Но сейчас мне срочно нужно было кое с кем поговорить.
Глава 4
Обычно я не любила дождь, холод и серые тучи навевали на меня мысли, которые плохо сочетались с попытками поддерживать хорошее настроение. Сегодня всё было наоборот, ясный день раздражал, даже солнце светило в глаза как-то особенно гадко, мне хотелось вернуться домой, забраться под одеяло и не показываться ещё лет десять. К сожалению, это не решало проблем, только добавило бы их. Интересно, как быстро кто-нибудь стал бы меня искать?
В мясную лавку я вернулась к полудню после того, как потратила пару часов на бездумное гуляние по лесу. Вернее сказать, очень даже «думное», просто ни к чему оно не привело, да и не успокоило. Надо же было оказаться такой дурой, чтобы повестись на эту историю про колдуна. Чужак-то просто заметил мою руку, а я себе навыдумывала. Медальон? А что медальон, на тракте таких сотню можно было купить, а ушлые торговцы заодно и подробно расскажут, как с теми игрушками обращаться, чтобы побольше монет с доверчивых горожан стрясти.
Хозяин с дружками уговаривали третий бочонок пива. Под прилавком столько не помещалось, значит, успели сбегать в погреб, не поленились. Я глубоко и шумно вздохнула, вложила в это привычное действие всё своё неодобрение, но никто из них даже не повернулся. Если они так и продолжат посиделки, то вечером придётся закрыть лавку вместе с ними. Я живо представила, как аккуратно перешагиваю через спящие тела, игнорирую их храп и борюсь с желанием треснуть кого-нибудь из них за то, что не помогли унести остатки товара в холодный погреб. Есть всё-таки в жизни стабильность.
У окна со скучающим видом примостился Арни и завистливо поглядывал на пиво, рядом с ним на лавке лежала чёрно-белая кошка с драным ухом, она так же завистливо посматривала на куски ветчины на столе. Вместе они составляли хоть и жалостливую, но очень милую картину, мне даже расхотелось издеваться и я закрыла рот, так и не спросила, за что их бедных обделили. Меня к столу тоже не пригласили.
Вообще-то, Арни был неплох, просто женщин им в семье недоставало. Мать его умерла при родах, отец так больше и не женился, а мальчишку воспитывал по принципу — глаза есть, вот пусть и смотрит, сам научится. Он и смотрел, только зачастую как-то не так и, как говорится, через одно место, не понимал, что от него хотят, врал вместо того, чтобы признавать ошибки, и охотно сваливал вину на других. А за «других» тут часто оказывалась я, что меня категорически не устраивало. Арни повернулся на звук, жалобно посмотрел на меня, как будто ожидал чего-то похуже, чем пустой желудок, и я дружески подмигнула ему, чем, казалось, напугала ещё больше. Недоверие у него на лице на пару мгновений сменилось страхом и вернулось обратно.
Я вздохнула, подошла к столу, нагло протиснулась между мужиками и сгребла на тарелку ветчины и хлеба. Эб заёрзал на стуле и протянул руку к моей, я приготовилась отбивать добычу, но он с меланхоличным удивлением посмотрел на меня и ничего не сказал, зато заставил задуматься, кого он вообще увидел на моем месте. Я плюхнулась на лавку рядом с Арни и поставила между нами тарелку. Пока он решался и оценивал, не успела ли я отравить ветчину по пути от стола, чёрно-белая кошка лениво вытянула лапу, прихватила одним когтём самый большой кусок хлеба и потянула его по тарелке к себе, пригнула уши и прикрыла глаза, чтобы её преступления точно никто не заметил.
— Дурная ты девка, — засмеялась я над ней. — Хлеб от мяса не отличаешь?
Кошка замерла, но кусок из когтей не выпустила, видимо, решила последовать старой мудрости — если не уверен, то не начинай, а если начал, то иди до конца. Я оторвала край ветчины и засунула ей в рот, который она от неожиданности открыла. Обычно, она предпочитала не брать ничего из рук. Арни не выдержал и утащил ту самую ветчину, что моей волей осталась без края. Решил, что кошку я травить не стану, значит и ему не повредит. Вот ведь глупый. Глупый, но упорный. Люди, которые следовали своим убеждениям, вызывали у меня восхищение, даже если убеждения у них были такими… наивными.
