— Не люблю, — и это правда. Если бы что-то поменялось, я бы почувствовала, метка бы сказала нам обоим об этом, но… Она молчала, а видеть предателя и обманщика я до сих пор не хотела.
— Твою ж мать! Что за тупость, сестра? — злится Айвер. — Я тебе тоже, значит, не нужен? Если хранить нечего, брака больше нет, я могу удалиться?
— Да, — отвечаю все так же холодно. Смотрю куда-то на горизонт, а потом перевожу взгляд на короля, что развернув коня, поднял голову и смотрит в мое окно. На его оголенной груди алым пышным цветком горит стигма истинной пары. Он прикладывает ладонь к груди и шевелит губами. Три слова разобрать не сложно, но я отворачиваюсь и ухожу в глубь комнаты и впервые за столько времени что-то внутри начинает колоть. Так сильно, так ярко, что я бросаюсь снова к окну, но Эмилиан уже затерялся в многотысячном войске.
Грохот копыт, рев воинов, и яркая боль у меня в груди.
— Признай, что любишь, — говорит Айвер, застывая рядом.
— Уходи. Мне никто не нужен.
Мужчина прищуривается, склоняет голову, проводит растопыренной ладонью от виска до виска и быстрым шагом идет к выходу. Поворачивается у двери:
— Как прикажете, моя королева, — и тихо исчезает.
Закат утаскивает хвост огромного войска, а я гляжу куда-то в небо и понимаю, что моя жизнь потеряла смысл. Но это временно, ведь через несколько месяцев я стану мамой и смогу идти дальше.
Эпилог
— Я знаю, что ты меня никогда не сможешь полюбить. Я знаю, что не способен подарить тебе счастье. Прости, что не стал единственным, прости, что не смог выжечь из твоего сердца боль и ненависть. Прости, что ошибся. И за то, что люблю тебя больше жизни — тоже прости, — Эмилиан целует меня в лоб и уходит в густой черный туман, а после я каждый раз просыпаюсь.
Вскакиваю в холодном поту и бегу к окну.
Жду его. Надеюсь.
Но признать, что люблю, не получается. Предательство, будто заноза, сидит очень глубоко под сердцем и гноится. Только стигма застыла, словно внутри меня рубин затвердел.
Война идет два месяца. В Мэмфрисе сильно похолодало, деревья позолотили листья, над лесами и полями, будто пролетел волшебный дракон с красками и разлил теплую палитру.
Вести с окраин неутешительные: прорывов Черты оказалось ужасающе много, нечисти прорвалось в страну столько, что войско Мэмфриса не справлялось. Освобождение земель переросло в спасение выживших.
В прошлом месяце на помощь нашему войску пришли эльфы во главе с Эргулом. Я верила, что после этого кровопролитие закончится, но…
Эмилиан тоже верил, что полюблю, а я не смогла. Столько счастливых моментов с ним пережила, а сломалась на такой мелочи. Нет, не мелочи, но сломалась.
Я не отрицаю, что сама виновата во всем, что происходило со мной эти два месяца, не собираюсь перекладывать ответственность на других. Я просто хочу, чтобы черная дыра в груди перестала болеть, и чтобы Эмилиан вернулся домой.
Длинный призывный сигнал, что оповещает о возвращении королевских отрядов, заставляет меня припасть к окну, чтобы найти вороного коня и его темноволосого всадника.
День-два-три воины прибывают: многие раненые остаются в лекарском блоке, где Тимеран поднимает их на ноги вместе со студентами и выпускниками Тисс-менской Академии и знахарями Тесс-менской Лечебницы. Многие мужчины, что сражались за наши земли, подписывают у нового советника увольнительную и отправляются домой, не дожидаясь помощи, потому что спешат домой, к своим родным и любимым.
Все усложняется тем, что темную магию стихии не побеждают, а некромантов на Ялмезе нет. Одна только Риммерия могла такое лечить, а Тимеран так и не придумал, как ее спасти. Оттого стал неразговорчивым, закрытым. Очень похудел, отпустил волосы, перестал бриться. О метке девушке я его нарочно не спрашивала, чтобы болезненное не теребить, и благодарна была, что и он меня не спрашивает ни о чем.
Паника накрывает меня, когда последние отряды подтягиваются к замку со знаменем, оповещая всех жителей Мэмфриса, что война закончилась, а Эмилиан так и не возвращается.
