дикий ужас.
Это старое фото. На нём я вышла из душа в одних трусиках. Прикрыться не успела. Видно моё возмущение и голую грудь.
— Удали сейчас же! Дай сюда. Ты же говорил, что это шутка и ты всё удалишь!
— Нет, — смеётся. — Во-первых, я эту фотографию очень люблю, ночами разглядываю, глажу, любуюсь, а во-вторых, я её Марату покажу. А он мужик психованный, он тебя снова бросит, вот увидишь. Откуда ему знать, когда это фото было сделано?!
Закрыв глаза, припадаю к сосне. Я никогда не хотела фотографироваться обнажённой. И просила удалить этот снимок. Думала, он так и сделал.
— И вот за это ты заплатил долларами? За фотографию, которая у тебя самого и была?
— Иван умный мужик, — повторяется Родион, ему бы антидепрессанты попить, что-то он сам не свой. — Мой новый знакомый подкинул мне идею. У тебя же, говорит, было с ней, и не раз. Вы же долго встречались. Есть у тебя компромат? Переписка интимная, снимки какие. Ты, говорит, бешеному директору покажи. Ему этого хватит, он сам всё уничтожит, а тёлка опять тебе достанется. Ибо Султанов псих. Характер у него взрывной. Он сам додумает и ей не простит. Это уже было. Вопрос времени. Люди не меняются.
— Всё, Родион, достаточно. Мне холодно. Я пошла обратно в номер. Если б знала, что ты такой придурок, я бы в жизни с тобой не связалась.
Иду вперёд, а саму аж трясёт в лихорадке. Скорей бы добраться до корпуса. Там Ира, Валентины, ещё кто-нибудь.
— Это я придурок? Она мне изменила, а я придурок.
— Я тебе не изменяла, Родион, я тебя десять раз бросала. Предупреждала. Никто не спорит, что это обидно и вышло некрасиво, но так бывает. Ты видел его. Ты сам его испугался. Ты подсознательно понимал, что так будет.
Я загребаю пыль босоножками, а настройщик хватает меня, пытаясь обнять.
Теперь наши отношения кажутся чем-то нереальным. Мы вроде бы проводили время вместе: гуляли, отдыхали, ходили в кино. Он познакомил меня с родителями, он хорошо относился к Алёне. Но никогда он не казался мне неадекватным. Безответная любовь — это страшное чувство, это горе, которое сложно вырвать из сердца. Мне ли не знать.
— Я думал, ты меня любишь.
— Я хоть раз говорила тебе о любви, Родион? — Пытаюсь высвободиться, поворачиваюсь и, всмотревшись в его лицо, понимаю: встретиться с ним глазами — всё равно что заглянуть в тёмную канаву. Столько злости, обиды и ненависти. Я его понимаю. Но надо иногда уметь уступать.
Он злится. Я убираю его руки, но он продолжает цепляться. Был такой скромный, а теперь просто навязчивый.
— Отпусти это. Забудь.
— Как думаешь, что будет, если я покажу это твоё фото начальнику органа управления образования? Или, допустим, сделаю от твоего имени страничку в социальной сети и там будет вот такое откровенное фото? Пойди потом разберись, что это фейк. Люди решат, что ты не должна работать в школе и уж тем более учить детей.
Ну почему он никак не успокоится?
Мне плохо. Идти не могу, к очередной сосне припадаю. Сколько ещё подлых мыслей в его голове?
— Это тебя тоже Иван научил?
Страшно. Противно. Отвратительно. А если он это сделает? У меня подруга была, она в универе парню отказала, так он её телефон на всех сайтах знакомств разместил и приписку сделал, что она всем даёт бесплатно. Это был кошмар: кто ей только не звонил и не писал сообщения. Из-за несчастной любви мужчины способны на многое. Даже на то, чего женщины и представить не могли раньше, общаясь с ними.
— Ты мне очень нравилась и нравишься, Виолетта. Ну за что меня винить? Мне больно, понимаешь? Я уснуть не могу, пока бутылку водки не выпью. Бухой пишу тебе песни.
Как же я хочу, чтобы это поскорее закончилось.
— А ты с мамой посоветуйся, может, ей не понравится, что ты пить взялся? С таким похмельем как грядки-то копать? Не очень-то приятно рыхлить, когда тошнит.
Он делает рывок, ставит руку возле моей головы, приближается. Дышит мне в лицо. У беременных очень острое обоняние, и, если он продолжит в том же духе, я просто продемонстрирую ему содержимое своего желудка.
— А ты маму мою не тронь! Она тебе ничего плохого не сделала.
Верно, но я просто устала.
Бассейн, в который пошли Алёна с Маратом, находится в соседнем корпусе. Для того чтобы посетить его, нужно выйти из здания, пройтись по извилистой дорожке и подняться на крыльцо. Это совсем рядом.
И то ли Родион от безответной любви оглох, то ли я своих за тысячи шагов чувствую, но, пока он нудит мне в лицо свою новую иванофилософию, смешанную с перегаром, мне кажется, что за спиной трещат ветки и поступью дикого зверя к нам приближается тот, кого я никогда не променяю даже на возможность работать в школе. Пусть Родион показывает фотографии кому хочет. Мне всё равно, лишь бы Марат сделал правильный выбор.
Вот такая я, оказывается, глупая.
— Ты что, плохо слова понимаешь, настройщик? Сколько мне шансов тебе давать на выживание?
Родион взлетает над землей, а потом так же легко приземляется на задницу. В муравейник.
— Ты, цыган, погоди меня бить! — Отползает и роется в телефоне. — Сюда смотри.
У мня сил нет спорить, и я не хочу кричать, я боюсь потерять нашего ребёнка. И, честно говоря, хочу увидеть реакцию Марата. Это станет самым главным переломным моментом. Сможет ли он доверять мне? Смогу ли я спокойно жить рядом с ним?
— Это что за размазанная херня плохого качества? — прищуривается Султанов и отбирает у Родиона мобильный.
В венах словно кислота пульсирует.
— Моё фото, Марат. — Мне важно знать, как он себя поведёт, мне это нужно, словно калька семилетней давности. — Я встречалась с ним, и Родион без моего согласия сделал моё фото в обнажённом виде. Я просила удалить, но он обманным путём его сохранил. Иван пришёл к нему и за деньги посоветовал показать тебе. В очередной раз на нас заработал.
— Ну как, нравится? — страшно смеётся настройщик
Пауза. Тишина. Сердце аж выскакивает из груди. Алёнка прижимается ко мне, шёпотом спрашивая, почему дядя Родион валяется на земле.
— Очень нравится, — хрипит Султанов, быстро кладёт мобильный на плоский камень и давит на него ногой, тот трещит и раскалывается на части.
Родион что-то кричит, но я не слышу, жму к себе дочку. Глажу её по голове. Из глаз текут слёзы, но это
