вздохнула, когда он не коснулся самого чувствительного места. Муж усмехнулся, прежде чем наклониться к моей груди, и вскоре я могла лишь стонать, подставляясь под ласки, а когда сорочка упала к ногам, не заметила вовсе.
Он поднял меня на руки. Покрывало само слетело, Виктор опустил меня и я утонула в перине, а потом его тело накрыло мое, и мир перестал существовать, растворившись в неровном дыхании, стонах, бешеном стуке сердца и ритме, который подхватил меня и понес, пока напряжение, копившееся внизу живота, не выгнуло тело сладким спазмом, вырываясь протяжным стоном.
— Сколько же сюрпризов, оказывается, в вас скрывалось, — сказал Виктор, глядя в потолок.
От этого «вы» защемило внутри. Как будто произошедшее ничего не изменило.
Я приподняла голову с его плеча, отодвинулась, собираясь сесть и одеваться. Глупо. Почему для него должно что-то измениться? Наверняка эта супружеская близость для него не первая — и разве постель сделала супругов близкими по-настоящему?
— Настя? — Муж подгреб меня под бок, разворачивая. Бережно взял в ладони мое лицо, поцеловал один глаз, другой, кончик носа. Зарылся лицом в волосы, прижимая к себе.
Я ткнулась лбом в его грудь, слушая, как возвращается к нормальному ритму его сердце.
— Что-то не так?
И что ему ответить? Очень хотелось поверить его объятьям, а не холодному «вы». И незачем больше обманывать себя, что меня тянет к нему только из-за долгого воздержания.
— Настя? — повторил Виктор.
Он коснулся моего подбородка, заставляя поднять лицо.
— Я оскорбил вас своим пылом?
— Что?!
— Считается, что брак есть священный и благочестивый союз и к супруге следует относиться с должным уважением, не оскорбляя ее похотью. — Судя по интонации, он явно повторял за какой-то назидательной книгой вроде «Правил светской жизни и этикета», что я взяла с собой. — В супружеском долге подобает страсть совестливая и благородная.
Я ошалело вытаращилась на него:
— Вы в своем уме?
Вроде бы он вышел из того возраста, когда бездумно повторяют за наставниками.
— Разве с вами можно быть в своем уме? — совсем не обидно улыбнулся Виктор. — Я всегда старался быть сдержанным, как и подобает, но сейчас совсем потерял голову и, кажется, оскорбил вас.
— Что вы несете?
Слова закончились. Просто закончились, и все.
— Не могу обещать, что это больше не…
— Я тебе дам, «больше не повторится!» — взорвалась я. Подскочила, совершенно забыв о собственной наготе, едва контролируя себя, чтобы не накинуться на него с кулаками. — Значит, орать на жену можно!
— Кричать тоже некрасиво…
— Ревновать к каждому столбу можно!
— …и за это я тоже…
— А сломать вместе с ней кровать нельзя?! Я тебе сейчас извинюсь! Так извинюсь! — Я схватила подушку и со всей дури обрушила на мужа — он едва успел выставить локоть. — Оскорбил он, значит!
В воздух взметнулись пушинки, но запаха пыли я не ощутила — наоборот, запахло озоном.
— Да я тебя сейчас сама оскорблю! Действием! — никак не могла успокоиться я. — Придумал тоже, «совестливая и благородная»!
— Это не я придумал… — Виктор поймал подушку, вырвал у меня из рук, запихнул себе под плечи.
Все еще взбешенная, я попыталась выдернуть у него из-под головы вторую. Но муж перехватил мои запястья. Я дернулась раз, другой — вроде и не больно держит, а не вырвешься.
Муж улыбнулся, глядя на меня снизу вверх. Хиханьки ему! Я рванулась с новой силой — но так же безрезультатно. Все, чего добилась, — оказалась верхом на его талии. Замерла, встретившись с ним взглядом. Виктор потянул меня за руки так, что грудь почти коснулась его лица, поймал ее губами.
— Сдаюсь, — выдохнула я.
— Нет уж. — Он заставил меня выпрямиться. В голосе прорезались уже знакомые хриплые нотки. — Ты обещала оскорбление действием, а хорошей жене подобает исполнять свои обещания.
Виктор выпустил мои руки только затем, чтобы прижать меня к себе.
— Кто сказал, что я хорошая жена? — прошептала я в его полураскрытые губы.
Вместо ответа муж поцеловал меня — нежно, так нежно и ласково, словно не этот мужчина совсем недавно с такой страстью вколачивал меня в перину. И эта тихая ласка заставила меня забыть обо всем, целуя в ответ так же нежно, будто это не я пару минут назад пыталась отлупить его подушкой. Сперва легко, едва касаясь, потом углубляя поцелуй, позволяя нашим языкам играть друг с другом, позволяя нашим губам и рукам говорить без слов, тая в нежности. Виктор распустил мне косу, волосы рассыпались по моим плечам, упали на подушку рядом с его лицом.
— Красиво, — прошептал он, ладонью прижал прядь к своей щеке, потерся об нее.
Я тряхнула головой, сдвинулась, чтобы шелковистые пряди скользнули по его груди, и одновременно ощутила его готовность. Качнула бедрами, поддразнивая — муж неровно выдохнул. Поддержал меня за талию, помогая устроиться как надо. Я снова потянулась к его губам, не торопясь двигаться, и, только когда напряжение стало совсем невыносимым, выпрямилась. Ладони мужа легли на мою грудь, и она устроилась в них, будто для того и была создана, я резко выдохнула, задвигалась, то ускоряясь, доходя почти до пика, то приостанавливаясь, глядя в затуманенные страстью глаза мужа. Снова и снова, оттягивая финал, пока муж с глухим рыком не подхватил меня за бедра, насаживая на себя, пока я сама не вжалась в него, одновременно сжимаясь вокруг, и когда снова смогла дышать, я обмякла, будто из тела исчезли все кости.
— Ты меня с ума сводишь, — выдохнул Виктор, гладя меня по спине.
Я приподняла голову, оперев на