Тяжело переступая с ноги на ногу, придерживая спину, что последние два дня ломит, будто меня палками ночью бьют, я спускаюсь на первый этаж и прошу Тимерана вызвать Айвера.
— Боюсь, это невозможно, — сухо проговаривает Тим. — Ваш брат просил его не беспокоить, он занят делами государственной важности.
— Я королева! И хочу, чтобы он прибыл в замок, — чтобы не рухнуть, приходится встать у стены и медленно выдохнуть. — Пожалуйста, Тимеран, узнай, что с Эмилианом. Умоляю.
— Так, — с кушетки приподнимается мужичок: седой, заросший, с перемотанным глазом и зашитой щекой. Осматривает нас сочувствующе и говорит: — Погиб король. Нет его больше. Около Черты был такой замес, что выжгли все до тла. Никто не уцелел.
Он еще что-то говорит, не разбираю что, кричу и сползаю на пол. Ноги утопают в околоплодных водах, и я понимаю, что сейчас должна сделать все, чтобы дитя короля родился живым и невредимым. Погоревать я смогу позже.
Снова кричу, теперь от резко накативших схваток.
— Тим, рожаю! Ти-и-им!
Роды проходят болезненно, но быстро. Я давно не чувствовала себя так пусто и так полно одновременно. Лекарь пристраивает сопящего малышика мне на грудь, и только когда темно-синие глазки в обрамлении черных закрученных ресниц серьезно всматриваются в меня, я осознаю, кого на самом деле потеряла.
— Как ты назовешь сына, моя королева? — спрашивает лекарь.
— Святозар, — отвечаю, глотая слезы горя и пропуская сквозь веки слезы счастья. — Святое озарение. Он спасет мир, Тим. В это верил Эмилиан — мой король.
— Я знаю, — отвечает тихо парень и всматривается в окно, где разгорается новый рассвет без моего мужа.
— Тим, почему метка не ушла? — спрашиваю, когда малыш присмактывается к груди.
— Что-то ее держит.
— Значит, есть надежда, что Эмилиан жив?
Тим пожимает поникшими плечами. Он за эти месяцы очень повзрослел. Юный неотесанный парень стал грустным и избитым мужчиной. Разве это справедливо? Он ведь так и не познал женщину, а стигма, что связала его с эмонес, будет отворачивать от других.
— Надежды нет, — глухо говорит он, — есть только мизерный шанс, но и тот далек от реальности, — Тимеран встает во весь рост. — Я пойду. Отдыхай, Дарайна, тебе есть теперь ради кого жить. Да, Индиго — конь короля — вернулся один, я думаю, что ты имеешь право знать.
Я имела право любить, а знать, что мой король погиб, я не желаю. Плачу и вою, пока Святозар потягивает молозиво и крошечными пальчиками неуклюже царапает мне кожу на груди. Бездумно и жестоко сама толкнула Эмилиана в бездну, сама не признала любовь, сама от него отказалась.
«Тебе придется выбрать жизнь или смерть. Не промахнись, будущая королева», — слова Ри прокручиваются в голове и ранят, ранят, ранят.
Марьяна больше нет. Я хочу просто жить дальше. Хочу, я правда хочу любить, познать, как это.
«Ты никогда не избавишься от ненависти, пока не впустишь любовь в сердце».
— Как ее впустить?! Ответь! — кричу в тишину покоев, где Эмилиан дарил мне сотни ночей радости, где рассказывал ялмезские сказки, где ласкал и изводил поцелуями. Где признавался в любви, а я была глуха.
И мне снова чудится тот странный кусочек нашей жизни, что показал мне Мун на горе возле леса: Эмилиан со мной рядом, счастливый и спокойный, Святозар на руках, и я снова беременна.
Ну, почему это не может случиться?
«Может, — шепчет чей-то голос. — Садись на Индиго и отправляйся на север. Ты найдешь короля у Черты. Живого или мертвого — это уже решать тебе».
После родов я не могу нормально ходить. Все болит, кровотечение жуткое, потому прошу Тимерана помочь и ускорить процесс заживления. Знаю, что не природно, знаю, что он выжал магию на воинов, но мне нужно. Это важно, это срочно!
Уже через час, я оставляю ребенка на руках у лекаря, а сама взбираюсь на вороного коня, запрещаю меня сопровождать и преследовать слугам и воинам — это моя воля, это мое полное право. Ослушаться королеву они не могут, потому покорно отступают.
