– задумчиво протянул слуга и достал из-за пазухи перстень с красным камнем.
Мой перстень! И когда только успел его стырить?
– Не стырить, а позаимствовать, – строго поправил он меня. – Приложи к обложке и поторопись, пока нас тут на горячем не застали.
Обложка радостно вспыхнула, стоило рубину прикоснуться к её поверхности. Застежка с задорным щелком отошла от кнопки, будто только этого и ждала, сетуя на недогадливость глупых людишек.
Продираться сквозь дебри прыгающего почерка было непросто, поэтому первая страница преодолелась с трудом, а на второй…
– Не может быть, – прошептала пересохшими губами я, раз за разом обводя пальцем знакомые цифры.
– Да, непомерно везёт, – севшим голосом подтвердил Ясень.
– Зато неделя подготовки прошла не зря, что бы ты там не бурчала.
К этой поездке мы и правда готовились неделю. Покупали мне вычурное белое платье, подходящее исключительно к балу, но никак не к обычному походу в архив и столичной прогулке, искали дешевые кольца с полудрагоценными стекляшками, тщательно, до последней детали создавали личины тридцатилетней молодящейся пары, заранее нанимали экипаж до столицы. А также подготавливали ресторан к нашему отсутствию, чтобы не доставлять никому лишних хлопот. И на протяжении всей недели я бурчала. Бурчала, ворчала, злилась и брюзжала, хуже баб-Мики, потому что меня откровенно напрягали две вещи.
Первое – поведение его высокоблагородия статского советника. Видели когда-нибудь перепившего акробата, пытающегося исполнить трюк? Когда у тебя откровенно что-то не получается, но ты не подаешь вида и выдаешь это за часть плана. Вот примерно так вёл себя Виктор, с упорством мула обедая у нас каждый день и пытаясь раскрутить меня на поболтать.
Причем попытки эти были крайне неуклюжими. То его высокоблагородие обращался ко мне, как к прислуге, то внезапно принимался одаривать знаками внимания, то пытался нагрубить и обвинить во всех смертных грехах, а то раскрывался с совершенно неожиданной стороны, случайно демонстрируя свои настоящие эмоции. И такая навязчивость слегка бесила ввиду моего абсолютного непонимания, как на это реагировать. Больше всего он мне нравился, когда я невзначай ловила его на задумчивости. Когда советник застывал с чашкой чая в руке, сосредоточено пялясь в одну точку, будто обнаружил тайну мироздания в выщербинке на столе или сколе на оконной раме. В эти минуты я могла сколько угодно рассматривать его легкую небритость, четкие скулы и растрепанные волосы, гадая, о чем он думает.
А потом этот гад снова натягивал маску козла, казановы или судьи и упорно шёл меня доставать, чтоб ему по ночам не спалось. Хорошо, что два дня назад его высокоблагородие куда-то усвистел, давая нам спокойно подготовиться к поездке.
Второе – это факт полного отсутствия Роберта в моей жизни. Как будто не существует у меня никакого жениха. Сначала мы честно его ждали каждый день, разрабатывая стратегии в ответ на любое его поведение или требование. Но один день сменялся другим и ждать надоело. Приличные дамы опаздывают на свидание на полчаса, неприличные – на час, а мой «суженый» задерживался настолько, что мы в конце концов решили встретить его кочергой по лбу, что бы он не говорил и как бы себя не вёл. Превентивно, так сказать, выдать универсальный контраргумент.
– А я и не бурчала вовсе, – стыдливо приврала я, делая глоток из чайной чашки и снова обращаясь к дневнику. Последовательная запись самых важных событий пяти первородных земель. О том, что Аморская земля первородна, мы узнали из апокрифа.
Итак, историю пишут победители. В нашем случае, историю рода писали их главы, а настоящая хронология событий тщательно стиралась из любых упоминаний и из умов людей. Тут подстава, там подкуп, здесь обман и манипуляция – в итоге картинка складывалась в причудливую мозаику, щедро подправляемую главой рода. Странно, что Листвигу позволили описать настоящие события. Наверняка исключительно за тем, чтобы потомки были в курсе реального прошлого, для этого же и наложено заклинание-замок, открывающееся только через фамильные перстни.
История рода Гретты меня не радовала.
– Пятьдесят семь человек! Пятьдесят, мать твою, семь! Он либо конченый урод, либо полный психопат, которого следовало придушить еще во младенчестве, – содержательно выругался Ясень, перемежая конструктивные замечания с заковыристым матом.
Что ж, я рада хотя бы частичной правде. В книге рода Амори́ было написано, что мой далекий предшественник, много раз -юродный прадедушка, довел до суицида двадцать человек. Спасибо, что совсем эту историю не стерли. На деле ублюдок ради забавы перебил почти шесть десятков. Их же руками!
– Семь повешаний, двенадцать утоплений, пять актов самосожжения, тринадцать отравлений, шесть прыжков с дозорных башен, три замерзания насмерть, восемь кинжалов в сердце, два раздробления черепа камнем и даже смерть от голода. Интересно, он наблюдал их последний миг своими глазами или узнавал об их смертях от дворни?
Меня слегка мутило. Автор не постеснялся кратко, но весьма содержательно описать в каких позах и с какими повреждениями находили трупы доведенных до самоубийства слуг.
– Сколько бы веков не прошло, а человеческие смерти всегда одинаково страшны. Бессмысленные же смерти еще и омерзительны.
– Знаешь, не могу сказать, что осуждаю короля за недоверие к нашему роду, возникшее после… такого.
– Шестьсот двадцать лет назад, – задумчиво протянул помощник. – Теперь понятно, что заговор напрямую относится к этой истории, а, точнее, к вашему дару владения эмоциями. Удивительно, что за шестьсот двадцать лет никто из твоих предков не решился в полной мере овладеть этим даром.
– Кто бы не собирал сведения о нашей «магической активности», он явно остался разочарован, потому что больше никто таких кровавых фокусов не выкидывал.
– Или наоборот доволен, – Ясень нервно начал мерить комнату шагами. – Если предположить, что наших заговорщиков интересует твой дар влияния на эмоции, то вырисовываются две версии. Или кто-то захотел им овладеть, как желаемой целью, или…
– Кто-то захотел его уничтожить, как объект страха или препятствия, – закончила я.
Действительно, ведь интерес, ради которого стоит пойти на убийство, не может быть доброжелательным.
– Если предположить, что некто решил овладеть этим даром не естественным способом, то есть не будучи магом огня или не будучи магом вообще, то как это можно осуществить?
– Захватить меня в плен и заставить влиять на других, выполняя приказы «хозяина», – пожала плечами я.
– Но они приходили убивать, а не похищать.
– Значит, – во рту стало кисло, – кто-то хочет уничтожить меня, как носительницу редкого
