Через четыре часа мы стоим перед золоченными воротами императорского дворца. Все это время, обессиленная, я молчу. «Вот я и дома», — мелькает в мозгу, прежде чем я теряю сознание от полной физической и моральной истощенности.
35
В моей голове все стало на свои места ровно в тот момент, когда я услышал настоящее имя огненного кота. Все самые невозможные догадки подтвердились, самые страшные опасения стали абсолютной реальностью. И сейчас, стоя перед Императором и слушая его план, я впервые разочарован, что оказался прав.
— Вы хорошо послужили своей стране, генерал, — Его высочество Мерир разрезает яблоко глядя мне прямо в глаза.
По всему, это должен быть устрашающий жест. Но не этому мальцу меня пугать.
— Что станет с Ее высочеством Мариис? — позволяю спросить я.
— Когда она послужит своей Империи, для нее все завершится.
Я прикладываю все силы, чтобы не выдать негодования в своем взгляде. Он же ее отец! Как можно так поступать с собственным ребенком?
— Вы чем-то недовольны, генерал? — вновь Мерир.
— Я хочу просить у вас помилования для Мариис Арос. Прошу лишить меня звания. И земель, если это необходимо.
— К чему Императору твои земли?
Старший брат Мари резко поднимается и, обогнув по дуге своего отца, приближается ко мне.
— И какое тебе дело до девчонки?
Демонстративно не гляжу на него, а только на Императора.
— Я прошу вас, Ваше императорское Величество, — еще мгновение и я буду умолять.
— Заберете ее после того, как она выполнит долг перед Империей, — непреклонно говорит правитель. — И никак иначе.
Смотрю бесстрастно, надеясь, что в глубине моих глаз не отразится и доли той ярости, которую я испытываю.
— Отец!
— Вы свободны, мастер Ирэ. Ваше звание останется в этом кабинете.
Я уже собираюсь уходить, когда в спину летит:
— Оставь ему звание, пусть носит его, и пусть она знает, за что ее предали за очередную молнию на груди!
— Да будет так, сын мой, — не оборачиваюсь, но слышу улыбку в голосе правителя. — Вы свободны, генерал.
Я не могу дышать. Нос заложен, голова болит. Тело то горит, то сотрясается от холода. Просыпаться сложно, я пытаюсь поднять отяжелевшие веки, но они то и дело опускаются, и я вновь погружаюсь в беспокойный сон. Вокруг меня маячат какие-то люди, но я никак не могу сфокусировать на них свое внимание. Мне кладут на лоб что-то влажное, и вливают в горло непонятную противную жидкость, от которой я закашливаюсь и тут же проваливаюсь в кромешную темноту лихорадки. Мне кажется, это длится бесконечно.
Когда я в очередной раз открываю глаза, комната погружена во мрак. Я втягиваю в себя воздух и понимаю, что уже могу дышать носом. Сделав над собой усилие, я стараюсь не заснуть вновь. Мои мышцы словно налиты свинцом, и мне приходится постараться, чтобы заставить их двигаться. С трудом вспоминаю подробности моего путешествия домой. Очевидно, я умудрилась простудиться. Приподнимаюсь на локтях, желая разглядеть комнату в которой нахожусь. Сильное головокружение отбрасывает меня назад на шелковые подушки.
Какое-то время я настойчиво пытаюсь заставить функционировать мой несчастный организм. Когда наконец я могу справиться с собой, мне удается разглядеть знакомые с детства очертания — я переносила болезнь в своих покоях.
Сначала мне кажется, что большая, богато украшенная комната, лишь одна из пяти, входящих в определение «покои принцессы», абсолютно пуста. Но стоит мне только спустить ноги на прохладный пол, как от тяжелой гардины отделяется высокая тень, и быстро скользит ко мне. Я не успеваю даже испугаться.
— Тише, тише, — урчит знакомый голос. — Тебе не стоит пока вставать.
Аэрт перехватывает меня за талию и пытается уложить обратно на кровать, но я сопротивляюсь насколько могу.
— Что ты здесь делаешь? — мой голос сложно узнать, сейчас он скорее походит на воронье карканье.
— Пришел тебе помочь, — отвечает правитель огненных котов.
