ногами, тяжело опираясь на руку своей супруги. Седой, жилистый, старый — он мало чем походил на мужчину с портрета, столь популярного в Кармаре. Что же касается королевы... Что ж, наверное, её можно было назвать несравненной. В том смысле, что сравнивать здесь было не с кем. Драконицы в большинстве своём остаются красавицами до преклонных лет. Назвать же красивой её величество было, скажем так, проблематично. Слишком крупные, как и у её мужа, черты лица: орлиный нос, большой рот и при этом невнятный подбородок, блёклые карие глаза. Собранные под сетку волосы казались тусклыми, словно в авоську напихали соломы. Вот платье было роскошным, из парчи и шёлка, но едва ли оно делало правительницу Кармара краше.
Тем не менее она шла, высоко подняв голову, в то время как её муж устало смотрел себе под ноги. Казалось, поднять голову для него не менее сложно, чем мне сдвинуть с места какую-нибудь гору.
Наверное, не следовало бросать на них взгляды. Когда королевская чета поравнялась с нами, её величество замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась. Я опустила глаза, но поздно: мой интерес был замечен и в ответ я получила такой же. Пристально меня осматривая, не торопясь скользя по мне цепким взглядом, Корделия неожиданно хмыкнула, громко и выразительно. В тишине, царившей в тронном зале, её пренебрежительное «хм!» услышали все собравшиеся.
А уж громкие слова:
— Непонятно, и что они в вас находят, леди Делагарди? Такая худая... — наверняка разнеслись по всему дворцу, а может, и Гратцвигу. — Развратница, — уже тише припечатала её величества и пошла дальше.
А я словно закаменела. И дракон со мной рядом. Скосила на него взгляд, заметила, как выступили желваки на скулах, каким стал хищным взгляд, и одними губами прошептала:
— Не вздумай. Не хватало ещё с ней проблем и скандалов.
Делагарди сумел совладать со своими чувствами, но, кажется, это стоило ему всей выдержки и хладнокровия, что были отмеряны ему до концы жизни.
Вот тебе и своеобразная... Хамка она. Просто обычная хамка.
Когда их величества опустились на трон: королева уверенно и резко, король медленно и осторожно, настала пора приветствия. Речь его величества была сбивчивой и невнятной, а когда он умолк, заиграла музыка: настало время первого вальса.
Мы поспешили затеряться в толпе, пока нас не прожгли взглядами все желающие. Схватив с подноса проходящего мимо лакея бокал с шампанским, Делагарди осушил его залпом.
— С этим надо что-то делать. Так не может продолжаться.
— Какие у нас варианты? Доказывать всем направо и налево, что всё это лживые сплетни? Поверят? Сомневаюсь. Ещё и решат, что оправдываемся.
— Предлагаешь просто продолжать терпеть? — зелёные глаза дракона окрасились золотом, словно в них плеснули раскалённой лавой.
— Предлагаю, как я советовала Шанетт, не реагировать на ерунду.
— Мне бы твою выдержку... — пробормотал Эндер и встретил мрачным прищуром приблизившегося к нам мужчину.
— Ваша светлость, с вами желает говорить его величество.
«Муж» было взял меня под руку, но придворный поспешил предупредить:
— Вас одного.
Кажется, ультор заскрежетал от ярости зубами. Я готова была поклясться, что услышала этот звук даже сквозь гомон и громкую музыку вальса.
Бросив мне:
— Будь здесь, — быстрым шагом последовал за посланником.
Я осталась подпирать стену, с которой в данный момент мечтала слиться в одно целое. И слуга с шампанским, как назло, больше не пробегает. Чем тут лечить нервы — непонятно.
Не успела подумать о том, что была бы не прочь пригубить немного игристого напитка, как прямо передо мной нарисовался Родингер. С двумя бокалами и улыбкой коварного соблазнителя:
— Вас невероятно сложно застать в одиночестве, леди Делагарди. Шампанского?
Я мысленно застонала. Увы, под стену я так и не мимикрировала, и сейчас все прекрасно видели «распутницу Раннвей» в обществе её «любовника».
Что тут сказать... Ситуация просто чудовищная!
Глава 19. Что такое «не везёт» и как при этом выжить
Родингер протянул мне бокал, и это, разумеется, заметили все близстоящие. А близстоящих, увы, было немало. Придворные как по команде повернули головы в нашу сторону. Удивительно, как ещё музыка не стихла, чтобы подчеркнуть мелодраматичность момента.
Выхватить и плеснуть пузырьки ему в рожу? Соблазн был велик, но я сдержалась. Вместо этого — вместо рожи в пузырьках — прижала руки к юбке, почти как солдат развела их по швам и резко сказала:
— Ты это специально? Чего ты добиваешься?!
— Просто хотел пообщаться со старой... подругой.
Никогда не видела, чтобы мужчина мог так порочно улыбаться. Этот мог... Ещё как! Меня едва не перетряхнуло. От жаркой волны, прокатившейся под кожей, от харговой истомы. Грудь неожиданно заныла, словно я стояла перед ним обнажённой, позволяя себя касаться, и это горько-сладкое чувство заструилось дальше. Точнее, ниже, заполняя всю меня, мешая даже дышать.
Так! Прекращаем безобразие и вспоминаем, кто здесь хозяйка. Этого тела, мозгов, разума!
— Мы с тобой не друзья, — холодно отчеканила я.
— Но когда-то ведь были, — пригубив шампанского, мягко напомнил Вольмар. И прежде чем я успела понять, что он замыслил, подался ко мне, прошептал на ухо: — И не только ими, Раннвей. Не только ими...
Со стороны его близость наверняка выглядела очень интимно. Со всех сторон и ракурсов. Я шумно сглотнула, снова ощущая, как в сознании начинает клубиться хмарь, и... И дальше уже действовала по наитию, позабыв о том, что так в высшем обществе делать не принято.
Выхватила бокал из рук дракона, плеснула игристое в самоуверенную физиономию.
— Хватит сочинять сказки, мейст Родингер! Ваше присутствие доставляет мне неудобство, и это ещё мягко сказано. Не знаю, как ещё вас просить, чтобы вы от меня наконец отстали!
Говорить на повышенных тонах в высшем свете тоже не положено, но после рожи в пузырьках я решила, что мне простительно. Мне можно. Особенно после выпада королевы и попыток этого... этого... прости Господи, дракона... опорочить и унизить меня ещё больше!
Лицо Родингера исказилось, но лишь на долю секунды, он быстро взял себя в руки. А я ещё быстрее, сунув ему опустевший бокал, развернулась на каблуках и двинулась к выходу. О том, что Делагарди просил никуда не рыпаться, даже не вспомнила. Сейчас я готова была отдать всё на свете, чтобы сбросить с себя шлейф из взглядов: липких, раздражающих, наглых.
Что ж, журналистам будет о чём писать в ближайшие недели. И, кажется, на
