было просто познакомить его с Алёной, а не прыгать к нему в койку. Я тоже была молодая и знаю, как на женщину действуют подобные мужчины. Но красивый мужик — не твой мужик. Я ещё в первый раз была против, когда увидела его. Не хотела, чтобы ты за него шла, а уж после того фортеля, что он выкинул… В этом плане Родион куда более подходящая кандидатура. Он бы никуда не делся. Ты бы ноги мыла, а он бы эту водичку пил. Тишь да гладь. Для жизни это гораздо лучше. А у Султановых, причём у всей семейки, такие характеры, ох! Вспомни, как его маме не понравился выбор ресторана для празднования торжества. Как она фыркала. Ты думаешь, она с радостью примет вас с Алёной? Да она не даст вам жить. А если Султанов опять убежит? Вдруг ему покажется, что ты снова ему изменила с каким-нибудь приятелем? Честно, я бы никогда такое не простила. Это же такое унижение! И я очень-очень расстроилась. У меня прям давление поднялось. Сейчас две таблетки глотнула. Я хотела приехать и поговорить лично, но ты стала от меня отнекиваться, и я решила не откладывать в долгий ящик. Доченька, я жизнь прожила, у меня опыта в разы больше. Правильно ты ему про Алёнку рассказала. Хорошее, верное решение. Она должна знать отца, но сама эту дурь брось, пока не поздно. Тебе же хуже будет! Сейчас он тебя приласкал из чувства стыда, но потом…
Меня начинает раздражать собственная мать. Эйфория угасает. Всё хорошее, что мы с таким трудом воскресили с Маратом, медленно тает. Мне становится плохо и морально, и физически. Я не даю ей договорить и вешаю трубку.
Руки онемели и совсем не слушаются. Заправляю постель, долго копаюсь с покрывалом. То разравниваю его, то опять комкаю. Мне не нравится, как оно выглядит. Говорят, ребёнка надо учить личным примером, поэтому я стараюсь всё делать хорошо, чтобы Алёнка знала: в комнате должен быть порядок.
Мама перезванивает. Я не беру. Я её люблю. Она мне не чужой человек. Это не коллеги по школе и не подружка по вузу. Это родная мать, которая выносила и родила меня.
Она долгое время тянула нас обеих, особенно сильно помогала в самом начале. Боялась, что я потеряю профессию, поэтому, когда Алёнка пошла в садик, именно мама сидела с ней на больничных. Приходила почти каждый день: то убирала, то готовила. Позже, когда Алёна стала старше, мама начала водить её вечерами на танцы и развивающие занятия. Именно она уговаривала меня перестать плакать, когда Султанов сбежал из ЗАГСа. Обнимала, жалела, гладила по голове, стараясь забрать себе мою боль.
А теперь… я не поднимаю трубку.
Совесть дерёт меня изнутри когтями, словно кошка, попавшая в западню. Наверное, я неблагодарная дочь, возможно, мне нужно отвесить пощёчину, чтобы я начала думать головой, а не сердцем и телом. Или чем-то ещё, чем я тянусь к Султанову.
Умываюсь, чищу зубы, на автомате наношу на лицо крем и косметику. Я всегда была хорошей дочерью. Я не из тех, кто бунтовал в подростковом возрасте. И обычно наши с мамой взгляды совпадали. Но не в случае с Султановым. Тут мы очень сильно расходимся.
До конца не понимая, что делаю, я приближаюсь к зеркалу и наношу на ресницы тушь. Сейчас мне нужно занять руки. Потом крашу губы. Расчесываю волосы, переплетая косу.
Я будто посередине огромной трассы, где меня тянут за руки в разные стороны. А навстречу мчится КАМАЗ. И если я не выберу, с кем мне идти, то меня раздавит в лепешку.
Но как я могу? Да и должна ли? Я ведь уже взрослая.
Покончив с макияжем и волосами, выбираю в шкафу джинсы и кофту на молнии. Натягиваю носки. Одни мне не нравятся, выбрасываю, выбираю другие. По сути, тяну время. Женщина, родившая меня, снова мучает мой телефон. Скорей бы он разрядился, тогда моей совести стало бы легче.
А ведь так и должно было быть. Ничего неожиданного. Вполне закономерно, что люди, в особенности его и мои родственники, не поймут нашего воссоединения.
Слышу, как проворачивается ключ в двери и опускается вниз ручка.
— Мама! — звенит дочкин голос в маленьком коридорчике при входе в номер.
Алёнка забегает внутрь и тут же вешается мне на шею.
Она всегда так делает. Целует и обнимает меня, как будто мы не виделись целую неделю. Сердце млеет от нежности.
— А папа научил меня складывать собачку из змейки. Вот! Смотри! — демонстрирует она красно-белую головоломку.
Меня аж трясёт. Сижу на кровати и думаю о том, что никогда не смогу оторвать их друг от друга. Да и не хочу.
Вслед за Алёной в номер входит Султанов. Он тут же находит мои глаза, и я… Я забываю обо всем на свете. Мне кажется, в этот раз я влюблена в него ещё сильнее, чем в прошлый.
Он смотрит на меня чёрными ласковыми очами, и я непроизвольно расплываюсь в улыбке. Жму к себе Алёнку, а глазею на него. Когда он уходил, в них была бешеная страсть. Сейчас — безумная любовь.
— У тебя телефон трезвонит.
— Мама! Это бабушка. Там её фотография на экране.
И снова мы встречаемся взглядами с Султановым.
— Звонит тёща, и ты не берешь. Очень интересно.
Киваю, подтверждая. Поджав губы и вздохнув, стоящий прямо передо мной Марат всё понимает.
Он умный, он же директор. Мы так и сверлим друг друга глазами. Между нами происходит немой диалог, который толкает меня сделать окончательный выбор. Я очень сильно его люблю.
И, честно говоря, немного подумав, я бы всё равно выбрала его. Их…
Бывают такие чувства, что невозможно описать словами. Они сбивают тебя с ног, как гигантская волна цунами. И тогда, даже если твой партнер предложит прыгнуть с парашютом, ты шагнёшь в пустоту, потому что ему этого очень хочется, он давно мечтал, и неважно, что маме это не нравится.
Набрав воздуха с каким-то практически истеричным придыханием, я встаю с кровати и беру Алёнку за руку. Мы делаем несколько шагов, и второй рукой я беру ладонь Султанова.
— Пойдёмте поедим.
— Уверена?
Я благодарна ему за этот вопрос, за то, что ему не всё равно, что я поссорилась с мамой. Я вижу: для него важны мои чувства.
— Позже поговорю с ней.
Теперь он кивает в ответ. Это тяжело, но мы семья. И неважно, женаты мы или нет.
