Так что Тае в образе волчицы ничто не грозит.
Но как вернуть мою жену в замок, уговорив её перекинуться обратно в человека?
Только из-за дочери я сдержал свой рык!
А потом пришло странное чувство разваливающегося на куски мира. Оказывается, я уже успел полюбить тихую семейную жизнь вместе с Таис и Жанной.
Мне нравилось возвращаться в личные апартаменты, где меня всегда ждали.
Тая, кормящая или качающая малышку на руках; Жанна, доверчиво играющая с погремушками, которые я ей протягивал.
Они обе наполняли мою жизнь смыслом и… миром?
Оказывается, эти две недели, которые прошли с момента рождения Жанны, стали для меня самыми дорогими и запоминающимися. Раньше я всегда «отогревался» душой у Баева, наблюдая за его отношениями с Настей; но теперь семья кузена мне была больше не нужна – у меня появился свой собственный домашний очаг.
Merde! Как всё вернуть назад?
Я надеялся, что рано или поздно Таис успокоится и поймёт, что та ночь с девкой, о которой говорила Моник, давно в прошлом – я уже много месяцев веду себя как примерный муж.
Блядь, как же всё это не вовремя!
Закрывая глаза, я вспоминал Таин взгляд – и это выворачивало меня наружу. Даже когда моя пара боялась клетки, она не смотрела на меня так: тогда это было просто страх; пусть ужасный, пусть неправильный, но всё же просто страх, к которому я, как Альфа, давно привык.
Сейчас же это было открытое призрение.
Как только малышку сморил сон, я положил её в кроватку – не в детскую, где бы о ней позаботилась няня, а в кроватку, стоящую рядом с нашей кроватью – и молча уселся в кресло, пытаясь…
… не думать?
Не вспоминать?
Призрение. Она имела на это право. Дерьмо! То я пугаю её до смерти, то она ловит меня на чужих суках… не в прямом смысле слова, конечно, но всё равно.
И ведь это было сто лет назад, когда…
Откинув голову назад, я попытался вспомнить, почему я в то время был с ней так резок.
Воспоминания путались: я хорошо помнил тот момент, когда подумал, что она меня предала…а вот дальше был какой-то период, который в памяти совсем не отложился – все воспоминания оказались смазаны.
Но девку я действительно оттрахал – в рот, побрезговав кончать в остальное тело. Кажется, перед этим я немного перегнул с Таис, но… самки ведь любят принуждение, любят грубый секс; любят крепкий член в своем теле – неважно где; удовольствие самца дарит удовольствие суке.
Я мотнул головой, припоминая, что именно эти мысли мне нашёптывал мой зверь, когда я пытался удержаться на расстоянии от свой истинной. Тая тогда старательно напускала на себя фригидный вид, а мой волк будто сбесился, требуя как можно больше секса.
Кажется, я тогда был совсем не подарок.
Недавно я убеждал себя, что мы плохо начали: я виноват, Таис виновата.
Но правда заключалась в том, что плохо начал я сам. Один.
То, что мне тогда казалось естественным, сейчас приводило в ужас: как я мог кинуть неподготовленную девчонку в стаю и ждать, что она сама выплывет? В замке полно сильных оборотней – уважающих прежде всего силу, а какая сила у полукровки, которая не чувствует ни своей волчицы, ни поддержки от своей пары?
Я задумался, вспоминая свои мысли… Да, я надеялся, что оборотница, сумевшая выжить в одиночку, сумевшая достигнуть авторитета на работе, справится со всем сама, если только правильно её подтолкнуть… она должна была меня слушаться и принять мой образ жизни; принять оборотней и моего зверя как свою пару.
«…моего зверя?» — Я и правда тогда так думал?
Нет, я хотел и хочу, чтобы Тая приняла меня целиком.
Глава 29
Тая
—Тайка, Тайка, проснись, — монотонно бурчал мне на ухо какой-то женский голос вместе с собачьим рычанием. Я что, попала в прошлое? Только одноклассники по школе называли меня Тайкой.
От страха, что такое и в самом деле могло произойти (кто знает, на что способны эти оборотни), я дернулась, открыла глаза… и оказалась в полной темноте.
