и снова поцеловал пальцы.
— Я не ревную, ты же сказал, что ты мой.
— Безусловно.
Дом Дария ничем не выделялся на общем фоне, обычный с садиком, где росли цветы.
— А за ними кто ухаживает?
— Я плачу соседу, чтоб он иногда ухаживал.
— Хорошо, что тут нет всяких Фуин. — Я покачала головой.
— Она неплохая.
— Да очень любит тебя как сына и все такое. Говорила, чтоб я уходила и не мешала тебе.
— Что? — зарычал Дарий.
— Она смешала аконит с папортникком и добавила его в леденцы, он вызывает у нас бесконтрольные проявления звериной сути. Ее задумка была в том, чтоб я напала на тебя, и ты сам меня…
— Ты не нападала на меня, была очень… — он выдержал паузу, подбирая слово, — ласковой. Нервничала, когда Радж зашел, но меня обнимала только.
Я опустила голову, кажется, щеки порозовели.
— Почему, Эстер?
— Я не буду тебе повторять, что уже было сказано. Ты знаешь причину.
Он легонько улыбнулся и опалил горячим дыханием шею.
— А что нужно сделать, чтоб ты это повторила?
— Поесть, например?
Я присела на крыльцо, пока Дарий пошел купить у кого-то из соседей тушу курицы или куропатки, а если повезет, то и готовое мясо. Мест для трапез тут особо не было, он сказал, но люди были готовы продавать, что было у них в доме.
Он вернулся через пять минут, неся корзину с продовольствием. Я втянула носом воздух и почуяла запах граната, инжира и апельсинов, и кажется, куропаток. Он открыл дверь и впустил меня в дом. Было прохладно, так как дом находился в тени. Он принес ведра с водой, где мы вымыли руки, я ополоснула лицо, смыла большую часть крови и грязи.
— Я могу нагреть сейчас купальню, она небольшая, быстро пар пойдет. Поешь и пойдешь мыться. Чтоб не в холодной.
— Давай так, да.
Дарий вернулся из купальни с мокрыми волосами и стал накладывать еду.
— Так быстро нагрелось? — спросила, скользнув взглядом по каплям воды, стекающим по телу.
— Я в холодной искупался. Держи. — Он протянул мне тарелку с мясом и рисом.
— Спасибо.
— А что вы обычно ели? — спросил он осторожно.
— Дома?
— Да.
— Сыр, творог, утиные яйца. Мясо, конечно же. Нужно много и хорошо питаться, чтоб не замерзать.
— Тебе жарко тут?
— По началу было да, но я привыкла. Меня удивляли ваши купальни, так много пара! Кошмар какой-то, — я засмеялась и заметила, что Дарий неотрывно смотрит на меня.
— Ты скучаешь, да?
— Есть такое. Но я не знаю по чему я скучаю. Я знаю, что того моего дома больше нет. Я даже не знаю нужна ли я там кому-то. Я волнуюсь о бабушке Илме, это родная сестра Ракши, и о своей сестре, ее родной внучке — Элайзе. Ей восемь лет. Она… не разговаривает с тех пор.
— Мне очень жаль.
Я кивнула и отпила чаю. Дарий в это время пододвинул мне блюдце, где лежали аккуратно отделенные зерна граната. Я усмехнулась.
— Мне закрыть глаза, чтоб ты меня спустил с высоты?
— Ты все еще ее боишься?
— Да.
— У вас же много гор.
— А кто сказал, что я покорила все вершины? Как ты связал себя с Элерином? — вдруг спросила я, давно интересующий меня вопрос.
— Мы возвращались домой обратно, как услышали жалобное мяуканье, пошли проверить и увидели, что детеныш барса попал под обвал, я достал его. Но у него были сломаны задние лапы. Я уговорил отца забрать котенка с собой. Когда вылечил… мы не сразу установили связь. Элерину тут было тяжело без связи, барсы любят места похолоднее. Но с призывом духа эта проблема решилась. Но… он остался одиночкой среди остальных. Я установил связь, когда умер отец. Так как моим спутником стал не солнечный лев, то я больше не мог претендовать на звание царя.
— А если бы мог…
— То Солен убил бы меня скорее всего по-тихому. Мне было двенадцать, когда умер отец. Некоторые могли возмутиться ему на троне, сказать, чтоб занял пост регента, пока я не вырасту. Мать долго злилась на меня, говорила, что я струсил. С тех пор мы с ней тяжело общаемся. А какие у тебя были отношения с…
— Теплые, хотя я проводила много времени с Илмой. А отец, когда мне исполнилось четырнадцать, косо смотрел на каждого моего друга.
— У тебя было много друзей?
— Было… но немного. Но он в каждом юноше видел что-то подозрительное. Одного поклялся веником избить.
— Веником, — засмеялся Дарий. — Не очень-то сурово. Ты… кого-нибудь любила?
— Мне нравились некоторые мальчишки, я пыталась даже целоваться.
— Пыталась? Это как?
— Ну там было что-то слюнявое и противное.
— Ты хочешь съездить домой же, да? — спросил он, я молча кивнула. — Тогда давай съездим.
— А тебя отпустят?
— Не сразу, но да. В конце концов, я не обязан все время выполнять приказы Солена.
— Нет?
— Я такая же династия, как и он. Хоть и титул царя у него, но я не обязан беспрекословно все выполнять. Я же… не поехал на Север.
— Я была бы очень рада увидеть Илму, если она жива… А что дальше?
— Я бы хотел… — он прокашлялся. — Чтоб ты стала моей женой.
— Мне всего восемнадцать, — захихикала я.
— А во сколько у вас выходят замуж? — удивленно спросил он.
— Обычно, не раньше двадцати. Но в среднем… в двадцать два. Но, конечно, есть и ранние случаи. Но это редкость. Я считаюсь еще… и правда волчонком. Нестабильным и неуравновешенным. Поперлась же я сюда непонятно зачем… — я грустно покачала головой.
— Эй. — Он оказался около меня, сел на колени и обнял мои ноги. — Посмотри на меня. Не вини себя за то, что было. Ты ничего плохого не сделала. Ты просто — маленькая раненая волчица. Пожалуйста, не плачь.
Он крепче прижался ко мне, а затем нашел мои губы и стал целовать, мягко и нежно. В этих поцелуях можно было утонуть.
— Так ты станешь моей женой? — спросил он снова. Я посмотрела ему в глаза, которые смотрели на меня с такой надеждой и любовью, несмотря на всю ложь, несмотря на мои поступки. Он все еще хотел быть рядом со мной. — Я буду о тебе заботиться, никогда не причиню тебе боли, я скорее сам себе сердце вырву, чем сделаю это, я буду беречь тебя как самое ценное в моей жизни. Ты и есть — самое дорогое, что у меня есть. Я твой, отныне и навеки.
Я просто расплакалась и скатилась к нему в руки, утыкаясь ему в шею и целуя ему кадык, чувствуя,
