момент был на свадьбе, но теперь они женаты, и всё позади. Они своё долго и счастливо получили — если только кто-то всё же не попытается убить герцогиню Ланттарскую. Но я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. И Жак мне поможет.»
Мыслями девушка вернулась к разговору, который состоялся у них с женихом после свадьбы Ланттарских. Зина вспомнила, как, словно ходя по тонкому льду, балансировала на грани между тем, чтобы не вызвать у Жака подозрения, что у неё не все дома и тем, чтобы он не отмахнулся от её слов, как от чего-то незначительного.
Первым делом Зина в подробностях поведала ему свой сон — про его первую супругу. И, если поначалу Жак слушал несколько нехотя — было видно, что тема для него болезненная и он предпочёл бы её лишний раз не задевать — то под конец мужчина был бледен и взволнован. Оказалось, что все детали, которые в красках описала Зина, имели место быть.
— Кто тебе рассказал? — выдохнул бледный Жак. — Кто из слуг?
— Никто. Можешь сам расспросить своих людей, если не веришь мне. — Зина могла бы обидеться на недоверие мужчины, но она была разумной девушкой и понимала, насколько трудно поверить в такое. В итоге, Жаку ничего не оставалось, как поверить — ведь слуги действительно ничего не говорили, а некоторых подробностей не знали даже и они. К тому же, зачем Зине так зло шутить над ним? Словом, Жак тоже был разумным человеком и понял, что сон его невесты — явление необъясимое и неисследованное, но вполне реальное.
Версия о краже документов заставила Жака задуматься. Зина видела, что сама мысль о том, что Элен не пыталась его убить, уже приносит мужчине облегчение. Но, в то же время, тревожит: ведь если всё было так, как видела Зина, то настоящий враг жив — и может снова что-то устроить.
— Я тогда работал над одним делом, — медленно проговорил Жак. — То есть, дел у меня было много, но по-настоящему ценные документы, хранившиеся в моём столе, могли касаться только одного дела. К сожалению, я его тогда не закончил: слишком долго восстанавливался после травм, да и все собранные доказательства сгорели. Расследование зашло в тупик.
— А подозреваемые? — спросила Зина.
— Подозреваемые остались. Наверное, пора поднять это дело и снова попробовать собрать улики. Спасибо, что рассказала мне. А что касается твоего сна по поводу Милены Ланттарской, то тут мне надо знать точное время события. Тогда я позабочусь о безопасности твоей подруги. Заодно злоумышленника задержим и допросим. Если, конечно, это действительно был вещий сон, а не просто сон.
Зина тогда поблагодарила жениха от всей души, чувствуя, как тот самый тяжкий груз, который она несла столько времени, стал, как минимум, вполовину легче. Ведь она разделила его с близким человеком. Жак поможет, он позаботится о Милене и ни за что не отправит Зину в монастырь. Она не одна, ей больше не надо самой бороться с сюжетом.
— Эжени? — Из размышлений Зину вырвал обеспокоенный голос подруги. — Ты уже минут пять смотришь на реку и глупо улыбаешься. Всё в порядке?
Зина только сейчас заметила, что подвела лошадь к обрыву у реки и остановила, устремив вдаль отсутствующий взгляд.
«Это же надо было так погрузиться в воспоминания!» — поразилась девушка, а вслух сказала:
— Прости, Эми, я задумалась. Поедем дальше.
Глава 40
Как и ожидалось, приют оказался церковным. Буквально в нескольких сотнях метров стояла и сама церквушка, а дальше начиналась деревня. Но приют стоял особняком, на отшибе. Деревенские с приютскими общались мало. Всё это Зина и Эмилия узнали от матушки Грандины, которая в данный момент и руководила непосредственно приютом.
— Мальчики у нас живут отдельно от девочек, — рассказывала матушка. — здание условно поделено попалам. Распорядок дня такой: в шесть утра подъем и утренняя молитва, затем завтрак, уроки, обед, а потом обучение мастерству. Мы же понимаем, что путь божьего служения выберут далеко не все дети, а потому учим их профессиям, которые помогут им устроиться в жизни. В качестве учителей приглашаем мастеров из деревни, да и сами мы кое-что умеем.
— И как, получается у них? — заинтересовалась Эмилия.
— Разумеется. У хорошего учителя и хорошего ученика всегда получается учеба, — отозвалась матушка Грандина.
— Да и вы, наверное, продаете результаты детского труда, чтобы компенсировать затраты на их содержание и обучение? — предположила Эми.
— Да какое там, — отмахнулась матушка Грандина, — раз в месяц деревенские ездят в столицу, продают свои товары, и наши поделки захватывают по доброте душевной. Но покупают их мало. То ли качество не очень, то ли просто уровень у нас не столичный. Если бы не такие отзывчивые люди, как вы, леди, приют бы едва концы с концами сводил.
— А кто еще из леди вам помогает? — Вклинилась с вопросом Зина, почуяв след.
— Есть несколько достойных леди. Например, маркиза де Ширле только на прошлой неделе помогла нам оформить мастерскую для мальчиков. До этого момента нам многого не хватало для полноценного труда и обучения.
Маркиза ди Ширле? Подруга Милены по книге? Теперь понятно, откуда сама Милена узнала о приюте. Ничего удивительного, что, став герцогиней, девушка решила помочь детям.
— Весьма достойная леди, — продолжала говорить матушка, — хоть с виду и кажется грубоватой, но это видимость. Широкой души человек она.
Сама Зина о маркизе была примерно такого же мнения. Та ей нравилась, ибо сочетала в себе черты характера, которые Зина считала достоинствами: честность, прямота, доброта и отзывчивость.
— Можем мы посмотреть условия жизни воспитанников? — спросила Эмилия, явно заинтересовавшаяся проблемами сирот.
— Да, разумеется, — спокойно кивнула матушка Грандина. Видимо, судя по реакции, это довольно частая просьба.
Зина и Эми прошли вслед за женщиной внутрь здания, которое насчитывало три этажа. Первый этаж занимали мастерские и кухня. На втором были детские спаленки: на одной половине — для мальчиков, на второй — для девочек. Спали ребята по восемь-десять человек в комнате, как сказала матушка Грандина, собирались в комнатах по возрастам. Старшие со старшими, младщие с младшими. В каждой комнате, помимо кроватей был платяной шкаф и тумба возле каждой кровати.