Что со мной? Где я?
Впрочем, как только зрение немного сфокусировалась, стало понятно, что темнота не кромешная – и впереди, кажется, что-то колышется.
А запахи!!!!
Меня окружал миллион разных запахов: запах свежих поздних цветов и засохшей травы; запах земли и перегноя, запахи разных деревьев, запах шерсти волков неподалёку и запах ночного неба.
Отчего я была уверена, что сейчас ночь.
А ещё совсем рядом со мной пахло звериной мочой.
Сморщив нос, я попыталась встать – и вдруг поняла, что не могу… потому что место, где я нахожусь, довольно низкое и узкое. А ещё… у меня нет рук. Только лапы.
Сначала я жутко испугалась, не зная, что предпринять, а потом…
…резко успокоилась. Мой запоздало проснувшийся внутренний голос спокойно заметил, что, мол, я ведь оборотница – а оборотни понятное дело, иногда превращаются в волков. А некоторые даже и в волчиц.— В последней фразе явно чувствовалась издёвка, на которую я решила не обращать внимания.
«Значит, со мной всё-таки произошло то, о чем так долго, со страхом, говорили врачи».
Но… я не просто выжила, я выжила сама – без помощи Этьена или какого-нибудь другого Альфы, и вроде бы даже сохранила способность нормально мыслить.
Полная бодрой бравады, я усмехнулась – и только после этого вспомнила всё то, что предшествовало моему этому первому обороту.
Полнолуние, стая, наказание Моник, и Этьен…
«А сейчас мы вернёмся домой и покажем всем, кто в доме хозяйка», — предложил внутренний голос.
Только вот дома у меня никакого не было. И хозяйкой я нигде не была.
Перед глазами стояло торжествующее лицо Моник, и непроницаемое – Валуа. Он мысленно отгородился от меня в тот момент — явно для того, чтобы я не заглянула в его мысли.
Потому что ничего не изменилось.
Случайная любовница на празднике полнолуния была – и все другие, с которыми он получал удовольствие, тоже были… Я являлась его истинной парой, его женой по принуждению, но никогда – исключением из правил.
Умом понимая, что даже если Этьен обманывал меня с самого начала, то сейчас я была явно не в том положении, чтобы выставлять свои условия. После проигранного Совета Оборотней, мне, скорее, надо было радоваться, что он хотя бы захотел придать нашей связи вид настоящей семьи; что вместо клетки, которую он мне когда-то пообещал, я получила вполне сносное существование в качестве хозяйки замка.
Не стоит жаловаться на жизнь – пора было принять всё как есть и смириться…
Но во мне как будто что-то сломалось.
Не знаю, возможно, в этом было виновато моё звериное обличие, но я больше не могла жить как прежде, пытаясь делать лимонад из подкинутых жизнью лимонов.
В детстве я была безмолвным свидетелем того, как моя мама пыталась сохранить наше странное существование под видом семьи. Затем, живя с бабушкой и дедушкой, я, для сохранения мира уже в новой семье, не упоминала ни об отце, который стал причиной гибели моей матери, ни даже о своём дне рождении, который в семье родителей моей мамы воспринимали только как день её ухода из жизни.
Когда я выросла и стала жить одна, я тоже не обрела свободу. Я тоже «приноравливалась» к обстоятельствам: думая, что схожу с ума, очень осторожно строила свою жизнь и постоянно оглядываясь на это своё «заболевание».
Я ведь мясо сначала отказалась есть не из-за того, что мне было жалко животных, а только для того, чтобы самой стать менее кровожадной! Это сработало, как и отказ от алкоголя, от секса, от вообще любых удовольствий, которые могли «обострить» моё сумасшествие.
И теперь… морща нос от неприятного запаха, я, наконец-то, призналась самой себе, что не могу больше приспосабливаться, не могу больше терпеть; жить как надо – как от меня этого требуют другие.
«Ты ревнуешь. Надо мстить. Растерзать соперниц».
Что за бред?
Я всегда считала, что месть – гадкое чувство. К тому же, все эти девицы — они-то в чём виноваты? Ведь ни одна из них не была моим супругом, с них какой спрос?
