Нет, но я — мужчина, мне можно.
— Ничего подобного, — отмахнулась младшая Гордон. — Ещё пару лет и поползут неприятные слухи о вашем пренебрежении дамами.
Вот тут собеседник смутился, верно, не ожидая от юной девицы слышать такую суровую правду жизни.
— Как только пойдут, я стану всем говорить, что вы — моя невеста, — со смехом успокоил Адриан, а Элис воодушевилась.
— Отлично, тогда пообещайте мне, если меня не выдадут замуж до этого времени, то вы сделаете мне предложение, — сразу схватила суть Алисия.
— Но зачем это вам? Найдёте молодого, покладистого.
— А с вами договориться можно! — хитро прищурилась Элис и указала глазами на танцующих. — Надеюсь, у вас хватит мужества станцевать со мной ещё раз.
***
В каюте было тихо. Оба собеседника сидели, придаваясь воспоминаниям. Наконец Элис не выдержала:
— Это была глупая затея, — Горло раздирал кашель, но Алисия держалась, чтобы не разбудить детей.
— Отчего же? — темные брови на загорелом лице взметнулись вверх.
— Я нашла более действенный способ избежать замужества.
Дети спали, и только тихое сопение оглашало каюту. И шум моря. Слишком близкого и сильного.
— Какой? — Адриан издевался и смеялся, видимо не веря тому, что десять лет прошло.
— Испортить свою репутацию совсем, — припечатала Алисия и все же выдавила сдержанный кашель.
— И только поэтому вы путешествуете в одиночестве?
— Да.
Замолчали. Нелепый какой-то разговор. И воспоминания нелепые. В них они ещё встречались несколько раз на приемах, но никогда не возвращались к теме замужества. А теперь все прошло.
— А что случилось с самым молодым адмиралом, что ему приходится ходить под пиратским флагом?
Вопрос был насущным и неприятным для визави. Но Идальго все же нашёл в себе силы пусть скупо, но ответить.
— Вам какую версию — официальную или правдивую? — и было в его словах столько горечи, что Элис примерно догадалась, что сейчас услышит. Корона редко берётся разбирать правых и виноватых, им надо было просто кого-то наказать. Публично.
В официальной было дезертирство и предательство родины. В правдивой — иртанийский флот выследил флотилию пиратов. Они были загнаны в ущелье. Чтобы провернуть такую операцию потребовалось множество сил и гражданских судов. Но в ловушке пираты повели себя нетипично и произнесли клятву «Марьяки», что значило «сражаться до конца». Кровь за кровь. Загнанная в угол крыса становится опаснее. Тогда случилось точно так. Пираты перестали беспокоиться о своих или чужих, и просто пускали в ход любое оружие. Через сутки стало понятно, что иртанийский флот хоть и побеждает, но теряет невозможное количество не только кораблей, но и людей. Тогда адмирал дал приказ вывести гражданских из-под обстрела. А после и вовсе вернуть в порт. Пираты, почуяв ослабление, ударили сильнее. Загнали флот в ловушку, потому что ущелье оказалось сквозным, несколько магов боевиков пробили брешь в скале, и тогда-то корабли Адриана взяли в кольцо. Спастись — удалось, а вот сохранить чистое имя — нет. На одном из иртанийских кораблей был предатель, который раскрыл планы построения боя. Но это стало известно намного позже. Уже после суда, на который Адриан решил не являться.
Колыбельная неслышно звучала в тишине каюты. Адриан ушёл, после разговора заверив на прощание, что сделает все возможное, чтобы Элис добралась до Фарны. И она была благодарна, потому что держать в себе силу было невыносимо. Она шептала голосами умерших. Просила немного слабости. Совсем чуть-чуть. Чтобы просто прогуляться и собрать жатву, и Элис пела. Колыбельную ночи, которая была способна усыпить даже дракона. Но сила не хотела спать.
Шепот ее был нестерпимым. Под утро Элис уже не могла нормально дышать. Постоянно приходилось вырывать у собственного тела право на вздох. Болезненный. С привкусом крови. И ароматом кладбищенского жасмина. Рассветное солнце стыдливо заглядывало в окна каюты, и казалось, что при свете дня не так все плохо, просто в темноте постоянно гуляли монстры, а лично у Элис — она была этим монстром.
Руки подрагивали, когда отмеряли капли от отравления детям. Они шли на поправку. Меньше спали, больше задавали вопросов и хотели поиграть хотя бы за столом.
Элис никогда не задумывалась — любит ли детей. Но сейчас поняла, что вот как к детям — она равнодушна, а как к маленьким человечкам, у которых большие проблемы — нет. И она искренне старалась помочь, но в большинстве случаев просто не понимала — что хотел маленький мальчик, или зачем Агнес нужна именно эта лента. Но хор детских голосов заглушал шепот тьмы, и уже только за это Алисия была благодарна внезапным попутчикам.
После полудня в каюту зашёл Адриан. Он поинтересовался здоровьем детей и, получив в ответ детские голоса и предложение поиграть вместе с ними, успокоился.
— Алисия, не поднимайтесь на палубу… — тихо прошептал он уже возле двери. — На горизонте корабль, и мы пока не знаем под какими парусами.
Элис не горела желанием выходить и поддаваться искушению, поэтому заверила капитана в собственной благонадёжности.
А спустя пару часов раздались первые выстрелы. Дети заплакали. Они жались на кровати друг к другу и сопели. Тут Алисия поняла, что все же дети не так плохи, и их стоит защитить. Она звала море. И море, слыша ее песню, затянуло окна водной пленкой. Детвора примолкла и заворожено следила за переливами волн за стеклом.
Аромат крови медленно просочился в каюту. Элис сглатывала вязкую слюну, не в силах побороть приступы тошноты и волнами накатывающее наслаждение. Она стояла возле двери и ловила отголоски боли. Первые поцелуи смерти. И было трудно держать силу на коротком поводке, а ещё и себя. Хотелось выйти, подняться наверх, ощутить на губах вкус тлена и накормить вечно голодную стаю, просто чтобы она успокоилась. И наконец-то замолчала. Чтобы не было слышно приглушённого шёпота смерти. Только вот нельзя. Тогда Элис точно потеряет контроль, а так — всего лишь сходит с ума, ловя всплески боли и страданий.
Стрельба не прекращалась, и вскоре дети перестали на неё реагировать, но Алисия не могла просто так отвлечься. Когда выстрелы зачастили, она несмело приоткрыла дверь и, приложив палец к губам, показала ребятишкам, что надо помолчать, а сама вышла. Вдохнула пропитанный морской солью и порохом воздух. Внутри все зазвенело и натянулось. На кончике языка был привкус крови, с его железными нотами. Элис касалась старой деревянной обивки стен, гладила рыхлое дерево и
