сблизиться с ним. И сейчас он получит неопровержимое этому доказательство.
— А если он знает, что мы — агенты имперской разведки? — резко возразила я. — Он может заподозрить, что это лишь изящный ход, и тогда все мои усилия будут насмарку!
— Так убедись, чтобы этого не случилось, — голос Рэя сделался ледяным.
Потом он вздохнул.
— Если он знает, тем лучше. Он прекрасно представляет, как много для тебя значит твоя мечта быть агентом. Если Маркус поймёт, что ты отказываешься от неё, что ты разочаровалась в ней и во мне и выбрала татуировку для него и ради него, у него не останется сомнений. Подобных жестов не делают просто так.
Вновь наступила тишина. Крылья ночной птицы мелькнули над деревьями, зелёная клейкая листва пахла упоительно, и в другое время я наслаждалась бы этой ночью. Но сейчас я всё глубже погружалась в чёрное отчаяние.
Потому что неотвратимо близился момент, когда я потеряю всё.
— Татуировка не обязательна, — мой голос вновь дрогнул. — У меня более чем достаточно шансов убедить отца, что я на его стороне. Он откроется мне и без этой руны. Я узнаю его имя и так.
Рэй устало посмотрел на меня:
— Я не знаю точных шансов, Фаэль. Возможно, без этой руны шансы его убедить — семьдесят из ста, а с руной — восемьдесят. Возможно, восемьдесят девять без руны, а с руной — девяносто. Но я не могу пренебречь даже одним шансом из ста, если этот шанс будет означать разницу между проигранным делом всей моей жизни и величайшей тайной империи в моих руках.
Я открыла рот, но Рэй прервал меня:
— Я знаю, что рискую навсегда потерять твоё расположение. Знаю, что твои шансы перейти на сторону отца только что взлетели. Но ты не представляешь, какой кредит доверия ты получишь от него, приняв эту руну, Фаэль.
Он помолчал.
— И от меня.
— Скорее, — сдавленным голосом сказала я, — я буду агентом, ценность которого измеряется одним-единственным заданием. Критически важным для всей империи. Но лишь одним.
Наши с Рэем взгляды встретились.
— Да, — просто сказал он.
Я закрыла глаза. Я служила империи. Я всю жизнь мечтала служить империи.
Но даже в страшных снах я не представляла, что буду служить ей — так. Получив вечное клеймо непригодной к настоящей службе и оставшись с Рэем в роли… комнатной собачки? Любовницы? Да и надолго ли это будет? «Пока я хочу, чтобы ты оставалась…»
Вряд ли на всю жизнь. Вряд ли даже на год.
— Зачем ты делаешь это со мной? — прошептала я. — Ведь ты своими руками толкаешь меня в объятья отца, на его сторону. Заставляешь ненавидеть тебя и имперскую разведку.
— Или проверяю твою верность империи, — произнёс Рэй ровным голосом. — Ты знаешь, что свою проверку я выдержал. Осталось лишь увидеть, выдержишь ли ты.
Рэй привстал. Сел на траву, пододвинулся ко мне — и наши лица оказались вплотную друг к другу.
— У тебя час на раздумья, — прошептал он мне в лицо. — Заняться с тобой любовью, чтобы помочь выбрать?
Я задохнулась. После всего, что он сказал? После того как фактически уничтожил меня, лишив меня будущего, чтобы сделать более лакомой приманкой для отца?
Я размахнулась и изо всех сил ударила Рэя по щеке. Коротко, без замаха, ударила второй ладонью. Третий удар он перехватил, сжав оба моих запястья.
Я ненавидела его в эту минуту. И восхищалась его планом. Будь я на месте Рэя, знай я, как я близка к тому, чтобы исполнить мечту всей жизни, поймать главного врага, из-за которого в безумие скатился весь мой род, из-за которого я потеряла всё… Я поступила бы точно так же. Зеро поступил бы точно так же. Любой профессиональный агент разведки, не колеблясь, начертал бы мне приговор.
И я должна была его принять. Я и имперская разведка — одно. Во всём. Я имперский агент, и это включает в себя любые жертвы. Союз беззаветный и несокрушимый, более крепкий, чем брак, более интимный, чем раскрытые ноги женщины, более откровенный, чем последний разговор близких друзей. И более жертвенный, чем любовь отца к ребёнку в колыбели.
Наши взгляды с Рэем вновь встретились. Он знал это. Знал, как и я.
Я коснулась щеки Рэя. Ласково, почти нежно.
— Да, — прошептала я. — Да.
И он понял, на какой вопрос я отвечаю.
Его губы накрыли мои, и больше не было слов. Лишь золотое сияние, окутывающее нас, предвестник боли и острого, пронзительного чувства потери, что должны были накрыть меня на алтаре мастера-татуировщика совсем скоро, когда тот заклеймит меня — и сделает неуязвимой.
Отец будет знать, что я сама выбрала эту руну, и решит, что я выбрала свободу, а не службу империи. Выбрала его, не Рэя.
…Вот только когда отец наконец шагнёт мне навстречу, открывая мне свою тайну, а я выдам её Рэю, я стану такой же предательницей, как он. Бывший принц Дрэйг, последний из великой династии Драго.
Я думала об этом, пока Рэй раздевал меня и укладывал на влажную ночную траву, целуя грудь и руки. Мы оба думали об одном и том же, не отрывая глаз друг от друга. И, как ни странно, в эту минуту мне не нужно было ни утешения, ни заботы, как и Рэю не нужно было моё прощение. Просто каждый из нас знал, что другой рядом.
— Я никогда не прощу тебя, а ты никогда не доверишься мне, — хрипло прошептала я. — Но то, что между нами… имеет значение.
Рэй коснулся моего виска:
— Ты имеешь значение, — прошептал он. — Я за тебя отвечаю. Впрочем, теперь ты на законных основаниях сможешь от меня убежать.
— И ты меня никогда не догонишь.
— Факт.
Я засмеялась, захлёбываясь смехом, который был больше похож на рыдание. Но Рэй вновь поцеловал меня, и осталось лишь наслаждение, пряное и будоражащее, как аромат ланолии в подземном саду. Совершенно раздетая, я подчинилась ему, и руки Рэя удерживали меня властно и крепко, пока мы двигались в едином ритме. На невидимых качелях долга, который я готова была заплатить, и вечности, которая была так близко.
Только протяни руку.
Каждая руна-татуировка — это священнодействие. А наложение легендарной руны — и вовсе ритуал, уходящий корнями во времена, когда сидды оборачивались драконами, и каждый, умирая, оставлял за собой гробницу, полную тайн и сокровищ.
Обнажённая, я лежала на камне ничком, ощущая, как потоки энергии покалывают тело от затылка до самых пяток. Каменный стол алтаря, стоявший здесь уже тысячи лет, возвышался в десяти шагах от
