Этот мужчина — моя гроза.
— Я скучал по тебе, — шепчет Бром, делая шаг вперед и касаясь рукой моей щеки.
Я закрываю глаза, ощущая знакомое прикосновение его ладони. Теплый, отзывчивый, заботливый. Вот он. Мужчина, которого я знаю. Мужчина, которого я ждала.
— Я так сильно скучал по тебе, нарцисс, — говорит он.
Мои глаза распахиваются при звуке старого прозвища. Я смотрю в его глаза, и меня поражает буря, бушующая в них. Они такие темные и красивые.
Он наклоняется, касаясь губами моей щеки.
— Я так сильно скучал по тебе, — снова шепчет он хриплым голосом, и подсвечник начинает дрожать в моей руке, пламя мерцает.
Господи. Как мне его спасти?
— Бром, — говорю я, но тут он целует меня. Но неуверенно, как будто сдерживает себя. Раздвигает мои губы, проводя по ним языком, и я не могу не застонать.
Подсвечник падает на пол, пламя гаснет, и Бром запускает руки в мои волосы, удерживая на месте. Поцелуй углубляется, он впивается в мои губы долгими, медленными движениями языка, от чего мурашки бегут по коже, а все тело сотрясает дрожь.
В этом он сильно отличается от Крейна, который большую часть времени сдержанный и отчужденный, но страстный в сексе. А Бром пылкий и угрюмый, но очень чувственный в интиме.
И его поцелуи так приятны. Такие знакомые и в то же время новые. Я хватаю его за рубашку и крепко сжимаю, осознавая, что он наконец-то вернулся ко мне. Внутри все горит, когда он целует меня глубже, наши губы медленно соприкасаются, словно у нас есть все время мира. Я хочу, чтобы этот поцелуй никогда не заканчивался. Хочу утонуть в этом сладостном желании. Хочу насладиться нашим возвращением друг к другу.
— Кэт, — шепчет он мне в губы, слегка отстраняясь. — Я никогда не переставал думать о нашей ночи, проведенной вместе.
Наши губы отрываются друг от друга, я тяжело дышу и удивленно смотрю на него.
— В смысле? Ты помнишь, что думал обо мне?
Он слегка качает головой, его глаза страдальчески щурятся.
— Нет. Я не помню. Но знаю. Знаю, что думал. Как я мог забыть? Я не переставая думал об этом с тех пор, как вернулся в Сонную Лощину, — он прижимается своим лбом к моему, его руки оставляют мои волосы и скользят по моей шее, ключицам, грудям, мои соски набухают под тонкой ночнушкой. — Мы были намного моложе, чем сейчас, но ты оставила свой след во мне. Теперь ты стала настоящей женщиной, Кэт, и я хочу тебя. Хочу тебя так, как никогда ничего не хотел раньше. Ты доводишь меня до отчаяния.
Он продолжает медленно поглаживать мои соски через ткань, пока жар между моих ног не начинает жадно пульсировать, и он наклоняется, целуя мои ключицы. Ощущение такое, будто меня касаются крылья бабочки.
— Я умру, если не смогу принадлежать тебе, — шепчет он, касаясь моей кожи.
Мои глаза закатываются. Я с трудом сглатываю, не в силах удержаться от того, чтобы не сказать правду.
— Я не могу принадлежать только тебе. Еще я принадлежу Крейну.
Он напрягается, его пальцы сильно сжимают мои соски, когда я встречаюсь с ним взглядом. Его ноздри раздуваются, в глазах вспыхивает презрение.
— Ты стала моей раньше.
Его настроение подобно ртути.
— И ты всегда будешь моим первым, — говорю я ему. — Но ты же знаешь, что я с Крейном.
Его верхняя губа изгибается.
— Я заставлю тебя забыть его.
Я почти смеюсь над тем, как собственнически он себя ведет.
— Ты не можешь заставить меня забыть его, Бром. Ты сам… — я останавливаю себя, облизывая губы.
Одна рука опускается мне на затылок, а другая — обнимает за талию.
— Что? — спрашивает он твердым голосом, его хватка усиливается.
— Это ты забыл, — говорю я ему, жалея, что Крейн не сказал ему об этом. — Ты знаешь Крейна. Вы встречались с ним раньше. В Нью-Йорке. Ты был в Нью-Йорке, и назвался Эйбом. Ты был с ним.
Его глаза на мгновение расширяются, как две черные луны, а затем его брови сходятся, и он качает головой.
— Нет. Нет. Ты ошибаешься. Он лжет!
