отмахивался. Наконец заявил:
— Хозяева этого заведения — жадные твари! Они тут мертвые души содержат!
— Не надо, Кир! Хватит уже мертвых душ! С одной бы разобраться!
— Это не такие мертвецы, Сонька! Это подлог. Теперь понятно, зачем они покойника ночью везут. Деньги они так делают. Берут частным образом постояльца, а получают двойную оплату: и от родственников, и от государства.
— Это не наше дело, Кир.
— Не наше. Но, Софи, эти люди не подходят для твоей… миссии. Они слишком алчные!
— Пускай!
— Что за фатализм?
— Я отдам им серьги! И если они их продадут и на приют деньги потратят или старушкам своим чего-нибудь купят, то все будет хорошо. Требование исполнится, и Софья освободится! А если эта Алена Ивановна серьги себе оставит, то плохо ей будет! Призрак Софьи к ней прицепится. А он сейчас знаешь какой сильный! Потому что в своем доме! Понимаешь? Он сильнее в разы стал. Я это чувствую! И если хозяйка серьги прикарманит, то Софья ее жизнь заберет! Поэтому я отдам серьги Алене!
Послышался скрежет замка, и мы, толкаясь, полезли под стол.
— Это я! Выходите, — сказала Ева. — Игорь уехал, а Алена домой ушла. Ступайте в свою комнату!
— Почему вы покойника ночью увозите? — с места в карьер пустился Кирюха.
Ева поджала губы. От этого уродливая половина ее лица приобрела зловещее выражение. Я отвернулась, лишь бы не смотреть на нее.
— Ты в курсе, что тут происходит? — напирал Кирюха. Он схватил пачку листов и потряс ею перед Евой.
— Я ничего не знаю, — сказала она, пятясь.
— А то, что они нас снотворным опоили, знаешь? То, что паспорта отобрали, знаешь? То, что сумки наши шмонали, пока мы спали, знаешь?! Да я им за это, блин, дом спалю!
Он продолжал наступать, и Ева оказалась прижатой к стене. Но когда Кирюха произнес свою угрозу, она вдруг побледнела и начала сползать вниз.
— Эй! Ты чего? — Кирюха оглянулся на меня. — Сонька, чего это с ней?
Я схватила со стола кувшин и, набрав воды в рот, брызнула на Еву.
— Все в порядке, — сказала я, когда она открыла глаза.
Но потом Ева начала плакать. Беззвучно, закрыв лицо руками, хлюпая носом и утираясь тыльной стороной ладони.
— Только не это, — простонал Кирюха. — Ева, прекрати! Чё ты постоянно ревешь?!
— Ты сказал…
— Да чего такого я сказал?!
— Что дом спалишь! А у меня вся семья на пожаре погибла! Мы в поселке жили пять лет назад. Я тогда глупая была, совсем глупая… А люди, с которыми я дружбу водила, — жестокими. Да и какая это дружба, когда ты в зависимости, а им нужно, чтобы вовремя расплачивалась? Я и платила, как могла. Только потом доза все больше, а денег все меньше. Однажды… они предупреждали… подожгли квартиру. Ночью! Все спали. Меня Игорь спас, он у соседа в то время остановился. Меня спас, а остальных не смог… маму и Сережу… он на тебя похож, шестнадцать лет ему было.
Ева перестала вздрагивать и посмотрела на Кирюху.
— Мне семнадцать, — тихо произнес он.
— И теперь на мне вечное проклятие, — она мазнула ладонью по обезображенной половине лица, — чтоб знала, какую цену за жизнь заплатила. Прошу вас: оставьте нас в покое! Игорь и Алена — моя семья. И все, что они делают, — чтобы выжить!
— Хорошо, — Кирюха не смотрел на нее, — я обещаю, что ничего им не сделаю.
Он встал и помог Еве подняться. Снег за окошком посветлел и окрасился розовым. Но мне казалось, что это не лучи восходящего солнца, а отблески пожара.
Дождавшись, когда в окнах хозяйского дома загорится свет, мы начали собираться. Я отправилась умываться, а когда вернулась в комнату, Кирюхи и след простыл. Наши рюкзаки он забрал с собой. Опасаясь, как бы он, несмотря на данное Еве обещание, не натворил что-нибудь, я чуть ли не кубарем спустилась по лестнице.
Но добравшись до первого этажа, облегченно вздохнула: Кирюха стоял на крыльце возле открытой двери и курил. Рюкзаки валялись возле его ног.
— Кир! Ты меня напугал!
— Сейчас ты перепугаешься еще больше, — пообещал Кирюха и предложил мне взглянуть на улицу.
Я выглянула. На полянке перед домом красовались несколько гигантских снеговиков. Безглазые и безносые, они стояли рядком, словно охраняя вход в этот скорбный дом. А неподалеку усердно трудился человек. Он толкал перед собой огромный снежный ком величиной в половину человеческого роста и постепенно удалялся от нас. Вдруг он остановился, поднял голову и издал тот самый леденящий душу вой, который мы слышали ночью.
— Кто это? — Я отступила внутрь.
— Не знаю. Может, пациент. Но вряд ли — он молодой, а тут одни старушенции должны быть.
— Это Лешенька. — Ева возникла за нашими спинами как привидение. — Хозяйский сын.
— Он больной? — спросил Кирюха, и Ева печально на него взглянула. А я шлепнула по плечу:
— Дурак ты, Кир!
— Он особенный, — сказала Ева. — Душа невинная, в отличие от нас. Идемте, Алена велела вас позвать.
На кухне снова пахло пригорелой кашей и звенела посуда. Мы отказались от приглашения позавтракать, и хозяйка равнодушно пожала плечами:
— Все равно посидите пока в столовой.
Она вернулась через несколько минут и устроилась в углу напротив.
— Так о чем вы хотели говорить?
Я внимательно изучала ее, но не могла поверить, что это женщина пыталась нас обворовать. Она выглядела такой благообразной снаружи, но, увы, оказалась меркантильной внутри.
В столовой было довольно светло — из окошек, лишенных занавесок, падал солнечный свет. Но мы сидели за столиком в самом углу, и место возле Алены Ивановны не было пронизано солнцем. И в этом сумрачном углу я разглядела едва заметную тень. То была Софья. Я настолько привыкла к ее присутствию, что сразу узнала призрачный, незаметный для остальных силуэт.
Я молча положила в центр стола сережки с голубыми камешками. И все взгляды мгновенно сошлись на них: безучастный Кирюхин, сожалеющий мой, алчущий Алены Ивановны и пронизанный горькой надеждой Софьин.
— Вот эти серьги я привезла в дар. Они раньше принадлежали одной девушке, но ее больше нет.
— Что ты за них хочешь? — Алена Ивановна не отрывала взгляд от драгоценности.
— Ничего. Кроме…
Хозяйка протянула руку, но при моих словах быстро отдернула.
— Я хочу, чтобы вы их продали, а деньги потратили на своих постояльцев.
— Ну а как же? Иначе и быть не может! — быстро согласилась она.
— Поклянитесь!
Алена Ивановна помотала головой, и концы завязанного под подбородком платка качнулись из стороны в сторону.
— Сказано: не клянись, а скажи «да» либо «нет».
