через седло, — буркнул он, ведя Зинину кобылу за собой. Зина рассудила, что в данной ситуации сопротивляться действительно бесполезно: во-первых, численное и силовое преимущество на стороне противника, а во-вторых, если они исполнят свою угрозу и свяжут её, освободиться будет намного труднее. Сейчас же остаётся только ждать подходящего момента и надеяться, что Эмилии повезёт больше — и она сможет привести подмогу.
В итоге Зину доставили в лесную хижину — девушка предположила, что тут жил либо лесник, либо охотник, но где сам хозяин сейчас — неизвестно. Её отвели в тесную комнату с грубо сколоченной деревянной кроватью и ночным горшком — больше из обстановки в комнате не было ничего. Постельное белье на кровати тоже отсутствовало, а засаленный матрас не располагал к тому, чтобы прилечь. Но Зина всё же присела на краешек кровати, выбрав местечко почище и принялась ждать, прислушиваясь к голосам снаружи. Слышимость была отличная — оно и понятно, какая у такой хибарки может быть звукоизоляция? Больше всего волновал девушку вопрос: удалось ли Эмилии сбежать? Чем больше времени проходило, тем больше крепла надежда Зины. Но — увы! — примерно через час после того, как Зину заперли в комнате, послышался стук копыт, а затем и голоса прибывших всадников, среди которых выделялся звонкий голос её подруги. Эмилию втолкнули в комнату к Зине и дверь снова заперли.
— Ччёрт! — выругалась Эми, пнув ножку кровати. — Я почти оторвалась от них, но эта хромая кляча подвернула ногу! Вот что значит, брать лошадей напрокат! Теперь я еще и денег за неё должна!
— Кажется, у нас сейчас посерьёзнее проблемы, — резонно заметила Зина, обводя взглядом комнату, как бы с намёком.
— Да, ты права, — устало вздохнула Эми, опускаясь на кровать с другой стороны. Зина отметила, что девушка автоматически тоже выбрала наиболее чистый участок матраса.
Глава 41
Жак сидел в своём кабинете в городском доме и уже который час изучал дела предполагаемых заговорщиков. Тогда, три года назад, заговор так и не состоялся — правда и пойман не был никто. Среди подозреваемых были герцог Семантский, маркиз де Буржен, младший сын герцога Льенского и некто граф Долинский, чей титул был вымышленным. Как удалось выяснить Жаку, человек, скрывавшийся за этим титулом — внебрачный сын герцога Таргионского, у которого официально есть только дочь. Что нужно каждому из заговорщиков, было понятно: маркиз и псевдограф мечтали получить герцогский титул, а герцог Семантский метил ни много ни мало в короли.
Оно и понятно, Семантские — побочная королевская ветвь. Жак уже разослал верных людей следить за всеми подозреваемыми, и недавно ему сообщили, что все четверо собирались в доме у маркиза де Буржена. К сожалению, подслушать беседу не удалось.
Похоже, Эжения была права, предположив, что целью тогда были документы. Ведь именно благодаря взрыву и уничтоженным уликам никого так и не задержали. Всё же аристократа нельзя просто так бросить в темницу без веских на то оснований. Мысли Жака свернули к его будущей жене — хоть Эжения и не дала окончательного ответа, но Жак думал о ней именно как о будущей супруге. Чем лучше он её узнавал, тем больше осознавал, насколько ему повезло. Нахмурившись, Жак вспомнил неприятный разговор с Ланттарским, состоявшийся на их с Эженией помолвке. Сама Эжения в это время общалась с гостями, а Оделл подошёл к Ванреллу якобы для того, чтобы поздравить. Вот только сказанные им слова были далеки от этого намерения:
— Ни и каково тебе, Ванрелл, подбирать объедки с чужого стола?
Жак тогда еле сдержался, чтобы не двинуть по ухмыляющейся физиономии. И то — сдержался только потому, что не хотел портить их с Эжени праздник. Вместо этого он сдержанно ответил:
— Не понимаю, о чём ты. Я просто обнаружил чистейшей воды бриллиант, который ты не сумел разглядеть и оценить, предпочтя ему обычный изумруд.
Герцог Ланттарский на это сузил глаза и процедил:
— Всегда больше любил изумруды.
— О вкусах не спорят, — пожал плечами Монтеберский, поворачиваясь спиной к оппоненту и давая таким образом понять, что разговор окончен. — Каждый в итоге получил, что хотел.
На этом обмен любезностями закончился. Больше Оделл не подходил к нему, и увидились они в следующий раз только на свадьбе Ланттарского с графиней Траутской. Жак отметил, что новоиспеченные супруги смотрят друг на друга влюбленными глазами и порадовался, что Ланттарский больше не претендует на Эжению. Правда, узнав тогда её краткий рассказ о том, как «подруги» заперли её с Оделлом в одной комнате, Жак сначала ощутил жгучую ревность, а потом, когда до него дошла вся серьёзность ситуации, то запоздолый страх. Ведь если бы Эжению с Кастлером застали в компрометирующей ситуации, то под угрозой были бы два будущих брака — самого Кастлера с Миленой и Жака с Эженией.
Впрочем, тут же решил Жак, он бы всё равно не отпустил Эжению. Что ему мнение общества, уже записавшего его самого в женоубийцы? Король был бы недоволен, конечно, но заслуги Жака перед короной так велики, что даже мнение монарха для него в вопросе личной жизни — не указ.
Размышления Жака прервал стук в дверь. Мажордом доложил, что прибыл граф Даниятский.
«Странно, — подумал Жак, — я его сегодня не вызывал. Обычно мы встречаемся на нейтральной территории. Раз пришёл, значит, что-то важное.»
Не обращая внимания на поселившуюся в груди тревогу, Ванрелл попросил проводить гостя к нему в кабинет, сочтя, что для конфиденциального разговора тот подходит лучше гостиной.
Блондин, едва мажордом скрылся за дверью, в три широких шага оказался у стола, за которым сидел Ванрелл, и молча кинул ему записку.
Жак поймал бумагу и начал читать. По мере чтения его лицо становилось всё более хмурым. Наконец, он оторвался от записки, и перевёл взгляд на посетителя.
— Откуда это у тебя?
— Доставили полчаса назад.
— Тебе?
— Мне.
— Хм, а записка адресована мне. Значит, они в курсе, что мы вместе работаем. Где мы прокололись?
— И это всё, что тебя волнует?! — взвился Леопольд. Жак удивлённо на него посмотрел. Это первый раз на его памяти, чтобы граф вышел из себя.
— У тебя невесту похитили! А
