— О. Это… — Она изо всех сил пыталась заставить слова выйти из своего сдавленного горла. — Удобно.
— Ты захочешь вернуться к своему месту проживания. — Еще одно утверждение.
— Думаю, да. — Она взяла себя с руки.
— Я провожу тебя.
Она хотела сказать ему, что она не нуждалась в его благотворительности или в его компании. Но это было глупо и несправедливо. Он ничего не обещал ей. Только свою защиту, за которую она была очень благодарна. Что еще могло произойти с ней, блуждающей по улицам чужого города в ранние утренние часы.
Она посмотрела на его жесткое красивое лицо, у нее внутри все болело, сердце сжималось. Вообще все.
— Спасибо, — сказала она.
Они вышли через открытые ворота без происшествий и через мост к парку. Береговая линия просыпалась с урчащими лодками, грохочущими автобусами и ранними утренними бегунами. Лиз причесала пальцами свои волосы, неловко зная о ее голых плечах и голой груди ее компаньона, великолепно видной в его расстегнутом кожаном пальто. Странно, правда, что никто, казалось, не заметил этого. Возможно, датчане привыкли к туристам, бредущим домой с восходом солнца.
Золотые облака исполосовали небо. Солнечный свет искрился на синих водах гавани. Здания были плоскими и яркими как кукольные домики на картинке или открытке.
Лиз подняла голову, на мгновение пробужденная от своей паники картинкой.
— Это Русалочка.
Морган кинул взгляд на скалистый берег и статую в натуральную величину, пристально смотрящую на море.
— Факсимиле.
Она остановилась. Это все еще была поездка всей ее жизни. У нее, может быть, больше никогда не будет еще одного шанса, чтобы посмотреть на культовую статую, ее бронза горела и краснела от восходящего солнца.
— Она выглядит печальной.
— Она была такой дурой, — сказал Морган.
— Извини?
Он посмотрел вниз, — Чтобы пожертвовать морем.
— Ну, у нее была веская причина, не так ли? Она влюбилась. В принца.
— Еще один дурак.
Она не собиралась позволить ему испортить ей сказку.
— Суть в том, что она выбрала любовь.
— Она предпочла смерть.
Лиз посмотрела на него с иронией.
— Насколько я понимаю, ты не веришь в версию Диснея.
Его лицо не выражало эмоций.
— Ты знаешь, Ариэль и концовку «жили они долго и счастливо»?
— Э. Нет, — сказал он. — Я не сторонник счастливого конца. Не тогда, когда есть такое… различие между двумя людьми.
Довольно много всего было сказано? Они были настолько разными. Поэтому, она не была удивлена, когда он бросил ее в отеле, не спросив номер телефона. Или когда он не появился на следующий день, или не пришел, чтобы повидаться и пригласить ее на пиво и хот-дог. Она спросила консьержа. Он даже не оставил сообщения.
«Это просто еще одна ночь», — сказала она себе. — «Просто летний роман. Просто самый лучший секс в ее жизни. И как ее каникулы, которые закончились, все закончилось».
Господи, как же она ошибалась.
Край Мира, штат Мэн, Настоящее время
— Ты сказала, что мы можем пойти сегодня на пляж. — Семилетняя Эмили подпрыгнула на диване с куклой Молли в руках.
Доктор Элизабет Рэмзи Родригес подняла глаза, отвлекший от распаковки последней картонной коробки для переезда. Коробка проехала с ними девятисот миль, лежа в багажнике Хонды CRV с Xbox Зака, куклой «Американкой» Эмили, и ноутбуком Лиз — вещи, слишком драгоценные, слишком необходимые для жизни, чтобы доверить их перевозку незнакомцам.
— Мы пойдем, — пообещала я. — Как только я…
— Закончу, — сказала Эмили за нее и усмехнулась.
Лиз улыбнулась в ответ, любовь и вина сковали ее грудь, сжали ее горло. Весь смысл этого переезда — проводить больше времени с детьми.
Сегодня было воскресенье, ее первый официальный выходной. Сегодня клиника была закрыта. Конечно, на острове она была новым и единственным доктором, поэтому она была на связи. В чрезвычайной ситуации — рыболовные крючки, крушения лодок, удары, боли в ухе — она была всем, что стояло между жителями Конца Мира и спешной поездкой в больницу на материке. Но сегодняшний день был только для Зака и Эмили.
Лиз взглянула на часы. Почти полдень. Дома в Северной Каролине, пятнадцатилетний Закари редко выходил из своей комнаты до ланча. Все же начиная с их прибытия на Край Мира, он вставал с постели, чтобы присмотреть за Эмили, в то время как Лиз вела прием пациентов утром. Его поведение едва ли было экстраординарно для Края Мира, когда другие мальчики его возраста вставали на рассвете, чтобы проверить ловушки для омаров. Но перемена дала надежду Лиз. Возможно, что этот переезд был тем, в чем нуждался ее сын.
— Разве ты не хочешь подождать брата? — спросила она.
Эмили играла с косичками Молли, настолько отличающимися от ее собственного ореола мягких, темных локонов. Бледный, застывший цвет лица куклы резко контрастировал с теплой кожей Эмили медового цвета. Но они были одеты одинаково для пляжа в купальники, сандалии и шорты.
— Заку не нравится пляж.
— Конечно нравится, — сказала Лиз автоматически, а потом остановилась.
Когда Зак был маленьким мальчиком, он любил воду. Со временем он мог держать весла, до болезни Бена четыре года назад, их ежегодная рыбалка на причале Холден Бич не была изюминкой для лета Зака. Теперь он не плавал, даже не ходил босиком по пляжу, он все время носил большие, черные, шнурованные военные ботинки. Он провел всю поездку на пароме из Рокленда на нижней палубе, заткнув уши наушниками и уставившись в iPod. Лиз больше не знала, что любил ее сын. Чего он хотел. Что он делал все эти часы в одиночестве в своей комнате.
— Почему бы тебе не захватить толстовку, — предложила она. — Сейчас мы прогуляемся, а когда Зак встанет, я испеку вам блинчиков.
— Классно. — Эмили встала с дивана и убежала в холл, как будто боясь, что ее мать передумает. Ее сандалии стучали вверх по лестнице.
Лиз улыбнулась и потянулась на дно коробки.
Ах.
Ее рука застыла. А сердце сжалось. Она сразу же узнала завернутый сверток, чувствуя его в своей руке. Ее голуби. Голуби Бена. Она осторожно достала пакет из коробки. Дрожащими пальцами она раскрыла пузырчатую упаковку, чтобы вытащить тяжелую скульптуру: две птицы были выточены в свинцовом хрустале, к которому были присоединены основа и клювы, подарок Бена на их первую годовщину свадьбы, неожиданный и совершенно романтичный жест от ее обычно прозаичного мужа.
— Одно сердце, — написал он на подставке.
Внезапно, горячие слезы брызнули из глаз.
