Я смутилась.
— Прости…те… прости… Л-лан, но…
Я запиналась, даже не могла понять, как правильно его называть.
Он смотрел мне в глаза.
— Я пришел попрощаться, Соле.
Это звучало словно… словно, навсегда. Совсем навсегда. Очень страшно, у меня аж свело живот, все заныло… Прощаться?
— Может быть, мы еще встретимся? — осторожно спросила я.
Он облизал губы, словно пытаясь решиться… но нет, не решился. На мгновенье зажмурился. Заговорил о другом.
Неожиданно. Быстро и нервно, словно боясь неуспеть.
— Соле, ты должна знать. Ты никогда не училась в Литьяте. Отец отправил тебя в Бер-Сухт. Твоя жизнь была другой.
Не училась. Я чувствовала, все что мне говорили тут — ложь.
Я закрывала глаза и видела холодное море, снег, город в снегу… горы… Мы сидим на старом полузатопленном пирсе. Белые тени плывут у нас под ногами.
Все это не укладывалось у меня в голове.
Зачем они так со мной?
Как же так вышло?
— Но почему тогда… почему все это?
— Ты нужна им, Соле.
— Зачем?
— Ты можешь то, что мало кто может. Ты видишь магию, видишь связи, потоки, можешь ими управлять. Литьяте не хватает энергии для полномасштабной войны. Илитрии не хватает энергии, земля истощена. Они хотят, чтобы ты помогала выкачивать силу из земли Этора.
Мертвый лес. Сухие стволы, без веток, без зелени. Сухая серая земля. Паутина серебряных нитей.
— А если я откажусь?
— Ты не сможешь отказаться, Соле. Тебе не позволят.
— Для этого нужно было лишать меня памяти?
— Да, для этого. Чтобы ты стала послушной. Они надеялись вложить послушание и преданность в твою голову. Но ты слишком сильная для них. Ты молодец. Солька…
Он протянул руку. У меня на шее висел маленький серебряный цветок с жемчужиной. Чуть коснулся.
— Это ты принес? — спросила я.
— Да, — сказал он. — Это твое, оставила в поезде. Теннеро передал. Прости, что я так влез в твою комнату…
— А как ты узнал где я? И вообще… Как ты сюда попал?
— Этот дом принадлежит моей матери, — сказал он. — Я знаю тут все. Часто бывал в детстве.
Он стоял так близко, что слышно было его дыхание, неровное, напряженное.
Я опустила глаза.
— Я пугаю тебя? — спросил он. — Незнакомый мужик пришел и чего-то хочет. Ты ведь не помнишь меня.
— Нет, не пугаешь. Я что-то помню… но еще не все понимаю. У нас ведь что-то было, да? Я любила тебя?
Поняла, что краснею, вспыхнули уши.
— Ты? — Лан шумно вздохнул. — Не думаю, Соле. Я как-то спрашивал, но ты сама сказала, что не знаешь. Там, в Бер-Сухте, я использовал тебя, должен был за тобой следить. За что тут любить? А потом так вышло, что мы много пережили вместе. Ты привязалась, возможно… Это другое…
— Следить? А теперь?
— Теперь они обещали свернуть мне шею, если я к тебе сунусь.
— А ты не послушался?
— Я уже давно перестал их слушаться.
Серебряные нити у него под кожей. Как не послушаться? Отчего-то казалось — так не должно быть. Нитей — не должно. Но ведь он маг, мастер Литьяте. Без присяги никак.
Нити светились неровным светом.
— Да, нити. По второму разу приживаются не очень хорошо, — сказал Лан, усмехнулся. — Чешется очень.
По второму разу? Я вижу, как он лежит на земле, закрыв глаза, из носа, изо рта течет кровь… я…
Вздрогнула. Очень страшно стало. До озноба, до дрожащих коленок.
— Все хорошо, — сказал Лан.
— Расскажи мне, — попросила я.
Он кивнул.
Мы сели с ним чуть подальше на берегу, под старой оливой.
Он рассказывал.
И чем больше он говорил, тем больше я вспоминала сама.
Сначала смутные образы, отдельные картинки, отдельные фразы. Потом постепенно начинало складываться. Бер-Сухт, Патеру, Ил-Танка, Джара, Хаген… Словно хоровод вокруг меня, казалось, меня затягивает в какую-то бездонную пропасть. Я лечу. Падаю. Воспоминания наваливаются на меня. Я почти помнила.
Я чувствовала, что он говорит правду. Эти слова, образы — откликались в сердце, рождая собственные воспоминания. Может быть, Лан не договаривал чего-то… не знаю. Но все это было. Я чувствовала.
В какой-то момент вдруг поняла, что он замолчал, что смотрит на меня… так смотрит!
— Соле, прости… но все это ты скоро вспомнишь сама. Обязательно вспомнишь, им так и не удалось надежно запереть твою память. Я хотел о другом…
— О чем? — тихо спросила я.
Что-то очень важное. Личное. Темные-темные его глаза, и колотится сердце. Глубокий вдох…
— Соле… я…
Я молчу, сижу, слушаю… чувствую, как пальцы начинают дрожать.
— Будь осторожна, Соле, — говорит он вслух. — Они однажды уже потерли тебе память. Они ни перед чем не остановятся. Я переживаю за тебя.
«Я люблю тебя», — мысленно говорит он. Я слышу. Слышу мысли даже яснее, чем слова.
Земля плывет у меня под ногами, мир словно перестает существовать. Мы только вдвоем. Еще море шумит вдалеке.
— Они хотят, чтобы ты принесла присягу, — говорит он, у него вдруг меняется, становится низким и хриплым голос, — они хотят контролировать тебя. Они хотят, чтобы ты делала страшные вещи… Соле…
«Соле, я люблю тебя. Очень. Больше жизни. Я сам не так давно это понял. Может, просто боялся признаться сам себе. Я боялся. Не хватало духа… не важно! Но я не могу без тебя. Я люблю тебя».
Он смотрит на меня, и у него мелко, чуть заметно подрагивают губы.
И щиплет глаза. Слезы…
— Я тоже люблю тебя.
Это правда. Я говорю и понимаю — это правда. Это всегда было правдой, что бы я там раньше не говорила. В чем бы не пыталась себя убедить.
Раньше было нельзя. Теперь все можно.
Он выдыхает — резко и порывисто, одним движением вскакивает, подхватывая меня на руки, прижимая к себе.
— Солька… милая…
А я плачу. От счастья, от облегчения, даже не знаю от чего.
Он целует меня. Собирает губами слезы…
— Ну, что ты, Соле… все хорошо.
— Лан…
Пылают щеки и кружится голова.
И ничего больше не имеет значения.
Сейчас — ничего.
Я обнимаю его.
Больше всего боюсь, что ночь кончится слишком рано.
Я хочу быть с ним.
— Слушай, — весело говорю я, — ты такой мокрый. Ты плавал в одежде, так и не высох еще.
— Да, — говорит он, улыбается широко и счастливо. — Ты тоже теперь.
Осторожно стягивает бретельки платья с моих плеч, я помогаю ему снять рубашку.
— Знаешь, — говорит он, — я ведь так толком и не видел никогда тебя без одежды, без одеяла… Всегда было так холодно.
— Видел, — говорю я, — в душе. Когда я поливала тебе.