— Меня разве не охраняют? — обычно возле входа в мои апартаменты стоит парочка не очень приветливых папенькиных ребят, с которыми не удавалось договориться даже мне.
— Разве это может быть проблемой для меня? — его желтые глаза самодовольно блестят в темноте.
Я лишь киваю. Сейчас мне не так уж и интересно, что именно он сделал со стражей, чтобы попасть ко мне. Больше меня интересует более насущный вопрос.
— Аэрт, мне нужно встать, — прошу я.
Судя по ощущениям, я провалялась в постели достаточно долго, и теперь физиологические потребности дают о себе знать. Говорить вслух об этом не хочется, оставалось надеяться, что огненный кот сам поймет, что к чему.
— Да, конечно, — несколько поспешно, словно он смущается, отвечает кот. — Только давай я все же отнесу тебя. Ты еще слишком слаба.
Я не спорю, и он ловко и при этом крайне бережно подхватывает меня на руки. Возможно, я совсем запуталась в себе, но оказавшись прижатой к его груди, облегченно вздыхаю. Скорее всего, все дело в тех словах, что он говорил посреди поля. Я понимаю, что они не могут быть правдой, но теплый отпечаток в душе они все-таки оставили. Мы пересекаем устеленную мягкими коврами комнату, и на пороге ванной я прошу меня отпустить. С некоторым сомнением Аэрт все же ставит меня на ноги, и я вхожу в помещение, аккуратно держась за выложенную мозаикой из полудрагоценных камней стену, чтобы не свалиться.
Это не Крепость — в императорском дворце, к счастью, доступны все блага цивилизации, поэтому я с изрядной долей удовольствия щелкаю выключателем, который создав крохотную искру, заставляет вспыхнуть загнанный в трубки воздух определенного состава. По периметру ванной комнаты загорается несколько прозрачных трубок, заполняя все пространство холодным белым светом.
Справившись со своими делами, я ощущаю, что силы постепенно возвращаются ко мне. Уже не боясь упасть, я прохожусь по просторной ванной, подхожу к огромному зеркалу над раковиной в позолоченной массивной раме. Не веря своим глазам, я гляжу в зеркало и чуть не плачу. При ярком свете стало видно, что от моей былой красоты не осталось и следа. Я выгляжу даже хуже, чем когда уезжала из кадетского корпуса. На худом, изможденном лице ровного, светло-зеленого цвета сильнее всего выделяются мои испуганные глаза и пересохшие распухшие губы. Впалые линии образовались на месте моих когда-то вполне приличных щечек. Растрепанные волосы соломой спадают с плеч. Я нервно собираю и укладываю пряди с одной стороны, заправив за ухо, и с ужасом продолжаю рассматривать свое отражение. На виске серебрится тонкая седая прядь. Всего несколько волосинок рядом друг с другом, но они вполне заметны.
Не сдержавшись, я всхлипываю. Мне еще нет и двадцати одного, а я уже превратилась в старуху. Как давно я такая? Как давно я перестала обращать внимание на свою внешность? Что со мной стало за эти месяцы? У меня такое ощущение, что я потеряла все, что у меня было прежде. Я не смогла удержать даже свою молодость и красоту. Я не смогла ничего.
Аэрт входит неслышно, и я вздрагиваю, увидев его отражение в зеркале. В отличие от меня, он идеален. Как и всегда. Впалые щеки его наоборот украшают, чуть отросшие черные волосы пребывают в элегантном беспорядке, желтые глаза полуприкрыты, а из-за темных густых ресниц, отбрасывающих тень, глаза кажутся особенно чарующими. Широкие плечи обтянуты черной плотной тканью элегантного костюма, вышитого золотой, в тон с глазами, нитью. Аэрт двигается осторожно, словно боясь меня спугнуть.
Мне хочется закрыть лицо руками, убежать, сделать так, чтобы он меня не видел такой, или чтобы я не видела его таким. Но я стою, мазохистски рассматривая и сравнивая наши отражения в зеркале. Он до неприличия красив и полон достоинства, я же выгляжу померкнувшим, увядшим, некогда прекрасным цветком. В нем читается порода: сила, воля, власть, уверенность и спокойствие. Во мне же не осталось и капли королевского величия.
