вытянула руки вдоль туловища, всем видом показывая, что покрывало не отдаст.
— Феня… — начала было я.
— Барыня, не гневайтесь!
— Милая девушка, уверяю вас, у меня нет никаких дурных мыслей, — мягко вмешался доктор. — Но я должен осмотреть ожоги, чтобы понять, как вам помочь.
Однако Феня только крепче вцепилась в одеяло.
— Не позорьте меня! Девки же засмеют, а мужики скажут, гулящая и…
Так, похоже, все серьезно. Репутация гулящей — это катастрофа для девушки, которую некому защитить. С другой стороны — это повод вежливо отделаться от коллеги, в конце концов, не будет же он осматривать и лечить насильно? Но до того как я успела подобрать нужные формулировки, чтобы и успокоить девчонку, и не обидеть доктора, Иван Михайлович спросил, указывая на стол:
— Что это?
— Скальпель в стакане с водкой, — с самым невинным видом ответила я.
— Что он здесь делает?
— Стоит.
Вместо того, чтобы разобидеться, Иван Михайлович рассмеялся.
— А вы, похоже, не так просты, Анастасия Павловна. Вы собрались сами вскрывать ожоговые пузыри?
Пока я колебалась, соображая, что ответить, он сказал:
— Ваша матушка была столь же умна, как и красива, и очень многое знала. Я слышал, она ездила ухаживать за заболевшими соседями, да и прислуге помогала собственноручно. Она учила вас чему-то?
Я торопливо закивала. Да-да, именно матушка меня многому научила.
— Вы собираетесь самостоятельно вскрывать пузыри от ожогов? — снова спросил доктор.
Пришлось кивнуть.
— В таком случае вы можете рассказать, как они выглядели и как вы пытались помочь пострадавшей до моего появления. Это избавило бы девушку от стыда.
Я мысленно хмыкнула. Впрочем, в нашем мире было время, когда женщины показывали врачу, где у них болит, на кукле. Так что не стоит осуждать коллегу за нежелание смущать пациентку. Я коротко и по возможности ясно описала поражение, пользуясь ладонью как мерилом площади, как выглядели пузыри и что я делала, каждую минуту ожидая возмущенного «вам следовало бы». Но доктор только молча слушал.
— Вы поступили совершенно верно, приложив холодную примочку, — сказал он наконец. — Этот незаслуженно забытый сейчас метод прекрасно облегчает боль и иногда даже помогает предупредить появление пузырей. Жалко, что в этот раз не вышло. Если вы уверены, что можете вскрыть их самостоятельно…
— Мне уже приходилось это делать. — Я благоразумно решила не вдаваться в подробности. — Прислуга на кухне время от времени обжигается, а звать к девушкам доктора… Сами видите. — Я указала на Феньку, которая натянула одеяло до самого носа.
— Надеюсь, вы не собираетесь поливать водкой свежие раны?
— Вы бы еще солью предложили посыпать, — фыркнула я.
— В таком случае я совершенно не понимаю, зачем вы поставили скальпель в стакан. Не выпить же для храбрости.
Я рассмеялась.
— Считайте это моей причудой. Наверняка вы о них наслышаны.
Так и подмывало рассказать ему про микробов, но кто знает, как воспримет это доктор. Я ведь не могу сослаться на конкретные статьи, а он наверняка привык к другому уровню аргументации, чем «забыла фамилию».
Доктор усмехнулся в бороду, но вспоминать причуды Настеньки не стал, предложив:
— Давайте не будем беспокоить больную, обсуждая методы лечения.
Мне это было только на руку — если его предложения мне не понравятся, не придется открыто им противоречить. Я провела Ивана Михайловича в малую гостиную, по пути попросив Аглаю подать туда чая и конфет. Усевшись в кресло, доктор вернулся к делу.
— После того как вы удалите покрышки пузырей, останется мокнущая поверхность.
Я кивнула, не стоит рассказывать о привычных мне подходах к лечению.
— Я выпишу рецепт на свинцовый пластырь. Пошлете кого-нибудь в аптеку. Если аптекарь сразу выдаст требуемое количество, возьмете пластырь, нанесете его на чистую ткань толстым слоем и накроете этим ожоги. Пластырь впитает жидкость из ран и ускорит заживление. Марлю прикрепите льняными бинтами, не туго, чтобы девушка могла двигаться. Повязку не трогайте как минимум две недели. Пожалуйста, постарайтесь сдержать любопытство, свойственное вашему полу.
Пока я уговаривала себя, что не стоит обращать внимание на эту шпильку, доктор добавил:
— Через две недели позовете меня, я осмотрю пациентку и скорректирую лечение.
Похоже, мне придется задержаться в городе куда дольше, чем я планировала. Рассчитывать, что выздоровление чудесным образом ускорится, как это было с Петром, не стоит.
— Я поняла вас, Иван Михайлович.
— Но, скорее всего, необходимого количества пластыря в аптеке не найдется, и аптекарю нужно будет приготовить его заново. Учитывая время… — Он глянул на часы. — Отдать препарат он сможет утром. Поэтому пока возьмите хлопковую вату и покройте ею ожоги. Утром вы удалите то, что сможете; то, что прилипнет, оставьте, чтобы не бередить рану, и наложите пластырь. Справитесь? Или мне самому прийти и провести все нужные процедуры?
— Думаете, завтра Феня перестанет вас стесняться? — улыбнулась я, напоминая себе, что барыне в этом мире не подобают нецензурные выражения. Оставлять девчонку на попечение коллеги нельзя, местные методы лечения здорового в могилу сведут. — Я справлюсь, спасибо за заботу.
— Это мой долг, — пожал плечами доктор. — Вы позволите воспользоваться письменным столом? Я запишу все, что рассказал, в дополнение к рецепту.
Пока он писал, Аглая принесла чай и конфеты. Как я предполагала, экономка прекрасно сознавала, что, выставив барыню дурой перед посторонними, она бросит тень и на барина, и потому никаких сюрпризов не обнаружилось, кроме разве что трех чайных пар. Похоже, в этом мире неприлично хозяйке распивать чаи с посторонними мужчинами без мужа, поэтому я, извинившись, сходила позвать Виктора. При этом я мысленно поблагодарила местного бога за то, что во время трапезы полагается говорить только о приятных вещах, к которым ожоги, разумеется, не относились.
Проводив доктора, я заглянула в оставленный рецепт. «Взять деревянного масла четыре фунта. Варить до тех пор, пока вся содержащаяся в нем вода не выпарится на воздух. Распустить в масле белого воску две унции. Придать к оному, беспрестанно мешая: весьма мелкого белильного порошка, неподдельного мелом, четыре фунта. Выдать. Подписать „Живительный свинцовый пластырь“».
Да уж, весьма живительный, у меня от этой прописи волосы зашевелились, зажив собственной жизнью. Как бы спрятать его от Виктора?
— Что там? — спросил муж. — Ты выглядишь озадаченной.
— Ничего, — через силу улыбнулась я. — Удивляюсь, насколько подробные рекомендации оставил Иван Михайлович. Евгений
