от радости. Всё будет хорошо. Султанов смог победить своих демонов.
Марат, подхватив моего бывшего, за шкирку, как котенка, куда-то его тащит. И плевать ему на фотографию моих сисек. Для него сейчас главное — спасти нас. Убрать опасность подальше от его детей.
— Я тебя предупреждал, что пальцы поломаю? Ты чё опять припёрся?! Здоровья много?
— Я думал, ты психанешь! Орать будешь! Бросишь её! Там ведь голая она! Я видел её голой!
Султанов борется с собой. Старается, скрипя зубами. Понимает, что важно не пустить на волю ревность и не стать идиотом. Он прошёл отличную школу жизни, просуществовав без нас целых семь лет.
— Поздравляю! — громко вздохнув и щёлкая костяшками пальцев. — Ну будь ты мужиком, Родион, ну бросила она тебя, так наберись сил и уйди!
— Марат, не надо ему ничего ломать! — это уже я. — Я тебя очень-очень прошу. Ты видишь, он сам не свой. Он в состоянии аффекта. Он больше так не будет. — Немного успокоившись, понимаю, что Султанов не планирует разрушать наши отношения, более того, весь его психоз направлен только на Родиона.
Но я не хочу, чтобы Марат его покалечил. Родион просто запутался. Он ещё встретит свою любовь, да и нам проблемы с полицией не нужны.
— Только ради моей женщины. — Отшвыривает от себя настройщика. — Потому что она просит! Соберись, помойся и продолжай жить дальше. Никто не виноват, что мы с ней любим друг друга. И что она не любит тебя. И никакие фотографии тебе не помогут. Я её ни за что не оставлю. И дружку своему новому передай, что я поумнел с годами. Пусть даже не пытается.
Не знаю, куда исчезает мой бывший, может быть, уходит прямо на вокзал, мне всё равно. Потому что мы с Алёной подбегаем к папе и обнимаем его с двух сторон. Он целует меня в щёку, затем наклоняется к дочери и целует её, после снова жмёт нас обеих к себе.
В субботу снова гуляем на улице, нам осталась всего неделя в санатории, и мы изо всех сил стараемся пропитаться кислородом.
Султанов качает меня на качелях, а чуть вдалеке, на детской площадке, играет Алёна.
— Надеюсь, это первые и последние твои голые сиськи, которые я видел в телефоне чужого мужика.
— А-а-а-а! — начинаю смеяться, никак не могу насмотреться на него. Особенно сейчас, когда я вижу, что он ревнует. — Я так и знала! Я так и думала, что ты, Марат, не сможешь сдержаться! Сколько дней прошло, а ты всё молчишь. Я прям даже боялась, что ты больше не ты!
Это такое счастье, что мы, несмотря на все трудности и сложности, всё равно вместе. Игриво кусаю губу, поглядывая на него искоса. Он держит цепь качели, и, по-волчьи щурясь, упорно пялится вдаль. Качели со скрипом поднимаются и опускаются, а я улыбаюсь. Марат суров, как и подобает оскорбленному любовнику, но великодушен, потому что с ума по мне сходит.
— Ты не представляешь, чего мне стоило сдержаться, когда я увидел твои… Горячо любимые мной… — Вдох-выдох. — На его телефоне… У меня аж пар из ушей повалил, и всё происходящее окрасилось в малиновый цвет. Я всерьёз планировал свернуть ему шею, но потом подумал, что этим только всё испорчу, и стал сжимать зубы, прям-таки крошить эмаль. Внутри меня застыл крик, Виолетта, полный тоски и бессильной ярости, и он кнутом хлестал меня по душе. — Сдавливает Марат цепочку с такой силой, что костяшки пальцев белеют.
— Ой, не могу с тебя! — Жестом прошу остановить и слезаю с качелей, затем кидаюсь к нему на шею. — Иди сюда, мой Отелло.
Марат горестно пыхтит нечто невразумительное, но обнимает меня, и я, встав на носочки, тянусь к его губам.
Мы тут же сливаемся в страстном поцелуе. Его язык ныряет в мой рот и начинает бесстыже исследовать. Он немедля опускает руку и сжимает мою ягодицу.
— Тише ты, нельзя. Люди смотрят.
— Я ребятам из своей качалки позвонил. Они присмотрят за Иваном. Говорят, если он снова к нам полезет — побьют его. Родион, думаю, уймётся. Он понял, что шансов нет. А вот Иван…
— Прямо-таки побьют? — продолжаю его целовать, стараясь при этом разговаривать.
Или, наоборот, пытаясь ласкаться, болтаю как глупая девчонка. Все эти разборки с Родионом, Иваном и страхи, связанные с ними, куда-то улетучиваются. Я уже и забыла, как испугалась, когда увидела настройщика. Все мои мысли направлены на моего личного шефа. Я влюблена как сумасшедшая.
— Пошли в беседку, Валя присмотрит за Алёной, — словно обезумевший, хрипит Султанов.
— Ты что? В какую беседку?! А если нас увидят? — пугаюсь, а сама тут же возбуждаюсь, услышав его предложение.
О да! Я хочу с ним в беседку. И вообще куда угодно, куда он позовёт. Интересно, так хотеть своего мужчину во время беременности — это нормально? Он же почти не прикасался ко мне, а я горю во всех местах, и голова кружится как у пьяной. И, когда он, покусывая, тянет губами мои губы, мне становится наплевать, увидят ли нас в беседке. Ну увидят и увидят… подумаешь.
Он тянет меня за руку в чащу леса.
— Ты же обещал беседку… — Спотыкаясь, практически бегу за ним.
Страсть делает меня безумной и неадекватной. Погода отличная, не холодно и не жарко, солнце пробивается сквозь кроны деревьев, и над головой поют птицы. Пару минут мы петляем между стволами, и в какой-то момент Султанов толкает меня к широкому дубу… И просто задирает подол сарафана, заставляя обнять его одной ногой. Прижимаемся друг к другу бёдрами. Продолжаем целоваться, он стискивает мою грудь, торопливо пробирается ладонью в лиф, нащупывая сосок. Какое-то время играет с ним, дразня и заводя ещё сильнее. И, ощущая его твердость, я аж отираюсь, изнывая от желания. И он не растягивает. Мой брутальный шеф, мой любимый мужчина, отец моих детей, в считаные мгновения расправляется с моими трусиками и берёт меня у ствола дерева.
И если раньше мне казалось, что подобные вещи — это дико неудобно, то теперь все мои чувства сконцентрированы только на том, как он проникает внутрь, как мощно давит и напористо нанизывает. Это медовое трение в данный момент заменяет мне весь смысл жизни. И я схожу с ума от сверхъестественно сладких ощущений.
— Выходи за меня замуж, иначе не дам кончить! — шантажирует меня Султанов, и вроде бы надо возмутиться, но это тоже заводит.
Сейчас он держит меня на весу и командует мной. В животе бабочки, в глазах
