встречаются раз в жизни. Я с ним согласен, — глухо проговорил Рехольд, в глаза друга он при этом не смотрел.
Адриан неопределённо хмыкнул.
— А по поводу лекарей зря упрекаешь. В поместье, куда я полагал отвезти… Лиу? Элизу после свадьбы, небезопасно было заниматься лекарством, слишком близко поселение кочевников, в последнее время участились побеги, недавно разграбили госпиталь, хорошо никто не пострадал, девушек они уводят в свои становища, выкрали бы. Считаешь разумно подвергать её такому риску? А мальчишке нужно было хорошо владеть оружием, иначе ему не выжить в западных землях, не самое гостеприимное место, сам знаешь.
— Твои покои готовы, подумай хорошо и не руби сгоряча, — устало проговорил граф.
— Если она будет с тобой, мне за неё будет спокойно. Но ты прав, нам нужно объясниться, — сухо сказал генерал и вышел.
— Мальчишка и глупец! — пробормотал граф и сам не понял, что практически повторил слова Дрока.
Проснулась я оттого, что кто-то тихо хихикал рядом. Тяжело разлепила глаза, осмотрела незнакомую комнату. На другой половине кровати лежала Морика, перед ней важно ходил ловец снов и что-то показывал. Лицо её всё было в малиновых пятнышках.
— Доброе утро! — прохрипела я.
Девочка вздрогнула от неожиданности, но сразу же широко улыбнулась.
— Доброе, лора Элиза. Простите, мы вас разбудили. А почему вы в вечернем платье?
— Вчера слишком устала и не смогла раздеться, — сказала очевидную глупость, — проводишь меня до купальни?
— А вы давно приехали? — спросила она.
— Не очень. В столице неожиданному нас с Куртом появились дела. А его светлость, похоже, вчера пригласил меня погостить, — пробормотала я.
Иначе объяснить своё появление не могла, засыпала-то я во вре́менном логове Дрока. И смутно помнила, что граф меня нёс, кажется, мы опять поспорили, но я не помнила о чём. Надеюсь, ничего лишнего не сказала, иначе граф изведёт меня насмешками.
— Я позову горничную, она поможет вам переодеться. У мамы было несколько новых платьев, они должны подойти.
Морика дёрнула за шнурок.
В комнату зашла немолодая служанка.
Через полчаса я чувствовала себя человеком, умылась, помыла голову, мне принесли новые домашние туфли, которые были слегка мне велики. Нежно персиковое платье с искусно вышитыми голубыми цветами удивительно мне шло.
Меня почти не тошнило, и о попойке напоминали только припухшие веки, видимо, метка лекаря вывела часть токсинов.
Курт тоже был одет в другой костюм. Похоже, одежда графёнка ему подошла. Мы встретились с мальчишками в коридоре. Маркус смущённо улыбнулся, его лицо было тоже всё в розовых пятнышках.
— Фукоцин, — пояснил он, почти точно произнося слово.
Курт отвёл меня в сторону и кратко объяснил, как я оказалась в поместье, что Дрок опять попытался вывести нас из-под удара, повинился, что ему пришлось рассказать мужчинам обо мне всё.
Когда заходили в столовую, я сильно мандражировала.
— Вам очень идёт платье, — немного успокоил приветливый голос графа и мягкая понимающая усмешка.
Я с признательностью посмотрела на него и улыбнулась в ответ.
— Благодарю!
— Доброе утро, Элиза, — холодно сказал Адриан, заходя следом, — вам действительно очень идёт это платье.
Я вздрогнула, резко обернулась, лицо мужчины ничего не выражало, все эмоции он взял под контроль.
Внутри привычно заныло, но боль не была пронзительной, больше похожей на грусть от несбывшегося. Да, как и прежде очень привлекателен, но сегодня было чёткое ощущение, что это чужой мужчина.
— Как вам спалось? — спросил насмешливо граф.
— Отлично, — сказали мы с Морикой в один голос.
Девочка засмеялась так легко и радостно, что даже Адриан не смог не улыбнуться.
— Голова не болит? — изогнул бровь граф.
— Спасибо, ваше сиятельство, вашими молитвами — граф ещё больше развеселился, Адриан нахмурился.
Весь завтрак прошёл в лёгкой, дружеской обстановке, Морика с удовольствием рассказала, как они доехали в столицу, Маркус о том, как их семейный лекарь испугался, когда увидел пятна на лице.
— Мне даже писать ничего не пришлось, наш лекарь сам написал королевскому о возможной эпидемии. А из королевской канцелярии пришло письмо, что они настойчиво просят воздержаться от посещения дворца, — рассмеялся граф, — спасибо вам, Лида.
— Лиа? Лидкьхя? — удивлённо повторила Морика.
— Это домашнее имя лоры Элизы, но это секрет, — заговорщически поведал Граф.
— Вас так именовала маменька? — удивлённо спросила девочка.
— Да, а ещё называла Лидушкой.
— Лидушка, — опять очень правильно произнёс граф, — интересно звучит.
— Лиюшка, — повторила Морика, — мне даже больше нравится.
Мы ещё немного поговорили, я расслабилась, граф дал понять, несмотря ни на что, в этой семье меня будут принимать, и это было очень важным.
После чудесного воздушного яблочного пирога, который я всё же съела, граф предложил мне и Адриану перейти в кабинет.
— Рассказывайте Лида, как вас так угораздило, — проговорил по-доброму граф.
И я рассказала без утайки всё.
— Адриан, я хотела рассказать всё. Думала, ты вернёшься, и я всё скажу.
— Вам, лора Преока стоило это сделать раньше, — разрезал он по живому.
К горлу подкатил ком, я отвернулась и быстро заморгала.
— Вы правы, ваше сиятельство, но я этого никогда не сделала бы, — в моём голосе прорезались сталь и холод, плечи распрямились.
Генерал, наконец, посмотрел в глаза, в них бушевала буря и боль.
— Вам отдали бесчеловечный приказ! Вы же знаете, что в логове живут в основном в дети? Это был их приют, потому что королю и остальным дела нет! Смогли бы вы нарушить приказ? Нет! Я мало что могу в этом мире, но спасти их было в моих силах! И я это сделала! И если такова цена за их жизни, я готова её заплатить.
Адриан молчал, упрямо поджав губы. Я несколько секунд посмотрела на него, сняла обручальное кольцо, положила на стол.
— Я освобождаю вас от обязательств!
Вышла из кабинета.
По щекам потекли слёзы, боль от потери смешивалась с облегчением. Моё враньё тяжёлой, невыносимой плитой давило всё это время и теперь я чувствовала освобождение.
Прошла по коридорам поместья, вышла в сад, вдохнула свежий сладковатый воздух, листва была ещё зелёной, но не яркой, краски словно выгорели. Ещё немного и появятся первые жёлтые листья. Небо было голубым, но тусклым с редкими облаками. Или мне краски так виделись сквозь слёзы.
Я немного порефлексировала, жалела себя, думала об Адриане, ругала свою непростую судьбу, вспоминала о родных, которых никогда не увижу и, наконец, начала успокаиваться. Когда случается эмоциональный срыв, все ранее невыплаканные слёзы выходят наружу.
Через какое-то время словно кто-то выключил рычажок, все мои чувства застыли, заморозились, пришло эмоциональное онемение. Слёзы высохли, и я впала в состояние полной прострации.
Меня не трогали до вечера,
