акт одевания вызывать у человека такие муки?
Даже сейчас швея облачала принца в слои шелковой парчи, скрепляя длинные изумрудные одеяния на талии с помощью другой уймы шелка – пояса, усеянного драгоценными камнями, который пришлось прикалывать булавками. И еще больше этого ужасного материала было на горле Камрана в виде полупрозрачного бледно-зеленого шарфа, искусно завязанного узлом. Эта грубая шелковая сетка, словно наждачная бумага, царапала кожу принца.
Рубашка, по крайней мере, была из привычного ему льна.
В один-единственный прискорбный раз Камран ненароком обронил матери, что шелк звучит просто замечательно, и теперь все его вещи были сделаны из этой мерзости.
Шелк оказался вовсе не мягким и удобным материалом, как принц ожидал; нет, то была шумная, отвратительная ткань, которая раздражала его кожу. Хрустящий, жесткий воротник мантии впивался в горло не хуже острия тупого ножа, и принц резко дернул головой, не в силах больше оставаться неподвижным и расплачиваясь за свое нетерпение еще одной иглой в ребро.
Камран поморщился. Боль, по крайней мере, помогала ему отвлечься от зловещего напутствия матери.
Солнце уже садилось, дробя розовый и оранжевый свет через решетчатые окна гардеробной; геометрические перфорации создавали калейдоскоп продолговатых форм на стенах и полу, давая принцу возможность сфокусировать на них сначала взгляд, а затем и мысли. Совсем скоро во дворец начнут прибывать гости, и совсем скоро Камран должен будет их встречать. Точнее, одного определенного гостя.
Как будто страданий этого дня было недостаточно. Новости из Тулана оказались менее печальными, чем того ожидал Камран, и все же они превзошли его опасения.
– Напомни мне еще раз, министр, зачем этого человека вообще пригласили?
Хазан, спокойно стоявший в углу, осторожно кашлянул. Он перевел взгляд с Камрана на швею, и его глаза предупреждающе округлились.
Камран сверкнул глазами в ответ.
Хазан ни в чем не был виноват – умом принц понимал это, – но ум, похоже, больше не имел никакого значения для его истерзанных нервов. Весь день Камран пребывал в злобном настроении. Его раздражало все. Все было невыносимо. Он бросил укоризненный взгляд на Хазана, категорически отказавшегося оставлять принца одного в свете последних новостей.
Министр ответил ему таким же взглядом.
– Тебе нет смысла сидеть здесь, – раздраженно бросил Камран. – Тебе лучше вернуться в свои покои. Уверен, что тебе тоже нужно подготовиться к балу.
– Благодарю вас за заботу, сир, – холодно ответил Хазан. – Но я останусь здесь, рядом с вами.
– Ты преувеличиваешь, – не отступал Камран. – Если тебе и следует беспокоиться о ком-либо, то не обо мне, а ты…
– Мадам, – резко бросил Хазан. – Я должен сопроводить Его Высочество на важную встречу; не будете ли вы так любезны закончить работу в его отсутствие? Не сомневаюсь, что вы сняли достаточно мерок с нашего принца.
Швея уставилась на Хазана; какое-то мгновение она, казалось, не понимала, кто из молодых людей заговорил с ней.
– Очень хорошо, – ответила она. – Это будет просто прекрасно.
Камран сдержал инфантильный порыв пнуть что-нибудь.
С большой осторожностью мадам Незрин сняла с его тела мантию, едва не упав с табурета под весом одеяния в своих маленьких руках, аккуратно подбирая каждую складку булавками.
На некоторое время верхняя половина тела принца осталась обнаженной.
Камран, мало времени уделявший разглядыванию себя в зеркале во время переодевания, ощутил беспокойство, увидев собственное отражение. Зеркало с тремя панелями нависало над ним, демонстрируя те части тела, которые принц редко видел.
Кто-то протянул ему свитер, Камран молча взял его. Он сделал неуверенный шаг ближе к зеркалам и провел рукой по обнаженному торсу.
Нахмурился.
– Что такое? – спросил Хазан, сердитость в его голосе сменилась беспокойством. – Что-то случилось?
– Они изменились, – тихо сказал Камран. – Разве нет?
Хазан медленно подошел ближе.
По традиции ардунианских королей, в день рождения наследника они передавали его прорицателям, чтобы те отметили ребенка нерушимой магией, что навсегда утвердит его законным наследником трона. Этот обычай они переняли у джиннов, чьи правители уже рождались с подобными метками, избавляя свои королевства от любых ложных притязаний на трон. Королевские дома глины сумели найти способ привнести похожую защиту в свои родословные, хотя с течением веков из важной предосторожности это стало скорее традицией – люди давно позабыли, что этот обычай был заимствован у другого народа.
В день своего рождения каждый ардунианский король был отмечен магией, и всех она отмечала по-разному.
Король Заал имел у основания горла созвездие из темно-синих восьмиконечных звезд. У отца Камрана на спине были черные ветвящиеся линии, частично опоясывающие зловещими штрихами все его тело.
И принц тоже был отмечен.
Каждый год своего детства он с ужасом наблюдал, как кожа на груди и животе словно расходится посередине, обнажая в расщелине тусклый блеск золотого листа. Полированный след проступал словно нарисованный, прямо по центру, от впадины горла до основания живота.
Прорицатели обещали, что магия примет окончательную форму к концу двенадцатого дня рождения Камрана, и так оно и случилось. Сверкающие полосы уже давно перестали представлять для принца интерес, сделавшись такими же привычными, как его глаза или цвет волос. Они были настолько неотъемлемой частью Камрана, что он редко замечал их в эти дни. Но сейчас они выглядели иначе.
Расщелина казалась шире, чем прежде, а некогда тусклое золото сияло чуть ярче.
– Я не вижу разницы, сир, – произнес Хазан, глядя в зеркало. – Может, вы ощущаете их как-то по-другому?
– Нет, – рассеянно отозвался Камран, проводя пальцами по золотой части. Рисунок в центре всегда был немного горячее, однако метка никогда не болела и не вызывала странных ощущений. – Но они выглядят… Трудно сказать. Я так давно не обращал на них внимания.
– Возможно, они кажутся иными, – тихо предположил Хазан, – потому что в последнее время глупость затуманила ваш разум?
Камран бросил на министра мрачный взгляд и быстро натянул свитер через голову. Потом огляделся в поисках швеи.
– Не стоит беспокоиться, – сказал Хазан. – Она ушла.
– Ушла? – нахмурился принц. – Но… Разве не мы собирались покинуть гардеробную? Разве ей не нужно было остаться здесь, чтобы закончить работу?
– Воистину. Эта женщина немного спятившая.
Камран покачал головой и рухнул в кресло.
– Сколько у нас времени?
– До бала? Два часа.
Камран бросил на министра взгляд.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я.
– Точнее, о ком вы? – почти улыбнулся Хазан. – Туланский царь сейчас с послом. Он должен прибыть во дворец в течение часа.
– Господи, но я терпеть его не могу, – простонал Камран, проводя рукой по волосам. – У него такое лицо, которое хочется бить ногами, причем долго.
– Это кажется немного несправедливым. Туланский посол не виноват в том, что служит империи, которую все ненавидят. Сам по себе этот господин достаточно мил.
Камран резко обернулся к министру.
– Очевидно, что я говорю о царе.
Хазан нахмурился.
– О царе? Сайрусе, вы имеете в виду? Я не знал, что вы встречались с ним раньше.
– Нет. Я еще не имел подобного удовольствия. Но заранее предполагаю, что у него лицо, которое
