class="p1">— Мама, я хочу медовик. Я видела там, на стеклянной полочке!
— Слушай, ты у нас, оказывается, сладкоежка! То сочник, то пирожное! — Сжимаю ручонку дочурки сильнее.
А Султанов добавляет, что в детстве так любил шоколадные конфеты, что воровал их у соседей. Не могу сдержать смеха.
— Чему ты учишь дочку?
В коридоре ждём, пока наш папа закроет дверь и вместе мы отправимся к лифту.
— Алёнка, так делать нельзя, но я тоже любил сладости. А потом лечил зубы. Большим таким сверлом.
— Ой, не! — наивно кривится она, по-детски испугавшись. — Однажды я уже была у зубного врача. И мама меня обманула. Она сказала, что он просто посмотрит, и всё. А он! Представляешь, пап, он засунул мне руку в рот, схватился за мой зуб и вырвал его! Бамс — и всё!
— Какая коварная у нас мама!
Теперь мы смеёмся вместе с Султановым. Он кладёт мне руку на талию, и втроём мы движемся к лифту.
После столовой мои отправляются в бассейн, куда мне по понятным причинам пока ещё ходить нежелательно. И я решаю прогуляться на свежем воздухе. В сосновом лесу всегда по-особенному торжественно, как будто в храме, поэтому я выхожу за территорию санатория и наслаждаюсь свежим, тёплым, густым запахом смолы. Под ногами тихо хрустит хвоя. Со всех сторон меня окружают красноватые стволы, и лишь кое-где мелькают бледные полосатые березки.
Я уже успокоилась в отношении мамы, решила вечерком набрать её, постараться помириться. А потом, когда вернёмся из санатория, мы вместе с Маратом и Алёнкой навестим её дома. Купим её любимых корзинок со взбитыми сливками и напросимся на чай. Уверена, когда она увидит, как замечательно ладят отец и дочь, её сердце растает. Поднимаю голову к небу, наслаждаясь густыми белыми облаками. У нас всё обязательно получится. Мы справимся.
— Я вначале забить на тебя хотел! — звучит за спиной.
Вздрагиваю. Снова пребывая в своей эйфории, я забыла, что где-то здесь бродит Родион. Он же с нами поехал. Он же здесь ради нас.
Непроизвольно прикрываю рукой живот. Мало ли что этому обиженному влюбленному придёт в голову. Я ему благодарна за наши совместные минуты, но кто виноват, что я всю жизнь люблю другого?
Родион выглядит плохо. Весь какой-то помятый, как будто с похмелья. И разит от него за километр.
— Ещё эта твоя подружка придурочная со своей змеей. Мне снимок делали, думал, она мне рёбра поломала или кровоизлияние какое устроила. Я, так и быть, заявление писать не стал. Но ты с ней не общайся, она явно больная.
Не хочу на него смотреть. Мне тепреь любой мужчина кажется чем-то чужим и враждебным.
— Я не слышала, как ты подошёл. Мне идти надо, меня Алёна ждёт.
— Даже маме своей позвонил, посоветоваться. Она у меня женщина грамотная. А ты ей нравилась, она о музыкальной невестке мечтала, хотя и о рукастой тоже, думала, ты нам на даче помогать будешь. Ну ради меня стараться станешь. Она собиралась научить тебя всему. Опыт передать, чтобы ты потом Алёнке и нашим двум детям, её внукам.
Двум?! Он что, серьёзно?! А Родион с меня глаз не сводит и продолжает:
— Помидоры подвязывать, картошку окучивать. И дочке свежий воздух только на пользу. — Он вытирает нос рукавом заношенной рубашки. — Мы же так подходили друг другу. А ты дурой оказалась.
Чуть не плачет. Ему обидно. Мне бы тоже было обидно. Да мне и было. Семь лет назад… И знаю я, что никакие слова Родиону сейчас не помогут. Время нужно и девушку другую. Которая будет так же, как и он, любить гамак и местную речку. А я на море хочу. Я в реке вообще практически никогда не купаюсь. Грязная она и мелкая. Не моё.
Сворачиваю обратно, на дорожку к санаторию. Боюсь за себя и за ребёнка внутри.
— Твой ко мне приходил, — гадко, с издёвкой смеётся, но меж тем очень грустно. Зубы давно не чистил, не мылся сто лет, плохо ему, страдает. — Даже вещи мне собрал, цыган проклятый. Говорит, к Виолетте моей подойдёшь — я тебе пальцы переломаю, и карьере твоей конец. Ты бы с таким поаккуратнее. Поссоритесь — он и тебе угрожать начнёт. Бить!
Марат ходил в хижину к Родиону? Ничего себе! Вот это да.
А мне ничего не сказал.
— Родион, мне жаль, правда, но я его люблю. И дочь у нас. Прости, что так вышло. — Ускоряю шаг.
А он за мной.
— И я уехал. Думаю: да пошла ты к черту! Что, на хорошего, доброго мужика не найдётся женщин? Да у нас каждая вторая свободная и посимпатичнее тебя. Наши женщины самые красивые в мире.
— Правильно. — Едва не спотыкаюсь об корень.
— А ты ещё и с приплодом. Зачем мне чужая дочка?
— Точно, незачем.
Родион не был таким. Боль его сделала жестоким. Так бывает. Очень надеюсь, что он ещё встретит своё.
— А потом ко мне козёл какой-то пришел. Ваней назвался. Ну я решил, что козёл, а он нет… Он отличный. Свой в доску.
Я останавливаюсь. В ужасе смотрю на кору ближайшей сосны, по которой стройной стайкой бегут муравьи. Не могу сделать ни шагу.
Иван?! Он сказал — Иван?! Тот самый Иван, что разрушил нашу с Маратом жизнь?
— Видео мне показал, которое во всех ваших школьных чатах мусолят. Ты там замуж за Султанова отказываешься. Издеваешься.
Смеётся.
— И я подумал: так есть ведь шанс!
Иван нашёл Родиона? Я думала, он исчез из нашей жизни. Марат же выкинул его. Или нет? Неужели он снова вернулся? Ну почему эти люди постоянно всё портят? Отчего не оставят нас в покое? Ну пусть бы жили своей жизнью. Теперь плакать хочется мне.
— Нет, Родион, нет шанса. Ни у кого нет.
А Родион по карманам себя бьёт.
— Так вот, этот Иван денег у меня попросил. Говорит, хочешь её вернуть, я тебе способ дам.
— Какой ещё способ?
Надо идти, но не могу. Слушаю.
— Я ему заплатил, конечно. Долларами.
— Господи, Родион, ты что? Этот Иван, он обманщик. Он ради денег на всё пойдёт. Он способен на страшное. Откуда он вообще узнал про тебя?
— Мужик ушлый. Всё знает и умеет, опрос провёл, с кем ты встречалась. Доллары получил и мне глаза открыл.
Родион находит телефон и, перелистав снимки кустов малины, домашней розы и огурцов, выложенных в ряд, находит мою фотографию.
Теперь на меня нападает не только ступор, такой, что я идти не могу, а ещё и