— Бром, — говорю я, когда его рука крепче сжимает мою шею. — Я знаю, ты не помнишь, но так оно и было. Ты был его любовником.
— Заткнись, — кричит он, отпуская мою шею и отталкивая меня в сторону. Он подходит к двери, закрывает ее, и мое сердце подпрыгивает. Бром поворачивается ко мне лицом. — Я не знаю, в какую игру ты играешь.
— Я? — вскрикиваю. — Это ты здесь играешь в игры! Как раз перед твоим приходом ко мне в комнату заходил всадник без головы! Он вошел, держа в руках голову. Узнаю ли я завтра, что это было результатом твоей ревности?
Его подбородок вздергивается, брови в негодовании приподнимаются.
— Ты думаешь, я — всадник без головы? Ты правда думаешь, что я убийца?
— Это так?
Он шагает ко мне, а я отступаю, пока не упираюсь ногами в кровать.
— Потаскуха, — рычит он мне в лицо.
— Что? — восклицаю я в шоке.
Он рычит и хватает меня за горло, сжимая.
— Грязная потаскуха, — говорит он.
Затем целует меня. Прежняя нежность исчезла. Этот поцелуй глубокий и жестокий. Он погружает язык все глубже, трахая мой рот.
Мое тело предает меня. Я должна оттолкнуть Брома за то, что он назвал меня этим словом, но какой-то скрытой части меня это нравится. Хочется почувствовать его гнев. Хочется, чтобы меня оскорбили. Я уже вся влажная между ног. Трепет перед опасностью слишком прекрасен.
Он тянет меня за шею, пока наши губы не отрываются друг от друга, и я едва могу дышать, в его глазах вижу пугающую бурю вожделения.
— Ты даже не смогла меня дождаться, — хрипит он. — Прыгнула на чужой член, чтобы удовлетворить свою жадную дырочку, — он снова притягивает меня к себе за шею, давление усиливается, и я задыхаюсь, наши глаза в нескольких дюймах друг от друга. — Я вытрясу из тебя все это. Ты принадлежишь мне, только мне. И сегодня ночью я заявляю на тебя свои права.
Мой желудок сжимается, и я тяжело дышу под его хваткой.
— Тебе это нравится, да? — рычит он. — Маленькая шлюшка.
А потом он толкает меня на кровать. Прежде чем я успеваю выпрямиться, он поднимает меня за шею и переворачивает так, чтобы я встала коленями на кровать, а грудью прижалась к стене.
— Положи руки на стену, — твердит он грубым голосом. — Не двигайся.
Трясущимися руками я делаю, как он говорит, сердце бешено колотится в груди. Я прижимаюсь ладонями к стене и слышу, как он за моей спиной снимает с себя одежду. Я могла бы это остановить. Могла бы хотя бы попытаться. Но не хочу. Я хочу, чтобы он отдался мне со всей своей яростью. Может, я и принадлежу Крейну, но дико жажду, чтобы Бром принадлежал мне.
— Черт, — слышу я, как он выдыхает. — Ты почувствуешь. Ты почувствуешь меня так глубоко и забудешь, что тебя трахали раньше. Ты никогда от меня не избавишься.
Кровать прогибается, когда он опускается на нее коленями, и я ощущаю спиной его дикую энергию. Она горячая и необъятная, и, кажется, с каждой секундой становится все мощнее, я чувствую, что вот-вот сойду с ума.
Подпрыгиваю от неожиданности, когда его руки находят низ моей ночнушки и задирают ее на талии. Затем он стягивает с меня панталоны, бросает на пол.
— Как же ты прекрасна, нарцисс, — хрипит он от похоти, и я чувствую его взгляд на своей обнаженной коже. — Ты такая влажная. Течешь из-за меня.
Задыхаюсь, когда его рука скользит между моих бедер и проводит по тому месту, где я взмокла и набухла, и я не могу удержаться от глубокого стона, который сотрясает мои легкие.
— Все это мое, — бормочет он. — Все это для меня. Разве ты течешь так из-за Крейна?
Я понимаю, что лучше не отвечать на этот вопрос, но тут он просовывает пальцы внутрь меня, а другой рукой сжимает в кулак мои волосы, запрокидывая голову назад. Я вскрикиваю, и его рот оказывается у моего уха.
— Ответь на гребаный вопрос. Это профессор тебя так возбудил? Он тоже трахал тебя пальцами? Ты сжимала их внутри, как в тисках?
— Да, — с трудом выдавливаю я.
— Тебе понравилось? — спрашивает он, облизывая мочку моего уха, отчего я вздрагиваю. Его кулак в моих волосах болезненно сжимается.