нажимает на рычаг, и криков становится больше. Те немногие, кто остался жив, больше не станут нас беспокоить. Теперь мы превосходим их числом.
– Миандра, 16 лет
Глава тридцать восьмая. Кази
Я устроилась у окна в комнате Синове, прижав к шее мешок со льдом, как велел целитель, и подтянув колени к груди. Отсюда открывался прекрасный вид на раскинувшиеся сады и массивные дома. Они возвышались словно короли на тронах, пронзая мандариновое небо шпилевидными коронами.
Прямо над ними ленивыми полосами клубились тонкие облака, отчего великая крепость казалась не столько суровым каменным воином, сколько теплым убежищем. Я устала. У меня все болело. Убежище – это все, чего я хотела.
Красота дополнилась волшебством, когда по небу пронеслось темное облако. Летучие мыши. Тысячи, может быть, миллионы мышей, летящих куда-то. Сумерки сверкали на их крыльях, как искры молний во время урагана. Джейс рассказывал, что горы Моро изобиловали пещерами. Некоторые из них были настолько велики, что могли вместить весь Дозор Тора. Теперь я знала, что там обитали и летучие мыши.
«Идите посмотреть», – хотела позвать я, но Рен сидела в кресле с закрытыми глазами, перебирая пальцами мягкий халат. Синове нежилась в ванне, удивляясь, что горячую воду можно было получить одним поворотом ручки.
– Как они это делают? – спросила она.
Я рассказала, что объяснила мне Олиз. На крыше стояли цистерны с подогревом. Горы, возвышавшиеся за крепостью, обеспечивали достаточное количество воды. Синове наклонилась, подливая горячую воду и воркуя от наслаждения, затем снова легла на спину.
Я изучала ее, удивляясь молчанию. Ее руки лежали за головой, а большим пальцем ноги она играла с капающей из крана водой. Любопытно, что она до сих пор не упомянула Эбена. Ни разу. Его последние слова должны были ввергнуть ее в многочасовые догадки. Всего несколько недель назад она по нему сохла. Теперь же, казалось, они была больше увлечена горячей ванной, чем удивительной новостью – Эбен и Натия не выдавали себя за мужа и жену. Они были женаты.
Пока я размышляла о Синове, Рен удивила меня, сказав:
– Я понимаю, почему Натия презирает капитана. Он еще хуже, чем Комизар.
– Почему? – спросила я. Не могла и представить себе никого более презренного, чем он.
– Комизар был беден, как мы, и знал, что такое ничего не иметь, а у капитана было все – престижное положение в Морригане, место в кабинете министров, богатство, власть, но ему этого было мало. Кроме того, он отличался жестокостью. Когда королеву ранили…
– Нет, – отозвалась Синове.
Мы с Рен подпрыгнули. Мы повернулись, чтобы посмотреть на нее, не понимая, что она имела в виду. Синове лежала в ванне, а ее глаза отрешенно смотрели в потолок. Я сомневалась, что она вообще нас слушала.
– В тот день на площади против нас ополчились губернаторы и стражники, – продолжала она. – Вот кто был самым презренным.
Синове, казалось, вернулась к давнему воспоминанию, но затем моргнула, будто удивляясь, что произнесла вслух эти слова. Каждый из нас хранил воспоминания о чем-то ужасном, но мы об этом молчали. Мы обходили края, заделывали трещины, помогали перепрыгнуть проломы, но никогда не раскрывали свои кошмары.
Она моргнула, улыбнулась, словно это могло вычеркнуть последние несколько секунд из воспоминаний, затем села в ванне.
– Значит, вы не хотите рассказать об Эбене и Натии?
Рен запнулась.
– Мы… мы не знали…
– Для нас это тоже неожиданность, – добавила я.
Синове выдохнула.
– Я это предвидела. Это же логично. Теперь мы точно знаем, что они это делали.
«Думаю, да».
Рен вздохнула.
– Значит, нам больше не придется поднимать этот вопрос.
Синове встала, вылезла из ванны, обернувшись полотенцем, и подошла к гардеробу, рассматривая свежую одежду, присланную Вайрлин. Син комментировала каждую вещь, размышляя о многом: будем ли мы есть в столовой; будет ли там Мэйсон; что приготовят на ужин; о странностях Белленджеров; не станут ли они возражать, если она съест последний шарик козьего сыра. Синове снова стала Синове.
– Вайрлин поблагодарила меня за то, что я помогла ее сыну. Я помогла ей. Да, я спасла его задницу. Но это…
– Бальзам, – вспомнила я, указывая на флакон, переданный целительницей.
Рен встала и взяла банку со стола.
– Я помогу.
Я снова прислонилась к стене, завороженно глядя на светящиеся сады, слушая, как Рен приказывала Синове не двигаться. Ее ворчание вызывало улыбку, благодарность за то, что мы живы. За то, что Джейс жив. Все, о чем я думала сегодня, скача на Мийе галопом, это о важности каждой секунды. Секунды способны многое изменить. Они могут стереть один путь и направить другой дорогой.
– Что там? – спросила Синове, поглаживая рукой затылок.
– Ничего страшного. – Рен смахнула руку Син. – Ничего, кроме лысины.
Никто из нас не сказал Синове, что небольшая часть ее прекрасных медных локонов стала жертвой ножа. Прическа замаскирует это, пока не отрастут новые волосы, и Рен, похоже, уже справилась с этой задачей.
Веки потяжелели, пока я наблюдала за бурлящим фонтаном в центре сада, но затем что-то нарушило мое мечтательное спокойствие – резкое движение. Я повернулась и увидела, как по ступенькам Даркхома торопливо поднялась фигура и быстро исчезла внутри. Я села, не понимая, что только что увидела.
Он был высоким, с квадратными плечами, но с большого расстояния у меня не получилось разглядеть черты его лица. Меня насторожила спешка и то, как он оглянулся на сад, прежде чем проскользнуть внутрь. Может, он боялся, что собак скоро спустят? Или испугался чего-то еще?
– В чем дело? – спросила Рен. Мое легкое движение привлекло ее внимание.
– Кто-то вошел в Даркхом, – ответила я.
– Может, служащий?
– Возможно. Но он был высоким и с квадратными плечами.
Именно так королева описала капитана.
Синове, вскочив с кресла, бросилась к окну.
– Какого цвета были его волосы?
– Мне показалось, что белые. Но отсюда трудно сказать. Все залито оранжевым светом.
– У капитана волосы черные, – сказала она.
Рен присоединилась к нам у окна, осматривая территорию острым взглядом.
– Шесть лет прошло – цвет волос мог поменяться.
* * *
Когда я торопливо поднималась по ступеням Даркхома, в груди у меня будто билась пойманная птица. Тучи над головой сгустились, стали грозными. У меня оставалось не так много времени до наступления ночи и спуска собак. Я прислушалась у двери, прежде чем приоткрыть ее. Меня встретила тишина, но стоило шагнуть внутрь, я ощутила запах.
Вино? Пот? Спертый воздух?
Но почему в прошлый раз я ничего не почувствовала?
Сквозь завешенное окно пробивались тонкие лучи света – это единственное, что помогало ориентироваться в кромешной