Большая часть мяса, которое с утра выставили на продажу, пропала, из чего я сделала вывод, что с клиентами на сегодня покончено. Может и забредёт кто-нибудь за кусочком на ужин, расплатится в следующий раз. Воровать в мясной лавке — гиблое дело, второй такой в Хюрбене не было, если хозяин погонит прочь, останется только самим скот разводить, а на болотах, которые со всех сторон окружал лес, дело это оставалось очень хлопотным, а для многих и вовсе неподъёмным.
Я выбрала из оставшегося мяса пару кусков получше, завернула и запихала в сумку. С сомнением посмотрела на третий. Нет, хватит с Альбы и этих, меня на ужин всё равно не оставит.
— Вернусь через пару часов, — крикнула я на всю лавку.
Никто, кроме кошки, не проводил меня даже взглядом.
Альбин дом стоял в середине Хюрбена, почти у самой площади. Строго говоря, это был дом моего брата, но моя дражайшая невестка Альба занимала собой столько пространства, что иногда от её вездесущности становилось дурно. Сначала она мечтала об этом доме, да так, что едва не слопала все мозги у новоиспечённого муженька. Потом — проклинала его, потому что строить начали не с краю города — «как принято» — а в центре, где после пожара освободилось место. Со временем успокоилась, но выражение «Альбин дом» прочно вошло в речь всех, кто помогал его возводить. Она хотела, чтобы всё в нём было правильно, но сама толком не могла объяснить, что именно это означало. Альба истерила, муж нервничал, а я закатывала глаза. Может быть это маленькое, толком ничего не значащее действие и стало виной тому, что Альба меня категорически невзлюбила, хоть иногда и старалась этого не показывать. Впрочем, я была уверена, что досаждала ей и раньше, хотя бы просто тем, что существовала в их жизни. Без меня они могли бы пожениться гораздо раньше, теперь Альба считалась староватой и успела выслушать пару тройку шуток о том, что больно засиделась в девках. Гордая и правильная, она никогда не показывала своих чувств на виду у людей.
Я перевязала ладонь чистым платком, подняла сумку с мясом повыше к груди, перехватила поудобнее, чтобы можно было как бросать, так и прикрываться, и постучала в дверь. Альба знала, что я приду. Этот ритуал повторялся у нас каждый третий день, и, казалось, она ожидала меня у входа — так быстро открывалась дверь.
— Давай не сегодня, — она застыла в проходе, уперев руки по бокам. Рыжие волосы были собраны в тугую косу, из которой не выбивалось ни пряди, на чёрном платье красовался тошнотворно белый передник, пояс утягивал и без того узкую талию, хотя, пожалуй, чуть выше, чем нужно. Маленькая идеальная Альба умудрилась сделать что-то неправильно. Хорошо, что в нашем лесу давно нет волков, а то бы они все передохли от удивления.
— И тебе здравия, — отозвалась я и пихнула сумку с мясом ей в грудь. — Держи подарочек.
На сумке красовалось тёмное пятно, протекла кровь. Альба недовольно скривилась, но сумку подхватила, отчего потеряла всё оборонительное преимущество, и возмутилась:
— Ты мне всю одежду испачкаешь!
— А ты отойди, может тогда я промахнусь.
— Ещё чего, — вспомнила Альба, на чём остановилась. — Иди, не до тебя сегодня.
— Я это каждый раз слышу.
— Слышишь, да не слушаешь.
— Ладно, считай, что послушалась, — покладисто согласилась я и протянула руку к сумке. — Тогда отдавай.
Альба замялась. Я знала, что дела у них шли не очень хорошо, с тех пор как мой брат больше не мог работать. Её родители не были бедняками, потому Альба получила хорошее приданое, которого хватило бы на пару лет сытой жизни, а если экономить, то и на все десять. Увы, сытой не означало вкусной, позволить себе такую хорошую вырезку они могли только, когда та самая вырезка делала со мной ноги из лавки. Мне же нужно было позаботиться о брате, если мы с Альбой в чём-то и сходились, то только в том, что ему требовалось очень много сил. Долги я отработаю когда-нибудь потом, если мне вообще придётся это делать. Я никогда не брала то, что ещё можно было успеть продать, да и не скрывалась, если бы хозяин захотел завести счёт, чтобы потом предъявить его мне, ему бы ничего не помешало. Но он только кивал и не возражал, возможно, решил, что это бартер за штопанье дыр на рубашках.
